И вот такого замечательного кормильца, поильца, оберегальца и вообще создателя рая земного унижают и обзывают как последнего негодяя, обокравшего сотню старушек ради покупки нового «мерседеса» для своей любовницы. Ситуация сложилась очень неприятная, и Забодалов не придумал ничего лучшего, чем притвориться мирно дремлющим на стуле электриком, не слышавшим ничего, что только что было сказано в адрес его уважаемого начальника. Но любопытство и желание увидеть реакцию Хотело на вызывающее поведение Венеры все-таки оставило один глаз немного приоткрытым. Лица завхоза видно не было, так как он стоял спиной к Забодалову, и можно было только догадываться, какая буря негодования проносится сейчас по чисто выбритой поверхности между ушами. Но после того, как звук закрывающегося забодаловского рта нарушил угрожающую тишину, Хотело совершенно спокойно, как будто его каждый день называют парнокопытным склеротиком с ослиными ушами, сказал: «Не сердись, милая, и не кричи так громко, а то разбудишь Забодалова, который сейчас видит сон про то, что он выиграл в лотерею сто миллионов, купил часть суши со всех сторон омываемую Тихим океаном, сидит там под пальмой и придумывает конституцию своего острова». Адаму стало не по себе, потому что он недавно действительно видел такой сон, который кончился тем, что, создав законы для совершенно свободных и независимых людей, он не смог набрать желающих стать жителями острова для регистрации его в ООН как независимого государства. «Ничего страшного, – успокаивал себя Забодалов, пытаясь усилить естественность своего дремания вялым посапыванием, – это, наверное, очень распространенный сон, а может, вообще просто совпадение. Странно другое, что все это время он даже не повернулся в мою сторону, а точно знает, что это я, да еще что я сплю».

– А знаете, Забодалов, если вы сейчас проснетесь, я сделаю вам очень заманчивое предложение, от которого человеку разумному, коим вы являетесь, отказаться будет очень трудно, – сказал Хотело, по-прежнему стоя к Адаму спиной.

– А? Что? Где? – попытался изобразить неожиданное пробуждение Забодалов. – Извините, Александр Леонидович, меня тут вызвали, я ждал, вот и задремал…

– Не извиняйтесь, для большинства людей сон – это лучшая часть жизни, и для них главное вовремя заснуть, хотя для вас, я думаю, важнее вовремя проснуться, – продолжил, не поворачиваясь к Адаму Хотело, – так вот, я хочу предложить вам работу. Работа не сложная, связанная с обслуживанием электрооборудования, и для специалиста вашего уровня не составит никаких трудностей. При этом денег предлагается в десять раз больше, чем в этой больнице, плюс приличные премии по итогам работы за год. Я на этом предприятии являюсь главным акционером, поэтому моя рекомендация не подлежит обсуждению. Не скрою, что нам нужны такие толковые молодые специалисты, которые не только прекрасно делают свое дело, но и обладают, как вы, высоким уровнем интеллекта…

О, где вы, Эзоп, Крылов и Лафонтен?! Куда делись ваши бессмертные творения, высмеивающие человеческие слабости и пороки? Почему ваши тексты не пишут на стенах домов, не бросают в почтовые ящики не передают по телевизору вместо известий об успешном совокуплении каких-нибудь знаменитостей? Может быть, потому, что слово слишком слабое оружие в борьбе против глупости? Но если не слово, то что тогда? Не брать же в руки сковородку! Уж сколько раз твердили миру, да только все не впрок… и хвалебная песнь про умного Забодалова быстро сделала свое дело, придушив всю критику и аналитику талантливого, как оказалось, укротителя розеток и выключателей.

С лестью бороться очень трудно, потому что она имеет союзника внутри каждого человека, и этот внутренний предатель не бунтует и не организовывает заговоров, а всего-навсего тихо шепчет: «А ведь они правы, ты действительно умнее и талантливее многих, и если они это понимают, надо быть вместе с ними, а не с теми, кто считает тебя неудачником и посредственностью». И хотя Забодалов не любил принимать необдуманных решений, убедительность и льстивость хотеловской речи сделали свое дело.

– Вы знаете, – сказал он, – я, в принципе, готов к чему-то новому и интересному в работе, тем более что финансовая сторона вопроса выглядит весьма заманчиво, и могу прямо сейчас решить все организационные вопросы, – и кивнул на дверь кабинета Архангельского.

– Все вопросы с больницей я беру на себя, засуетился вдохновленный забодаловским согласием завхоз, впервые повернувшись лицом к Адаму. – Но все дело в том, что вам надо прибыть на место уже через сорок минут, иначе даже я ничего не смогу сделать, поэтому берите мою машину и гоните быстрее, водитель знает, куда ехать.

– Ну, хорошо, я готов, «карету мне, карету», – продекламировал Забодалов.

Предстоящие изменения в жизни несли с собой пару приятных перспектив: не надо было получать взбучку от главного по поводу кудрявовской лысины, и многократная прибавка денег сулила небольшое увеличение независимости от них. Голос тоже не проявлял никаких признаков озабоченности по поводу перемены места работы, поэтому всю забодаловскую голову заполнили только две мысли: сколько конкретно будут платить и что конкретно надо делать. Особый азарт в ситуацию добавляло то, что вопрос можно было решить прямо сегодня, и завтра уже проснуться новым человеком на новом месте, в новой должности. По сути, Забодалов останется прежним, изменится только ситуация вокруг него, но в субъективном восприятии изменится целый мир, состоящий из обязанностей и возможностей и в глазах окружающих, изменится сам Забодалов, всего-навсего сменивший запись в трудовой книжке и количество нулей в ведомости о зарплате… Но философия была быстро задвинута на потом, и, кроме радужных перспектив, только два маленьких червячка сомнения копошились в глубине души. Во-первых, можно было лишиться возможности видеть Богданову, а во-вторых, что менее важно, почему этот всемогущий добродетель, очень много чем владеющий и много чего контролирующий, до сих пор сидит на должности завхоза в психиатрической больнице и, судя по всему, не собирается никуда уходить. Второй червячок оказался совсем слабым и вялым, а первого утихомирило то, что превращение просто сытого Забодалова в Забодалова с финансовыми возможностями добавило бы недостающей уверенности в общении с доктором Богдановой. Он уже встал со стула и хотел бежать на проходную, где стоял «мерседес» Хотело, но из-за спины завхоза выглянула Венера и начала корчить страшные физиономии, изображая что-то рогатое с выпученными глазами и постоянно проводя большим пальцем по горлу. При этом она все время показывала на дверь Архангельского и грозила Забодалову кулаком. «Рожки», приставляемые Венерой поочередно то к своей голове, то к голове ничего не подозревающего завхоза, не произвели на Забодалова должного впечатления, а вот указание на дверь кабинета было явным обвинением в попытке трусливого бегства. Время принятия решения измерялось секундами, Хотело уже звонил водителю и давал какие-то инструкции, и, чтобы немного разобраться в своих чувствах, Забодалов задал совершенно естественный и безобидный вопрос:

– Интересно, а что же все-таки это за работа, если за нее платят в несколько раз больше?

– Да на бойне, при мясокомбинате, – выпалила Венера, как будто спрашивали именно ее, и еще раз провела большим пальцем по горлу. Этот жест показался Забодалову полетом серпа ниже пояса, и он, в надежде на опровержение, посмотрел на Хотело. Красивое лицо завхоза почти не изменилось, разве что немного опустились уголки рта и образовалось несколько морщин, но весь он стал похож на разъяренного удава и, ни слова не сказав Забодалову, стал медленно поворачиваться к Венере. Это означало, что опровержения не будет, и уже щекочущее воображение десятикратное увеличение жалования останется в воспоминаниях огромной рыбой, в последний момент соскользнувшей с крючка. Принять предложение Хотело было совершенно невозможно, Забодалов был вегетарианцем, и никакие деньги не могли заставить его работать на бойне.