— Почему я не могу на тебя смотреть?! Обнимать.

— Потому что первый раз, дурочка. Нужно аккуратно. Или хочешь, чтобы я твои ноги на плечи закинул и в попку долбил?

— Необязательно так пошло, Бекетов.

— Именно так и получится, — обещает.

Его пальцы внезапно пропадают совсем, находят мои руки, накрывая, зажимая в замок.

Большое тело Бекетова накрывает мое, чувствую, какая у него мокрая грудь и автоматически облизываю губы, как если бы трогала его всюду губами, слизывая капельки пота.

— Сейчас…

Губы Бекетова находят мочку, посасывая. Своим частым дыханием он загоняет в меня поток жара, отключающего на миг, но потом…

— О-о-ох…

Давление члена намного больше и тяжелее, чем его пальцы.

— Я осторожно. Не зажимайся, Анна-Мария.

Мягкие поцелуи меня отвлекают, нивелируют тяжесть и раскалённость органа, вонзающегося по сантиметру.

Я поскуливаю то ли от жгучей наполненности, то ли от жара, который возрастает сильнее, чем я успеваю разобрать эмоции по молекулам.

— Как ты?

— Еще! — делаю движение бедрами, подмахнув.

— Ненасытная! — с глубоким рыком делает последний толчок, занимая меня целиком.

Полностью.

Его член глубоко во мне.

Боюсь пошевелиться.

— Тише, привыкни, — шепчет, целуя.

— Кого ты уговариваешь? Меня или себя? — едва ворочая языком.

Грудь Бекетова колышется от глубокого смеха.

— Ты даже не представляешь, как долго я этого хотел. Поэтому не провоцируй меня. Не то сорвусь и не смогу остановиться.

— Обними крепче.

Мурлыкаю от кайфа близости и такой откровенности, когда нет ни одной границы и даже последний барьер взят.

Больше скрывать нечего. Скрываться тоже. Я как прочитанная книга.

— Больше не могу ждать.

С этими словами он начинает двигаться, сначала очень медленно.

Он меня прочитывает с легкостью, понимая к чему и когда я оказываюсь готова. Чувствует даже лучше меня.

Может быть, поэтому он так мне необходим, чтобы не захлебнуться с головой в океане чувств?

Бекетов чутко улавливает мое настроение и готовность, двигаясь быстрее и глубже вгоняя в меня член.

Начинаю забываться, растворяться в этих ощущениях — в коконе защиты и горячей ласки.

Но хочется еще и еще…

Отдаюсь ему бездумно, выгибаюсь сильнее, алчно дышу спертым, горячим, как кипяток, воздухом, начиная покрикивать.

Глеб движется жестче, взвинчивая удовольствие до предельных высот, раскаляет меня.

Тело становится оголенным проводом, куда ни притронься — везде хорошо. Секунда до взрыва…

Начинаю теряться, не чувствуя под собой кровать, пропускаю момент, когда темп Бекетова становится отрывистым и безумным.

Мне просто хорошо, слишком хорошо…

— Ты моя…

Финальным толчком и горячим выбросом, громким стоном Бекетова меня просто размазывает. Растекаюсь по простыне горячей лужицей, не в силах собраться, чувствовать себя иначе.

Присвоенная, отлюбленная до потери пульса…

Марианна

Просыпаюсь от звуков, с которыми кто-то расставляет посуду. Некоторое время просто лежу в постели, пытаясь проснуться.

Меня неуклонно тянет в сон, я засыпаю и просыпаюсь трижды, прежде чем смогла окончательно заставить себя вырваться из объятий Морфея.

Шевелю ногами. Кажется, могу встать… Глеб трахал меня ночь напролет и угомонился, только когда начало светать. Я боялась, что его рана еще раз откроется, и на этот раз фатально, а мое сердце просто лопнет, от переизбытка оргазмов.

Но кажется, мы оба живы, и нас не нашли в постели, затрахавшимися до смерти.

Однако ноги до сих пор сводит дрожью, и все тело ноет от крепких мужских объятий. Душ окончательно приводит меня в чувство и уничтожает остатки сна, потому что вода совсем ледяная.

— Прости, я дрыхла как убитая, — появляюсь на кухне с этими словами.

Глеб сидит на полу, разглядывая какую-то карту. Услышав меня, поднимает льдистый взгляд, пристально осматривает.

— Ну вот, вполне себе крепко стоишь на ногах. Зря боялась, что ноги не сдвинешь, — ухмыляется, поправляет ширинку. — Еще один заезд?

— Не подходи ко мне с такими предложениями до послезавтра, озабоченное животное.

— Вот, значит, как. Но ночью ты орала: еще хочу!

Краснею, уткнувшись взглядом в свои пальчики с бордовым педикюром.

— Беременность творит чудеса. Я ничего не помню.

Глеб легко поднимается, сворачивает карту и целует меня в макушку.

— Почему бы тебе не признаться, что ты от меня без ума?

Живот булькает.

— Я голодная, — объясняю с улыбкой.

— Вечно проблемная, вечно голодная. Кормить тебя — задача не из легких. Что я в тебе нашел?

— Очевидно, что-то нашел. Иначе бы не трахал меня так горячо, находясь при смерти.

— Я не находился при смерти. Риск — часть моей работы. Я отдавал себе отчет, что поспешив, могу получить ранение. Так и произошло, ничего необычного.

Глеб подталкивает меня к столу, ставит на него тарелку с панкейками, наливает чай.

— Приятного аппетита.

— Ты готовил мне блинчики?

Глеб кивает.

У меня на глазах закипает горячая влага. Я готова разреветься в три ручья от вида корявых, чуточку пережаренных блинчиков.

Это так заботливо и неожиданно со стороны Бекетова!

— Я не знала, что ты умеешь готовить.

— Кое-что умею, а ты?

— Тоже умею. Гречку отварить, курочку… Яичницу пожарить. Голодным не останешься, — нахваливаю себя. — Твой любимый торт захер я приготовить не смогу, но думаю, ты меня у Максима похитил не за умение варить борщи.

— Не парься. Я никогда не любил борщи.

Откусываю блинчик без всяких сомнений. Уверена, Глеб ничего не перепутал и здесь нет ничего вредного для меня.

— Вкусно, Глеб. Ты просто мужчина мечты. Но чего-то не хватает…

Поднявшись, разглядываю скудное содержимое холодильника. Но все же нахожу то, что искала. Глеб с некоторым изумлением смотрит, как я щедро размазываю горчицу по пышному блинчику.

— Ты же в курсе, что эти блинчики едят с сиропами, вареньем или сгущенкой? Из разрешенного для тебя в холодильнике есть абрикосовый джем.

— Нет, все в полном порядке. Так вкусно! — жмурюсь от удовольствия. — То, что надо. Попробуешь?

Глеб смотрит на меня, словно я предлагаю ему яд. Но потом все же откусывает.

— Вкусно же, да?

— Главное, чтобы тебе было вкусно, Анна-Мария.

Утро мирное, на сердце спокойно. Даже убогая квартирка с окнами, заколоченными фанерой, кажется прекрасной. Секс творит чудеса? Или просто прав тот, кто говорит, что с любимым рай и в шалаше?

Воспользовавшись тем, что Глеб переводит взгляд с моих губ на крошечный просвет в окне, размышляя о чем-то, перебираюсь к нему на колени, нырнув под руку.

Бекетов крепче прижимает меня к себе, я продолжаю завтракать, он многозначительно молчит, держит крепко.

Идеальное утро…

— Я хотела бы узнать, какие у тебя планы в дальнейшем, Глеб.

— Сегодня выдвинемся. Навестим твоего муженька. Это первое и самое важное.

— Отлично, а потом?

— Потом я найду для тебя укромное место.

— Какая-нибудь дыра вроде этой? — беспокоюсь.

— Нет. Там будет комфортно и безопасно. За тобой станут приглядывать. Пока я не решу остальные вопросы.

— Очевидно, где-то в этом решении вопросов затерялся вопрос с твоим браком, — решаю не прятаться, а сказать прямо, как есть.

По сути, мы оба в браке. Смешно, я не ощущаю себя замужней, и Глеб ведет себя как ни в чем не бывало.

— Тебе стоит беспокоиться лишь о беременности и не волноваться напрасно о другом.

— Но ты же разведешься! Или нет… Сам станешь вдовцом?

— Ты слишком много фантазируешь, — поднимается с места. — Я пойду, разведаю обстановку.

— Мы скоро выезжаем? — едва не подпрыгиваю.

— Скоро. Но у тебя в запасе достаточно времени, чтобы собраться без спешки и волнений.

Глеб пересаживает меня на другой стул, цепляет пачку сигарет с подоконника, целует в макушку.