Чем заниматься на этом острове, как проводить дни, не имея под рукой даже клочка бумаги, я не мог себе придумать. Женька в первые часы деловито обшарил уголки дома, разыскав внушительные запасы концентрата, но это было все, что припасли для жильцов домика рачительные хозяева. Кроме того, меня угнетало отсутствие прямых указаний относительно груза. Если под фразой «присматривать» Захар имел в виду буквальный процесс, то для чего он так настойчиво вез нас сюда, когда убедился, что мы никому не расскажем про его тайну, будучи в бегах?
Бездействие угнетало меня. Всю неделю после нашего прибытия, я напряженно прислушивался к визиту непрошенных гостей, однако водная гладь оставалась пустынной, а наше настороженное одиночество никто не нарушал. Женька выглядел бодро и постоянно напоминал мне о плюсах, заботливо найденных им в сложившейся ситуации.
«Нам с тобой все равно некуда было податься, Тихон, — справедливо сказал он однажды, в ответ на мое раздраженное молчание, — скоро зима, а ни у тебя, ни у меня нет нормального жилья, да и источников дохода тоже нет. Как мы прожили бы, скитаясь по миру? Это какой-никакой дом. И еще, здесь гарантированно нет диких тварей, а это, согласись, дает сразу десяток плюсов, и к тому же позволяет нормально выспаться по ночам.»
Женька был прав. За всеми хлопотами я и думать забыл про вселенскую катастрофу, разыгрывающуюся на большой земле. Я улыбнулся, соглашаясь с уживчивым соседом, и отправился на прогулку. Теперь, не находя себе практического занятия, я часто гулял по острову, рассматривая небогатую природу окрестностей. Однажды, во время одной такой прогулки, мое внимание привлекли очертания странного силуэта, появившегося на горизонте. Почти три недели мимо не проходила ни одна лодка, не говоря о крупных торговых и пассажирских судах. Странным силуэтом оказался тот самый катер, который привез нас на остров, а сейчас рождавший у меня своим появлением возможные сюжетные ходы. Чаще всего в мои размышления влезал эпизод о возвращении господина Свиридова, решившего довести свой эксперимент до финала. Катер приближался, тревога моя росла, и к моменту, когда посудина бодро воткнулась носом в берег, я почти смирился со своей невеселой участью. С борта, минуя скучные трапы, спрыгнул Захар, и увидев меня, приветливо взмахнул рукой.
«Я знал, что вы примите мое предложение, Прохор Степанович! — вместо приветствия проговорил он, — поверьте, то, что сейчас твориться в мире, гораздо хуже того, что я предлагаю вам. Как ваш друг? Здоров?»
Сейчас Захар ничем не напоминал того придурка, с которым мы познакомились почти месяц назад. Он выглядел так же неотёсанно, но в его словах, а главное в интонации, сквозил интеллект человека, читающего не только смешные комментарии в соц. сетях.
Не тратя время на светские беседы, Захар потянул меня к домику, за три недели заботливо обустроенному хозяйственным Женькой. Захар коротко кивнул моему приятелю, в замешательстве застывшему посредине комнаты при появлении гостя.
«Это Захар, Женя, — напомнил я, — он пока не собирается сдавать нас властям. Во всяком случае, я на это рассчитываю»
Визитер был лишен эмоциональной основы, поэтому на мои реплики реагировал слабо. Первым делом он направился к установленным нами коробкам, тщательно осматривая каждую из них. Видимо, мы все же хорошо присматривали за ними, поскольку никаких гневных реплик со стороны Захара не услышали. Он еще немного покрутился по комнате и наконец заговорил.
«Эту разработку держат в строгом секрете, — непонятно начал он, а Женька, имеющий тягу ко всему необычному, тут же насторожился, — я не имею права обнародовать принцип ее работы, однако вынужден доверить вам весьма ответственное задание. Эти установки необходимо запускать раз в три дня в строго определенное время. Если этого не сделать, то итог всей нашей деятельности может свестись к нулю. Это в самом оптимистичном варианте. О самом негативном финале лучше даже не думать. На вас, Прохор, возлагается несложная, но очень ответственная миссия. Вы справитесь без труда, ваши официально зарегистрированные интеллектуальные показатели превышают общепринятые нормы в разы, и это искренно меня радует, поверьте. Я рассчитываю на вас, Прохор.»
В похожем ключе Захар изъяснялся еще некоторое время, вызывая у Женьки эмоциональный коллапс. Наконец, запасы дифирамб и од в мой адрес закончились, и наш гость решился перейти к практической части нашего вечера. Он переставил коробки в каком-то одному ему известном порядке, и без сожаления расчехлил каждую их них, весьма варварски надрезав по контуру. Нашим глазам открылись прочные прозрачные ящики, внешне напомнившие мне древние аккумуляторы, только вместо электролита в них плескалась разноцветная искрящаяся жидкость, похожая на ртуть. На каждой коробке сбоку был приделан рычажок, который необходимо было повернуть в рабочее положение, чтобы активизировать установку.
«Это безопасно для человека, — опроверг мои не озвученные опасения Захар, — будь он обращенным или незараженным, установка для него не опаснее информационного браслета. Однако для диких тварей она представляет серьезную проблему. Как вы понимаете, Прохор, я и так рассказал вам больше, чем следовало. Запомните главное, пока установка в действии, вам не стоит опасаться диких существ. Их попросту не станет, если они попадут под воздействие всех работающих устройств. Но для ее эффективности необходимо запустить одновременно все пятнадцать устройств. Полная активация должна занять не более полутора минут, именно за это время запустится коллективная система.»
Научив нас работе с хитрыми коробками, немногословный Захар пожелал нам удачи и легко запрыгнул на катер, оставляя нас предаваться раздумьям.
«Получается, наука не стоит на месте? — восторженно заговорил Женька, когда катер скрылся за горизонтом, — возможно, что скоро появится альтернативная возможность вернуть тварям человеческий облик. Так, Прохор Степанович?»
«Не так, Евгений Викторович, — зло пробормотал я, — ты не понял, что эта установка не возвращает тварям их прежний облик, а попросту уничтожает их? Это открытая война, Женька, и в ней нет ничего от гуманизма и высоких целей.»
Руководствуясь оставленной Захаром схемой запуска, мы каждое третье утро, ровно в восемь часов принимались щелкать рычажками, активизируя аппараты. Я мог объяснить себе принцип их работы, но только в том случае, если кроме этих пятнадцати где-то размещены еще несколько таких же. То, чем я занимался, противоречило моим убеждением и вызывало стойкое неприятие, однако выражать протесты открыто я не находил в себе решимости. Женька, смирившись с участью дикарей, принимал деятельное участие во всей этой затее, просыпаясь за пару часов до намеченного времени и тщательно отслеживая минуты. Его, видимо, здорово развлекали подобные досуговые мероприятия. А я часто ловил себя на мысли, что избавившись от одних экспериментов, я тут же вляпался в другие, и было непонятно, что из этого представляло большую опасность. Я, как мог, убеждал себя в необходимости подобных разработок, что остальное человечество только выиграет от стремительного уничтожения неадекватных существ, но убеждения таяли и сменялись досадой. Захар больше не навещал нас, и почти два месяца мы были предоставлены сами себе. Зима все смелее напоминала о своем скором визите. С моря дули ледяные ветра, выстужая и без того промозглый дом, и нам приходилось по ночам забираться под синтетические одеяла прямо в одежде дорожников, от времени превратившейся в изношенные тряпки. Женька делал попытки реанимировать печку, но все, что у него получалось, это разводить огонь в обломках кирпичей и наполнять комнату удушливым смрадом. Я опасался, как бы наши опыты с обогревом дома не помешали слаженной работе установки, но она исправно гудела, искрясь и играя таинственной жидкостью.
Однажды, наблюдая за дружным гудением, я почувствовал знакомую ломоту в суставах и с неудовольствием подумал о том, что домик к зиме совершенно не подготовлен, что скоро придут настоящие холода, и что простуда неминуема. В этот раз я решил пораньше завершить свою околонаучную деятельность и, передав Женьке бразды правления, забрался под одеяло. Печка грела только своими боками, никак не справляясь с ледяным воздухом, и мне пришлось подтянуть койку ближе к нелепому сооружению. Женька с тревогой следил за моими манипуляциями, но комментировать не решался, опасаясь вызвать мое неудовольствие. Когда я наконец, нашел себе максимально удобное положение и закрыл глаза, до меня донесся обеспокоенный голос:
