Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— О, простите меня, сударыня, вы добры… вы хотите утешить несчастного, лишившегося счастья и надежды, извините меня, что, пригласив вас в Рювиньи, я сделал вас свидетельницей тяжелого горя человека, ослабевшего, как ребенок; еще раз простите меня.

— Простить вас? — спросила она. — Нет, это мы должны просить у вас прощения… но ваше горе так тронуло нас, что мы постараемся заставить вас… хоть отчасти забыть его…

Легкий шум, раздавшийся за дверью, прервал слова Дамы в черной перчатке. Кто-то тихо постучал.

— Войдите! — проговорила она.

На пороге показался майор Арлев. Капитан подозрительно посмотрел на него, и в его взгляде можно было прочитать сильное волнение: видел ли майор или нет кровавый след?

Но русский дворянин приятно улыбался, и его красивое старческое лицо сияло довольством.

— А! Вот видите, мое дорогое дитя, — сказал он, войдя и обратившись сначала к Даме в черной перчатке, — что я был прав; я немножко сведущ в медицине; когда я служил на Кавказе, то вел знакомство с черкесскими знахарями и научился у них кое-чему. Ведь я вам говорил, что обморок капитана не будет иметь роковых последствий, а лекарство, которое я приготовил…

— Извините меня, майор, — перебил капитан, протягивая руку, — извините, что я сделал вас свидетелем моей слабости!

— О, пустяки, дорогой хозяин, — сказал майор.

— Завтра я буду лучше владеть собою, — прибавил капитан, силясь улыбнуться, — я обещаю вам это… я справлюсь с своим горем… и мы отыщем шкатулку.

— Хорошо, но в таком случае надо быть благоразумным, дорогой капитан, и так как я взялся быть вашим доктором, то вы должны немножко слушаться меня. Я дам вам еще ложку лекарства и затем предписываю покой, вы проспите часов пять или шесть; сон необходим.

— Постараюсь, — сказал капитан с покорностью ребенка.

— Мы оставим вас, — продолжал майор. — Ваш камердинер приготовил наши комнаты, и мы отправимся к себе. До свиданья…

— Прощайте! — сказала Дама в черной перчатке, взяв свечу и направляясь к двери вслед за майором, который прошел первый. На пороге она обернулась и, взглянув на капитана, улыбнулась и исчезла.

Комната снова погрузилась во мрак, но капитану казалось, что взгляд и улыбка Дамы в черной перчатке все еще освещают ее: он чувствовал странное волнение и с необъяснимой тоской проговорил: «Мне кажется, что я полюблю ее!».

Угрызения совести и волнения — все исчезло в одну минуту от улыбки женщины, как утренний туман исчезает при первых лучах солнца.

Что произошло тогда в сердце и в уме капитана Гектора Лемблена, никто не мог бы этого определить.

Но долго еще после ухода этой женщины, взгляд, голос, улыбка и малейшее движение которой производили какое-то странное очарование, он лежал неподвижно на кровати, обхватив голову руками, в состоянии какого-то экстаза. Угрызения совести перестали терзать его; слабость его прошла; разочарование жизнью, которое он испытывал еще накануне, уступило место смутной надежде… Этот человек, который еще недавно смотрел на себя, как на живого мертвеца, а на свое прошлое бросал такой взгляд, каким побежденный, убегая, окидывает поле сражения, где он оставляет только трупы и тлеющие обломки, осмелился строить планы о будущем… он начал мечтать… Но среди мечтаний его внезапно осенила мысль, одна из тех, которые проясняют умы, потонувшие потемках, овладела всем его существом и заставила вскочить.

«О! — сказал он себе: — Я хочу быть любимым ею и не хочу, чтобы она узнала… нет! Нет! Никогда!»

И капитан быстро подбежал к камину, разрыл еще теплую золу, схватил уголь и, даже не замечая, что жжет себе пальцы, поднес его к губам, раздул и зажег свечу.

XXXV

Капитан наскоро накинул халат и, со свечкою в руке, осторожно отворив дверь, прошел комнату, смежную со спальной, и на цыпочках дошел до коридора, в конце которого находилась комната, где умерла Марта.

Глубокая тишина царила в замке. Все уже спали. Капитан шел твердой походкой, не шатаясь и не волнуясь, как накануне. Теперь он хотел жить и быть любимым, жаждать счастья и забвения. Зачем же он шел в комнату, порог которой он с трудом прежде решался переступить? Он шел туда, чтобы уничтожить след своего преступления.

Дойдя до двери, он увидел, что она заперта. У кого же находится ключ? У Жермена, разумеется. Капитан должен был вернуться к себе. Его камердинер спал, когда в Рювиньи еще все жили, в маленькой каморке в нижнем этаже, находившейся под зеленой комнатой. Капитан подумал, что, возвратясь в замок, он поселился в своей прежней комнате, чтобы быть ближе к барину, потому что комната камердинера и зеленая комната сообщались между собою винтовой лестницей и были соединены звонком, кнопка которого помещалась у изголовья кровати Гектора Лемблена. Комнаты, приготовленные для майора Арлева и Дамы в черной перчатке, находились так далеко, что Гектор не боялся разбудить их звонком. Капитан позвонил, и через несколько минут вошел Жермен.

Он выразил удивление, увидав, что барин его не спит среди ночи и имеет вид человека, возвратившегося с какой-то таинственной прогулки. Но капитан не дал ему времени открыть рот.

— Жермен, — спросил он, — у тебя должен быть ключ от комнаты барыни?

— Да, — ответил лакей.

— Ты тотчас ее запер, не так ли?

— Разумеется, сударь.

— Где ключ?

— Вот он.

Жермен вытащил ключ из кармана и подал его капитану.

— Так идем вместе, — сказал капитан.

— К барыне?.. — нерешительно спросил лакей.

— Да, — ответил капитан спокойно, что крайне удивило Жермена.

— Как странно, — пробормотал он. — Барин говорит о том, что хочет войти в комнату барыни, точно дело идет о поездке верхом.

Но так как капитан говорил сухим тоном, то Жермен, не всегда решавшийся обращаться фамильярно, не возразил ничего. Он последовал за Гектором Лембленом, который, дойдя до порога комнаты Марты, жестом приказал ему открыть дверь. Жермен повиновался. Капитан вошел спокойный, со свечою в руке, и бросил быстрый, испытующий взгляд вокруг, желая убедиться, нет ли чего подозрительного в комнате.

Потом Гектор Лемблен направился прямо к стене, обнаженной от обивки, на которой несколько часов назад он заметил роковой след, увидав который он упал в обморок. Но, к его удивлению, след исчез.

— Жермен, — вскричал капитан, указывая рукой на стену, — Жермен, смотри!

Спокойствие капитана сменилось сильнейшим волнением. Жермен оставался невозмутимым.

— Что такое? — спросил он, простодушно взглянув на своего барина.

— Ты не видишь?

— Чего?

— На стене ничего нет?

— А чему же там быть? — спросил слуга с удивлением.

— А пятно?

— Какое пятно?

— След руки.

— Я не знаю, что барин хочет сказать.

— Как, — вскричал капитан. — А сегодня ночью, когда ты отодвинул кровать и обивка свалилась, ты разве не видал?

— Я ничего не видал, ровно ничего, — отнекивался Жермен.

— Но ведь я же не грезил! — вскричал капитан. — Ведь когда я увидал эту руку… я и упал без чувств.

— Я думаю, что память изменила вам, сударь, — возразил слуга, — или, вернее, вы еще не совсем пришли в себя. Действительно, сегодня ночью вы захворали… очень сильно… у вас была лихорадка, с бредом… и вам легко все это могло привидеться.

— Как странно, — прошептал капитан. — Если это и вправду так, то я, конечно, сходил с ума.

После минутного раздумья он вдруг спросил:

— Что же произошло после моего обморока?

— Майор и эта дама совершенно забыли о шкатулке и бросились ухаживать за вами… Вас подняли; я отнес вас в вашу комнату и уложил на кровать, — рассказывал Жермен.

— А они не удивились, когда увидали, что я упал в обморок?

— Нет, благодаря моему рассказу.

— Какому рассказу?

— Я им рассказал, что после смерти барыни вас преследуют привидения, что вам всюду чудится покойница и что нет ничего удивительного, если в ее комнате…

— Довольно! — перебил его капитан. — Понимаю…

126
{"b":"7741","o":1}