Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Близится час, — размышлял он, — когда он возненавидит ее, а от ненависти до презрения один шаг».

Действительно, Арман начал упрекать баронессу; он со злобой и ревностью произносил имя графа Степана, а она опускала голову, думая при этом о своем сыне.

«Через неделю, — сказал себе однажды вечером полковник, — мой сын разлюбит эту женщину…».

И он был прав. Арман вспомнил все, что он слышал о баронессе; ему не для чего уже было рассказывать о том, что произошло в Керлоре; он презирал ее.

— Сударыня, — сказал однажды полковник баронессе в то время, когда Арман дремал, — вы только наполовину исполнили вашу обязанность.

Она вздрогнула.

— Это еще не все, — продолжал он, — необходимо, чтобы мой сын разлюбил вас. Он должен от вас самой узнать всю вашу прошлую жизнь.

— О, никогда! — вскричала она.

— В таком случае, — холодно произнес полковник, — вы никогда не увидите вашего сына.

Баронесса опустила голову, и слезы блеснули в ее глазах.

— Я повинуюсь, демон! — прошептала она.

Когда Арман проснулся, она встала на колени перед ним и сказала:

— Хотите, мой возлюбленный, чтобы мы удалились на край света, чтобы скрыть там наше счастье?

— Зачем? — спросил он нетерпеливо.

— Потому, что я хочу быть всегда и всюду с вами… тогда как в Париже…

— Ах, — сказал Арман с ревнивым гневом, — вы боитесь, конечно, скомпрометировать себя со мною, как с графом? Она опустила глаза и прошептала:

— Я не хочу, чтобы вы краснели за меня…

— Почему?

— Потому, что теперь всему Парижу известно о моем поведении…

И так как полковник, спрятанный за занавеской, устремил на нее повелительный взгляд, то она во всем призналась Арману.

Арман холодно выслушал ее, не прерывая, и по мере того, как она говорила, в нем происходила реакция, и отвращение, поднявшееся в его сердце, вырвалось наружу.

— Сударыня, — сказал он ей, когда она кончила свой рассказ и повторила свою просьбу уехать вместе с нею из Парижа, — идите к себе, и позвольте мне подумать до завтра. Я напишу вам.

На другой день действительно слуга из Шальо принес письмо баронессе Сент-Люс. Но оно было не от Армана, а от полковника и состояло всего из двух строк:

«Мой сын разлюбил вас; он никогда больше не увидится с вами. Вернитесь в Керлор: там вы найдете вашего ребенка».

Несколько дней спустя к полковнику явился де Ласи.

— Дорогой полковник, — сказал Гонтран, — можете вы дать мне отпуск?

— Зачем?

— Я поеду путешествовать.

— Вы больны?

— Боюсь, что это так.

— Куда вы поедете?

— В Германию.

Гонтран дал себе клятву порвать с ассоциацией. Им овладели наконец угрызения совести.

— Поезжайте, — сказал полковник, — вы оказали нам достаточно услуг. Теперь отдохните.

Вечером маркиз Гонтран де Ласи действительно уехал через Страсбург, проехал по Рейну и остановился в местности, прилегающей к Шварцвальду. Два года прошли, а члены ассоциации не имели о нем никаких вестей.

Гонтран искал душевного покоя и забвения в зеленых долинах Баварии, представляющих собою для больной души как бы оазис в огромной пустыне, которую называют вселенной.

Часть III. ДАМА В ЧЕРНОЙ ПЕРЧАТКЕ

I

«Давно уже я не брал в руки пера, чтобы прибавить новую страницу к печальному дневнику моей жизни… Причина тому весьма простая: я уже давно перестал страдать и уже с год мне кажется, что все прошлое было не более как дурной сон.

Прошло два года с тех пор, как умерла Леона, два года страшное кровавое общество, с которым меня связывает клятва, оставляет меня в покое. Оно ничего не потребовало от меня: ни услуги шпагой, ни содействия в качестве обольстителя. Они более не нуждаются во мне… Ах, если бы они забыли меня!..

О, как ужасен был ряд событий, наступивших одно время в моей жизни; нога моя поскользнулась на кровавом пути преступлений, куда завела меня моя странная и роковая любовь!..

Бледные и мстительные тени генерала де Рювиньи и Октава де Верна часто садились у моего изголовья во время длинных бессонных ночей; часто я хотел пронзить себя той опозоренной шпагой, которая сделалась орудием убийцы… Но в тридцать лет жизнь так прекрасна!.. Притом я забыл отвратительное создание, которое звали Леоной, а когда забудешь женщину, которую любил и из-за которой страдал, то цепляешься за жизнь еще крепче, чем прежде.

Когда сновидение, полное печальных образов, прекращается, когда сердце, долгое время охваченное позорною страстью, разрывает наконец свои оковы, снова начинаешь находить, что солнце лучезарно, воздух тепел и благоухают, деревья зелены, а вся природа в праздничном настроении. Кажется, что все улыбается вокруг нас, и мы чувствуем потребность в новой любви, но уже святой, в противоположность первой, позорной и преступной.

Полковник дал мне бессрочный отпуск. Я путешествовал. Провел два года на севере Европы, в Швеции, Норвегии, Германии, России. Путешествие — лучший целитель. Страшные ночные призраки мало-помалу исчезли, и мне кажется, что Бог простил меня, видя мое раскаяние.

Затем я вернулся.

Полковник не подавал мне признака своего существования. Они забыли обо мне…

Я проехал через Париж, как проезжают ночью место, пользующееся дурной славой, быстро и не останавливаясь; я пробыл всего три дня в замке у барона де Ласи и приехал в Вибрэ, к своему бретонскому дядюшке, господину де Фруадефону… Ах, отчего я не приехал сюда тремя годами ранее!.. Образ Жанны так наполнил бы мое сердце, что роковой и пронизывающий взгляд Леоны не мог бы проникнуть туда и пробудить смятение, стыд и угрызения совести!..»

II

«Я назвал имя Жанны. Я впервые написал его, хотя вот уже два месяца, даже более, постоянно шепчу его…

Жанна де Фруадефон, моя кузина, прекрасна, как произведение Фидия; у нее ум великой артистки, а сердце девственно, как у святой. Жанна даст рай, бесконечное блаженство человеку, которого назовет своим мужем!.. Боже мой! Боже мой! Как сильно бьется мое сердце!»

III

«Сентябрь навевает грусть на нашу Вандею. Розовый вереск освещен солнцем и наполняет воздух приятным, нежным ароматом; луга все еще зеленеют, а огромные леса полны веселого шума. В чаще раздаются резкие и в то же время грустные нотки охотничьих рогов. Вчера мой дядя и я охотились на кабана. Жанна была с нами… Мы скакали рядом в течение нескольких часов, и я был самым счастливым человеком в мире.

О! Ужасное, кровавое прошлое, мстительные призраки людей, которых я отправил в могилу!..»

IV

«Нет, я недостоин Жанны!

Я желал бы, если бы я остался чистым, сделаться мужем Жанны. Какое блаженство! Ах! Люди, осмеивающие семейные радости и предпочитающие угрюмое и холодное существование холостяка, этого бездомного бродяги, не знают, какое безграничное блаженство могут дать нам в супружеской жизни некоторые женщины.

Если бы Жанна была моей женой, то я обнял бы весь мир.

Как прекрасна была она вчера в своей зеленой суконной амазонке и в шляпе с белым пером, из-под которой спускались прихотливые локоны ее длинных белокурых волос! Как грациозно она управляла лошадью, с каким воодушевлением захлопала в ладоши, когда выскочил зверь, окруженный остервеневшими от ярости собаками!»

V

«Сегодня Жанна гуляла со мною под руку по старому, тенистому, покрытому мхом парку, в котором солнце, пробиваясь сквозь листву, освещало траву, которую мы топтали ногами. Мы сели на дерновую скамью наверху небольшого холмика, откуда открывается вид на долину и деревню. Наступал вечер; воздух был тепел, ветерок чуть веял. Жанна так доверчиво склонилась ко мне на плечо, что я невольно вздрогнул… Неужели она любит меня?..

Мой дядя, барон де Фруадефон, если бы Жанна полюбила меня и я был бы достоин ее, быть может, был бы доволен нашим союзом… Но преградой служит мое прошлое! Оно грозно встает предо мною, как призрак, простирает ко мне руки и говорит:

86
{"b":"7741","o":1}