Джулиан стянул рубашку, скинул сапоги и пошел к морю. Окунулся, с наслаждением фыркая и плескаясь. Длинные темные волосы, обычно завитые на железках по ферискейской моде, облепили жилистую смуглую спину.

Вскоре Лаэрт последовал примеру Мурены, с разбегу нырнул в воду, обдав капитана лавиной брызг. Спустя пару минут вынырнул, вышел на мелководье, стряхнул воду с волос.

— Ух, хорошо! Водица-то теплая, не то что в Палании.

— Вы приплыли оттуда? — поднял брови Тан.

— Мы провели там какое-то время. Потом отправились к Проклятым островам.

— Там вы и встретили эту рогатую бестию?

— Ты об Анаштаре? — хмыкнул Лаэрт. — Да. Сперва она похитила меня. Украла, как породистого коня, представляешь? Не знаю, что Брис с ней сделала, но сейчас она кротка, как восточная женщина при отце.

— А синеглазый? — Джулиан скрутил пряди волос, отжал воду. Осмотрел себя, провел ладонью по плечу и предплечью, ощупывая надувшиеся от тренировки мышцы.

— Пес его разберет, — пожал плечами Лаэрт. — Пока Феликса без сознания, он и слова не говорит. Отвечает иногда, односложно. И то — если Маронда спрашивает или Дани. Других будто за букашек считает.

— Чего еще ждать от нелюдя, — скривился Тан. — Хотя уж Гарпия-то его приструнит, не сомневаюсь!

— Ты редко зовешь ее по имени, — заметил Лаэрт. Тан с неудовольствием отметил, что арделорейский фехтовальщик не только атлетически сложен и приятен лицом, но и по-бойцовски жёсток: на загорелом теле виднелись еле заметные ниточки шрамов, светлая борода отрастала густо, цепкий взгляд успевал отметить любые детали. Джулиана, бывало, принимали за девушку. Этого человека за девчонку принял бы только слепец. — Все Гарпия да Гарпия. Почему?

— Похожа сильно, — рассмеялся Тан, беззастенчиво продолжая разглядывать Лаэрта. — Видел на гравюрах этих гарпий… вроде красивые, но страшные. Вот и ваша императрица такая же. Собой недурна, хоть и не писаная красавица. Но иногда как посмотрит… не знаешь, то ли бежать, то ли защищаться. — Он взмахнул рукой, покрутил кистью. — А вы, похоже, близкие друзья?

— Да, наверное, не будет преувеличением так сказать. Хотя столько всего смешалось… Она спасла Брис. Вытащила нас из Бедерана. Научила меня управлять опасным даром. В конце концов, она наша императрица, я должен был бы ей служить, даже если бы не хотел. — Лаэрт глянул на “Око Бури”, стоявший на якоре, где в одной из кают спала Феликса. — Но мне только в радость быть здесь. Знать, куда мы плывем и зачем. Выполнять не приказы, но просьбы от той, кому я могу доверять, кто сочувствует мне, когда мне кажется, что я не достоин сочувствия.

Джулиан Сатибрионо Тан в ответ промолчал. Он мог лишь надеяться, что по его лицу не слишком очевидно, что он чувствует нечто подобное — хоть и не может так же понятно объяснить это, даже самому себе.

Феликса очнулась только через три дня. Ее так и не решились переносить из каюты. Леший, поднявший ее на борт “Ока Бури” в люльке из сплетенных лоз, игнорировал всех, кто пытался узнать у него, каким курсом вести корабль. Брисигида хотела заставить Анаштару говорить с ним, но та только качала рогатой головой:

— Бесполезно. Феликса вернула ему имя — только при ней он может вести нас. Если бы ты была без сознания, я бы тоже не могла ничего сделать.

Так что все три дня Данатос и Брисигида постоянно дежурили у спящей чародейки. Жрица несколько раз проводила сканирования, выискивая некроз, но за время сна организм Феликсы не приблизился к смерти ни на йоту.

Когда чародейка наконец проснулась, вид у нее был дикий. Феликсу долго и бурно тошнило, трясло от лихорадки, она не могла вымолвить ни слова. Кое-как Брисигиде удалось стабилизировать состояние чародейки — только с помощью Лаэрта и Данатоса одновременно.

Феликсе пытались снова давать кровь, хотя бы по чуть-чуть, но ее организм больше не принимал чужой жизненной силы. Кровь попросту не усваивалась.

— Не понимаю, — Брисигида заламывала от ужаса пальцы, искусала себе все губы. — Что ты такого сделала, что это стало бесполезно?

— Кх… кха-а-а, — прохрипела Феликса, пытаясь ответить жрице. Та наклонилась поближе к подруге. — С-се-п-х… с-се… — чародейка снова прочистила горло. — С-сеп. Та. Грат, — выговорила она наконец по слогам.

— Септаграт? Что? — не поняла Брисигида.

Пока жрица раздумывала над загадкой, в дверь каюты кто-то постучал — очень сильно, так, что звякнули стаканы и миски на столе.

— Кто там? — испугалась Брисигида.

— С-се… С-сеп… — Феликса уцепилась за руку жрицы.

— Септаграт? — Брисигида хлопнула себя по лбу. — Проводник-леший! Его имя — Септаграт?

Феликса подняла и опустила веки, на кивок сил не хватило. Жрица поспешно открыла дверь, и леший прошел в каюту, заставив ее посторониться. Он сел на колени у постели Феликсы, провел ладонью над укрытым одеялом телом. Чародейка стала дышать ровнее.

— Ты перешагнула черту, — сообщил ей Септаграт. — Ты сжигала свои силы гораздо быстрее, чем могла себе позволить.

— Там, в подводной пещере, — вспомнила Феликса. — Ты заставил меня жить на какое-то время.

— Не путай жизнь и иллюзию жизни, — покачал головой леший. — Твои друзья и я — даже все вместе мы не сможем долго поддерживать тебя.

— К счастью, это и не требуется, — Феликса поморщилась, села на кровати, придирчиво осмотрела себя. — Оба Проводника здесь. Даже Странница из древнего пророчества явилась.

Леший кивнул.

— Все так, — пророкотал Септаграт. — Но чем ближе к Острову Жизни, тем хаотичнее течет время. Для тебя это путешествие может стать последней каплей.

— Если что-то пойдет не так, ты уничтожишь меня, — пожала плечами Феликса.

— Теперь не смогу, — возразил леший. — Мы в одной лодке, девочка. За проезд уплачено сполна.

— Мы о ней позаботимся, — пообещал Брисигида, бледнея. — Мой брат поклялся. Мы не допустим, чтобы Феликса начала творить зло.

— Я это запомню, — Септаграт поднялся с колен. — Готовьтесь к последнему путешествию. Завтра мы проложим вам путь.

Рассвет залил две высокие фигуры на носу корабля золотыми розблесками. Антрацитовое тело Анаштары лоснилось в первых робких лучах. Демоница снова отрастила широкие ветвистые рога. Пряди длинных алых волос укрывали ее, стекались за спиной, как кровавый плащ.

Глаза Септаграта светились белым, словно подпитываясь рассветом. Растительные татуировки на теле пульсировали, непрерывно взрывались буйным ростом, цвели, крепли и иссыхали — снова и снова. Меж витых рогов, напоминающих виноградную лозу, теплилась белая искра. По сапфировым волосам и бирюзовой чешуе пробегали белесые молнии.

Древние плели заклятие согласными движениями. Вокруг Анаштары кружились черные хлопья, похожие на сажу. Лепестки черноты подхватывали искры белого пламени и устремлялись вперед, зависая над водой серебряными бликами. Блики сливались друг с другом, пульсировали и мерцали, пока наконец не срослись в одну яркую звезду. Она поднялась выше, подхватила лучи поднимающегося солнца и расплескала вокруг трепещущие отблески.

Анаштара и Септаграт прижались друг к другу спинами, переплели руки в локтях. Ноги суккуба стали покрываться блестящей черной чешуей. Витые рога Септаграта выбрасывали новые ростки, ветвились, темнели у основания. Древние закрыли глаза — и их путеводная звезда устремилась вперед.

— Держать курс на звезду, — Кистень отдал приказ рулевым. — Отставить матюки! Такой момент портите, мудачины…

Даже Элиэн наблюдала за ритуалом молча, широко открыв глаза. После появления Септаграта девушка перестала держаться так отстраненно. Странница начала помогать матросам — магия внутри нее требовала выхода, и Элиэн пыталась проложить ей путь. Она поднимала в воздух канаты и сворачивала паруса, зажигала движением век фонари с наступлением темноты. Заставляла левитировать припасы и тяжелый котел с водой для Радны.

Дина пыталась научить Странницу призывать ветер, но стихийная магия отказывалась подчиняться девушке. Даже огнем она управляла как-то странно: маленькое пламя могла зажечь без усилий, одной только мыслью, но заставить его разгореться Элиэн было не по силам.