Перед Варваром расстилалось бескрайнее поле, кое-где украшенное чахлыми кустиками и одинокими корявыми деревьями. По ним Женька решил ориентироваться, двигаясь строго по прямой. Куда могла привести его нехоженая дорога, о том путник предпочитал не задумываться, старательно воскрешая в памяти картины южных краев.

«Раз нам с Тихоном не суждено вдвоем попасть на относительно безопасные склоны гор, — толклась в голове настойчивая мысль, — я пойду туда один. В память о неугомонном ученом.»

Женька старался ничем не выдавать своего горя, упрямо сохраняя образ сурового малоэмоционального мужика, чуждого переживаниям. Ему на очень короткий срок удалось поверить в свое железное спокойствие, ровно до того момента, пока перед ним вновь не замаячил знакомый насыпанный вручную страшный холм. Женька в замешательстве остановился, вглядываясь в очертания и, шумно выдохнув, помотал головой.

«Кругами хожу? — с усмешкой подумал он, — или меня водят черти? Как я мог снова оказаться там, откуда ушел несколько часов назад?»

Тихон не желал отпускать его, магнитом притягивая обратно, и Женька, повинуясь негласному приказу, послушно опустился на изрытую землю. Перед его глазами мелькали заключительные эпизоды жизни Тихона, и вызывали в Женьке мистический ужас. Когда Тихон в первый раз разогнал отморозков одним взмахом руки, Варвар поверил невнятному объяснению и списал все на чудесную дурь в мозгах местных маргиналов. Но вот какое зелье заставило повторно извиваться решительного главаря, Женька придумать не мог. В магические свойства ладоней ученого он откровенно не верил, хоть в целом вопросы мистики никогда не оставляли его равнодушным. Потом в затуманенные мозги ворвался эпизод о мгновенно зажившем рваном порезе, об исцеленной местной селянке, и обескураженный Женька почти вслух пробормотал:

«Кто ты, Тихон?»

Закопанный в сырой песок убиенный Тихон вряд ли ответил бы своему Варвару, да и в целом, вопрос прозвучал риторически. Но когда на Женькино плечо мягко опустилась чья-то ладонь, а за спиной раздался едва уловимый шорох, Женька не выдержал и, подскочив на ноги, отчаянно выматерился. Вместе с непечатными фразами Варвара покидало невероятное напряжение, державшее его в цепких объятиях последние сутки. Немного придя в себя, Дергачев обернулся и с немым изумлением уставился на прозрачную фигурку, едва различимую в темноте. Прозрачной фигурка показалась Женьке только в первые пару минут. Присмотревшись, он отчетливо разглядел знакомый синтетический комбинезон, легкую болоньевую курточку и веселые хвостики спутанных волос. В шаге от совершенно растерявшегося Дергачева стояла невероятная Соня и кривила рожицу в некоем подобие улыбки. Столько потустороннего одновременно нежная Женькина душа принять не смогла, и потребовала решительных действий. Обрядов и заклинаний Женька не знал, магическими способностями, кажется, не владел, поэтому самым продуктивным способом избавления от сумеречных кошмаров посчитал обычное бегство. Впрочем, бегством в прямом смысле этого понятия Женькины демарши назвать было сложно. Варвар неторопливо развернулся, оставляя своего Тихона, и медленно побрел прочь, тщательно присматриваясь к выбранному маршруту. Он старался не задумываться о причинах появления среди необъятных полей и степей одинокой девчушки, и когда расслышал рядом с собой легкое шуршание, без затей поинтересовался:

«Ты настоящая? И если да, то что делаешь в этих богом забытых краях?»

Вместо ответа Соня крепко вцепилась в руку Варвара и прибавила шаг, немного обгоняя своего спутника и с видимым любопытством заглядывая ему в лицо. Женька мысленно махнул рукой на неотвязную попутчицу, переключая раздумья в новое русло. Теперь, когда перед ним со всех сторон тянулось темное бескрайнее пространство без единого признака человеческого жилья, а на землю опускалась теплая летняя ночь вопросы ночлега становились приоритетными. Женька мало что знал о местной фауне, а также сомневался в совершенной безопасности неизведанных территорий, однако усталость брала свое, требуя передышки. Соня, угадывая настроение своего спутника, упрямо тянула его куда-то вбок, продолжая сохранять молчание. Спустя час пешего пути перед Женькой замаячили очертания какой-то деревушки, Соня заметно приободрилась и прибавила шаг, а Варвар внутренне содрогнулся от вернувшихся воспоминаний.

«Нет, Соня, — пробормотал Женька, — о том не может быть и речи. Если хочешь, можешь попроситься там на ночлег, а я останусь здесь.»

В словах и интонации Варвара не было ничего смешного, однако Соня, не выпуская из цепкой ладошки сильную руку, безудержно захохотала. Она откровенно кривлялась, показательно складываясь пополам и хлопая по коленке свободной ручкой, и Дергачеву стало жутко. От присутствия Сони, от отсутствия Тихона и от неясных очертаний безмолвной деревушки, темнеющей впереди. Отсмеявшись, Соня вновь натянула на личико серьезную маску и решительно двинулась дальше к постройкам, увлекая Женьку за собой. То, что в темноте Женька принял за силуэты частных домиков, оказалось причудливо сложенными из природного камня надгробиями, а сама деревушка представляла собой какое-то не православное кладбище. Женька слабо разбирался в ритуальной культуре, однако столь фривольное поведение чрезмерно самостоятельной девчушки вызвало в нем неловкость.

«Соня, — назидательно проговорил Женька, гася мистический страх, — это не место для прогулок. Тем более не место для безудержного веселья. Давай подыщем себе для ночлега что-нибудь более подходящее.»

Взывать к здравому смыслу психически нестабильной барышни было бесполезно, а оставлять ее на произвол судьбы на территории захоронений — опасно. Соня грозила закатить очередную истерику, и Женьке ничего не оставалось, как снова пойти на поводу малолетней авантюристки. Довольствоваться самым крайним захоронением капризная Соня не пожелала, утягивая своего сговорчивого спутника вглубь мертвого города. Наконец одно из надгробий устроило Соню, и она силой втолкнула Женьку за низкие стены страшного домика. Женька неловко втиснулся в тесное пространство, и тут до его обостренного слуха донесся шум двигателя. В темноте летней ночи, на открытом пространстве звуки свободно проникали на самые немыслимые расстояния, и вполне могло статься, что кто-нибудь из припозднившихся граждан просто торопиться домой, подгоняя ржавую иномарку. Женька вопросительно глянул на свою замершую попутчицу и собрался озвучить немного вопросов, как внезапно почувствовал на своей обросшей роже цепкую прохладную ладошку. Соня привычно заткнула Женьке рот, призывая к молчанию. Звук двигателя стал громче, он раздавался совсем рядом, и теперь Женька начал сомневаться в случайности его возникновения. Протарахтев некоторое время, машина затихла, а в ночи раздались невнятные голоса. Они то приближались, то становились почти не слышными, однако и Варвар, и Соня отчетливо ощущали чье-то чужое присутствие. Тот, кто сейчас бродил вдоль границы кладбища, явно кого-то искал, негромко выкрикивая невнятное имя. Соня продолжала удерживать Женьку от попыток издать хоть звук, несмотря на то, что он и без ее предостережений сидел как мышь и почти не дышал. Наконец голоса смолкли, а дребезжащий моторный гул постепенно растворился в темноте.

До утра Женька и Соня просидели на чьей-то могиле, сохраняя настороженное молчание, и только с первым солнечным лучом Соня разрешила своему попутчику подать голос.

«Я не знаю, кто это был, — пробормотал Женька в ответ на ее молчаливый вопрос, — и, сказать по правде, не желаю даже строить предположения. Нам повезло, что искатели не рискнули нарушать границы кладбища»

Соня медленно кивнула, не отрываясь, слушая каждое Женькино слово. После чего резво вскочила на ноги, чтобы продолжить путь. Варвар был склонен согласиться с ее предложением, поскольку ощущал себя крайне неуютно в окружении старых могил. Подхватив уцелевшие вещи Тихона, он неловко выбрался наружу и прищурился, ослепленный солнечными лучами нового дня. Третья подряд бессонная ночь делала Женьку заторможенным и неповоротливым, а не утихающая боль воспоминаний лишала желания искать новые цели. Соня снова вцепилась в Женькину руку и уверенно повела его прочь, ловко маневрируя среди монументальных памятников.