— Храбрая человеческая самка, — произнёс один из Белых с каким-то искажённым подобием восхищения и чуть склонил голову набок. — Мне не понять твоих мотивов, Иму. Я слышу твои эмоции, и они переходят все границы дозволенного. Неужели тебя не тяготят столь сильные чувства? Не ослабляют? Все твои мысли направлены на эту самку — разве не противоестественно?

— Он сам стал слишком похож на человека, — добавил второй, отзеркаливая жест первого. — Его совершенно точно нельзя оставлять в живых.

Иму не произнёс ни слова. От него толчками исходила такая убийственная мощь, что Белые еле держались на ногах, а нас буквально размазало по полу.

— Твоя чистая сила поражает, — снова заговорил первый. — Но тебе не победить. Подумай о своей самке. Её разорвёт на части, если ты продолжишь в таком духе.

Давление тут же ослабло, я смогла приподняться на локтях и крикнуть:

— Не останавливайся, Иму!

Поздно. Он ослабил оборону, и Белые незамедлительно этим воспользовались.

Поднялся такой сильный ветер, что нас раскидало в разные стороны вместе с мебелью.

На Рэя бросило стол и придавило им к стене. А меня ловко подхватил Иму, сам подставляясь под удар.

— Ты в порядке? — спросил он, прячась со мной за перевёрнутый шкафчик и прикрывая от ветра.

— Вроде да, — я потёрла поясницу и кивнула в сторону четырёх белых фигур. — Ты не должен останавливаться. Нас всё равно убьют, если ты погибнешь. Предпочитаю умереть от твоей силы.

— Если я дам им то, что они хотят, вас не тронут.

— В смысле? Они же пришли, чтобы тебя уничтожить!

— Вот именно, — усмехнулся он. А у меня мороз пробежал по коже.

— Эй, ты же не собираешься…

Нас прервал нарастающий гул, переходящий в странные шипящие звуки. Убийцы синхронно взмахнули руками. Из их ладоней брызнул синий огонь, собрался в круг, лизнул стены, но пожара не случилось — круг весело горел, ничего не поджигая.

— Что… — начала я, но Иму покачал головой.

— Холодный огонь, — сказал он, и его лицо стало серьёзным.

— Иму Эн Эйрин! — спокойный голос разнёсся по комнате, заглушая вой пламени. — Если ты добровольно ступишь в круг Холодного огня, люди не пострадают. Клянусь кровью.

— Клянусь кровью, — эхом подхватили остальные.

Иму пошевелился рядом со мной.

— Что ты собираешься делать? — в ужасе прошептала я.

— Всё будет хорошо, — тихо ответил он и мягко улыбнулся. У меня предательски зашлось сердце.

— Иму…

— Не бойся, — он вдруг наклонился, взял мою руку и поцеловал. — Мы ещё встретимся.

А потом поднялся и вышел навстречу убийцам, несмотря на мои отчаянные попытки удержать его. Ветер стал стихать, его волосы и одежды лишь слегка развевались. Возле огненного круга он немного помедлил.

— Нет!!! — закричала я, выскакивая из укрытия и бросаясь к нему. Один из убийц взмахнул рукой, и меня отбросило назад. Я рванулась снова, но не смогла сделать даже шага. — Иму, нет! Не смей! Слышишь? Иму-у-у!

— Не бойся, — повторил он с улыбкой. И добавил одними губами, — Я люблю тебя.

— Иму! — я звала его, уже зная, что не поможет. Ничто не поможет. Внутри всё застыло от ужаса. — Я тоже. Тоже тебя люблю. Не делай этого, пожалуйста. Ты же можешь придумать что-то другое.

Иму уже не слушал. Он подошёл вплотную к огню. Один из убийц поощрительно повёл рукой, и Иму, гордо подняв голову, ступил за горящую черту.

Пламя взвилось до потолка, скрывая его изящный силуэт и опало, исчезая совсем. Следом исчезли и Белые, не проронив больше ни слова.

No Fear

Прошло больше трёх месяцев, а я всё никак не могу прийти в себя. После того как Иму сгорел в Холодном огне, во мне, наверное, тоже что-то сгорело. Больше не хотелось заниматься охотой на призраков, так что я не поехала с мальчиками на следующее задание. Они и так много времени провели со мной, стараясь вытащить из глубокой депрессии, пусть, наконец, побудут вдвоём.

Когда Иму исчез, я кричала не переставая. Мне казалось, что душу разорвало на сотню мелких кусочков, и они сейчас медленным снегом опадают вокруг вместе с хлопьями краски с потолка. Боль была такой сильной, что я едва помнила последующие несколько дней — металась в жару, звала, звала днём и ночью, но тот, кто был жизненно необходим, так и не пришёл.

Мальчики не отходили от моей кровати ни на секунду. Выхаживали, как могли. Насильно кормили и вливали воду. Им приходилось накачивать меня снотворным, чтобы заставить спать.

Только благодаря их неустанной заботе через пару недель я поднялась на ноги и безмолвной тенью скользила по дому, трогая стены, замирая то тут, то там с отсутствующим взглядом. А когда разум, наконец, вернулся ко мне вместе с памятью, снова начала кричать.

Да, это было неимоверно тяжёлое время. Для всех нас.

Сосчитать не могу, сколько часов проревела в объятиях Дани, сколько неспешных разговоров с бледным и предельно собранным Рэем мы провели, сидя над нетронутым кофе. Достаточно. Мне гораздо легче, когда они оба рядом со мной, но заставлять их оставаться тут дольше — верх эгоизма.

Сейчас мы редко общаемся: в последний раз они звонили мне из Калифорнии, где решили остаться подольше. Настаивали на том, чтобы или меня забрать к себе, или приехать, но я категорически отказалась. Не хочу омрачать их идиллию. Несмотря на занятость и хроническую усталость видно, как они друг с другом счастливы, и я искренне этому рада. Правда, мои собственные эмоции настолько притупились, что не могу как следует их выразить.

К тому же, мне пока тяжело смотреть на взаимно любящих людей. Начинаю вспоминать, как ещё совсем недавно сияла сама, пусть и недолго.

Я перекрасила волосы в естественный тёмный цвет, сняла пирсинг. Это больше не нужно. И ещё я больше не пишу страшилки. Только сопливая романтика с плохим концом. Плохим, потому что хеппи-энд даёт надежду, а у меня её уже не осталось. И совсем нет сил придумывать счастье для других, раз я лишена своего.

А ещё постоянно смотрю в зеркало, в надежде увидеть там его лицо. И день за днём вижу лишь пустоту. Он же говорил, что всё будет хорошо. Он же обещал. Как он мог просто взять и оставить меня?

Эрика и Тони приехали из Чикаго, лишь для того, чтобы забрать вещи. Эрика продлила контракт с лейблом и решила остаться там покорять сцену. Когда подруга увидела меня, сперва даже не узнала.

— Ливи, детка, что с тобой? — ошарашенно спросила она, оглядывая с ног до головы. — Эти соседские ведьмы затянули тебя в свою секту?

Я не стала рассказывать ей, что произошло, да она бы и не поверила. Сослалась на несчастливую любовь — по сути, так оно и было — и с горьким удовлетворением окунулась в море её сочувствия. С некоторых пор испытываю острую необходимость в чьём-то внимании и заботе. Чтобы плакать, как ребёнок, на чужом плече, чтобы тебя гладили по голове и говорили: «Всё наладится». И вроде ты понимаешь — ни хрена не наладится, но делаешь вид, что веришь. Это немного успокаивает и даёт иллюзию надежды: всё как-то само образуется и когда-нибудь жизнь придёт в норму. Правда, сейчас у меня образуются только синяки под глазами, потому что нельзя столько пить. Эрика выполнила обещание и привезла мне бутылку Джека, которую мы оприходовали на двоих в первый же вечер. На двоих, потому что подруга мгновенно оценила моё состояние и тут же отправила Тони домой, строго запретив появляться, пока она не позвонит.

Мы честно нажрались, правда, легче мне не стало. Кажется, я опять ревела, почти ничего не помню. Чувство вины буквально не давало дышать. Иму умер из-за того, что защищал меня. А мог бы этим Белым ублюдкам головы поотрывать. Лучше бы он просто жрал людей, ни к кому не привязывался и никогда не приходил в моё зеркало.

Всё же, находясь в определённой алкогольной кондиции, немного рассказала Эрике об Иму.

— Что за странное имя такое? — удивилась она.

— Сценическое, — брякнула я, тут же прикусила язык, но поздно.

— Он музыкант? — оживилась подруга.

— Нет, он вроде бы экстрасенс или что-то такое….