— Это самая красивая… э-э-э… красивое…

— Не-не, говори — красивая. Матушка Матинеру.

— Здесь чудесно, — вконец стушевался горец. — Что значит Матинеру?

— Око воды, — пропела Аня. — Это на языке Древних, говорють.

Матушка Матинеру скрывалась в подземных и подводных пещерах. Вход в комплекс проделали в нагромождении скал и валунов, так, что непривычным глазом не сразу узнаешь. Несколько узких каменных лестниц начинались в разных частях крупной скалы и сходились вместе под землей, как цветочные лепестки.

Вдоль главной лестницы, вырубленной в незнакомом Джамиру белом камне, светились бирюзовые потоки воды. Этого струящегося света хватало, чтобы не споткнуться на ступенях и даже разглядеть барельефы на стенах туннеля. На самые большие — и важные — изображения падали солнечные лучи через систему зеркал и отверстия в скале. Кажется, их нарочно для этого вырубили.

Жилые кварталы строились уровнями вдоль стен пещер и соединялись хрупкими полупрозрачными мостами и лесенками. Днем Матинеру переливалась мириадами хрустальных бликов: элементали волшбой поддерживали водяные светильники. Эти исполинские водопады струились по стенам тонким ровным слоем и в каждой капле несли свет с поверхности земли. В итоге поселение напоминало исполинский колодец произвольной формы, сверкающий от волшебных бликов.

Джамир ждал, что из воды вот-вот посыпятся летающие рыбы, феи в розблесках бриллиантов или еще что-то невыносимо волшебное.

Нижние кварталы выходили на белый песчаный берег подземной части Каракача. Вблизи Джамир заметил, что песчинки — на самом деле крохотные матовые хрусталики, совсем как дивный камень, из которого состояли лесенки между уровнями.

С хрустального пляжа уходила в туннель узкая тропа. Элементали называли ее священной.

— Куда ведет святая тропа? — полюбопытствовал Джамир.

— К колодцу, — охотно рассказала Аня.

— Зачем же элементалям воды колодец? — подивился антимаг. — Разве тут нечего пить?

— Э-и-эх, драке ученый, а умом ленивый, — поддела его целительница. — Священный колодец, древний. Источник нашей силы — так говорють.

— И это правда?

— А кто ж его знает? — пожала плечами Аня. — Не всяк по тропе имеет право пройти. Глядун ходил, его спроси. Токмо он не расскажет. Он даже анператору беглому не сказал.

— Это ничего. Я знаю, что такое святыня. Лезть не стану. Умом-то я не ленивый, а скудный… бабка мне так говорила.

Элементаль почему-то разозлилась.

— Умом скудный — это коли мычишь и слов связать не можешь! — фыркнула она. — Бывает, конечно, что мозга выдающаяся, не как у простого люда. А все же, кто размышлять не научен, тот ленивый! И неча на глупость сваливать.

Джамир от этой тирады втянул голову в плечи. Ему вдруг очень захотелось спросить, где здесь библиотека, и начать читать какую-нибудь книгу.

Все самое важное в Матинеру располагалось как можно дальше от выхода — кроме казарм и лазарета. Стражи от обычных людей и других магов почти не отличались, разве что по выправке Джамир понимал, что перед ним защитник Матушки. Солдат здесь называли “иосами” или просто сынами.

На нижнем уровне находился и госпиталь, где пару дней пролежал Джамир и где до сих пор выздоравливал Аянир. После прогулки с Аней антимаг вернулся туда, чтобы проведать цесаревича.

— Здравствуй, Джамир, — поздоровался с ним друг. — Как тебе город?

— Города — уродство, — ляпнул горец и тут же покраснел. — Но не этот. Не эта…

— Точно, — усмехнулся Аянир. — Здесь всем заправляют мужчины. Но родину почитают как мать. Совсем как в столице. Было…

— Как твои дела? — сменил тему Джамир. — Долго еще продлится исцеление?

— Еще несколько дней, — поморщился цесаревич. — Ядом меня попотчевали. Жрицу бы… но и элементали справляются намного лучше большинства целителей.

— Леветир к тебе приходил?

— А как же. Он каждый день заходит. Советуется.

— Кто он такой? — не выдержал антимаг. — Делает вид, будто нет никто и звать никак. Аня над ним посмеивается. Но каждый здесь его, сопляка, слушает и делает, как он сказал. Даже капитан иосов!

Аянир улыбнулся, прищурил глаза, сел повыше на кровати. Посмотрел на Джамира, как на младенца.

— У элементалей нет правителей. Здешняя власть — гидра, и каждой голове плевать, которая из них самая важная, до тех пор, пока все в безопасности. Девять самых влиятельных людей образуют городской Совет, и каждого в Совет гнали чуть ли не насильно. Каждый житель знает, что власть членам Совета в тягость, — цесаревич заулыбался еще шире. — Это неофициальные должности. Они абсолютно ничего не дают. Идеальный аппарат управления.

— А если кто-то обманом попадет в Совет? Притворится добродетелем?

— Леветир выведет его на чистую воду, — совсем развеселился Аянир.

— Так он член Совета? — запутался Джамир.

— Леветир — тело гидры. Тот, кто способен вырастить на месте отрубленной головы две других.

— Я не понимаю, — признался антимаг. Он твердо решил наведаться в местную библиотеку, если ему позволят.

— Это ничего, — утешил его Аянир. — Главное, что тебе нужно знать о нем, это то, что Леветир — единственный человек, которому я доверяю безоглядно. И ты в нем не сомневайся.

***

Данатос выбрал обличье поменьше и поспокойнее: породистого домашнего полосатого кота. Феликса уговорила-таки Маронду помочь ей прикрыть оборотня, если что-то пойдет не так. Кажется, старая волшебница согласилась только потому, что считала, что ничего такого случиться не может. Но Цефору попросили на всякий случай спрятаться подальше, на верхней палубе или в трюме.

Кот прошел в каюту, потерся о косяк. Странница — если это и правда она — лежала на кровати, вся в повязках и примочках, окутанная облаком резкого запаха от мазей. Феликса не успела толком разглядеть ее, когда сарданы доставили девушку на борт.

Сейчас она не могла понять, что же ей показалось таким жутким и потусторонним. Обычная девушка. Такая могла бы жить где-то в пригороде Славиры, выращивать зелень на продажу и помогать почтенному отцу в гончарной мастерской, а заодно гонять младших братьев от только вылепленных заготовок. Русые волосы, светлее, чем у Феликсы, но темнее, чем у Брисигиды. Простое лицо с чуть вздернутым курносым носом. Маленькая, немного отощавшая и бледная.

Феликса вздрогнула от внезапного озарения. Такой изображают младшую из ипостасей богини Триединой, юную деву: простая девушка невысокого роста, иногда в бледной россыпи веснушек, худощавая, будто стесняется проглотить лишний кусок. Чародейка вдруг преисполнилась уверенности, что если Странница откроет глаза, то взгляд будет как у древней старухи, старше Маронды, старше Анаштары — а может, и самой Джораакинли.

— Не уверена, что мы сможем что-то сделать, если она разозлится… — шепнула Феликса наставнице.

Та усмехнулась уголком рта. Можно не сомневаться: старуха сразу рассмотрела то, что дошло до Феликсы пару мгновений назад.

Данатос тем временем прошел к кровати и легко вспрыгнул на нее, лег к девушке под бок. Феликса видела, как чутко подрагивают настороженные уши, как дергается из стороны в сторону кончик хвоста. Странница шумно вздохнула, застонала, вцепилась правой рукой в простыню. Феликса услышала тихий звон: мелко переливались колокольчики на посохе Маронды.

Девушка на постели застонала громче. Стон был обрывистым, невнятным. Так звучат кошмары в устах сновидца. Цефора предупреждала их, что ее подопечная порой бредит и видит страшные сны. В такие моменты, по словам целительницы, в каюте начинали подскакивать вещи.

Странница вскрикнула, и все в каюте взмыло, зависло в воздухе. Феликсе и Маронде пришлось уцепиться за прибитые к полу шкафчики. Предметы начали кружиться, беспорядочно летать и падать. Мимо чародеек пролетела и со страшной силой ударилась о стену деревянная миска, в которой Цефора смешивала мази. Край миски треснул.

— Все еще уверена, что волноваться не о чем? — Феликса бросила яростный взгляд на вцепившуюся в комод Маронду.