– Я все это понимаю, папа, но, честно говоря, меня меньше всего волнует все то, что связано с социальным статусом. Я просто хочу… мне нужно чем-то заполнить свои дни, только и всего. – Сесили почувствовала, как к глазам подступили слезы отчаяния.

– Моя дорогая, я тоже все прекрасно понимаю. Понимаю, как тебя больно ранило предательство Джека. Можно сказать, оно тебя полностью оглушило. Но я уверен, очень скоро на горизонте появится очередной соискатель твоей руки.

– А что, если я вообще не хочу замуж?

– Тогда со временем ты превратишься в одинокую старую деву, окруженную толпой племянников и племянниц. – В глазах Вальтера запрыгали веселые огоньки. – Тебя привлекает такое будущее?

– Нет… то есть да… Я хочу сказать, что на данный момент меня мало волнует собственное будущее. Зачем же ты тогда позволил мне получить высшее образование, если я никогда не смогу применить свои знания на практике?

– Сесили, образование расширило твой кругозор, позволило понять суть многих вещей, происходящих вокруг. Что в свою очередь позволит тебе со знанием дела рассуждать на самые разные темы со своими соседями по столу на всяких званых ужинах…

– Папочка! Ты сейчас говоришь точь-в-точь, как мама. – Сесили уткнулась головой в свои руки. – Неужели нельзя использовать полученные знания более эффективно?

– Сесили, я понимаю, как это горько, когда ты не можешь следовать избранному тобой предназначению, заниматься тем, к чему лежит твоя душа. Вот я, к примеру… Я изучал экономику в Гарварде только потому, что там же учился мой дедушка и еще целая куча всяких прапрадедушек. Когда я окончил университет, я мечтал о том, чтобы отправиться в путешествие по всему миру, а не зарабатывать на жизнь, занимаясь вульгарной коммерцией. В своем воображении я рисовал картины того, как стану великим белым охотником или кем-то еще в этом же роде. – Вальтер невесело усмехнулся. – Само собой, когда я поделился своими планами с отцом, то он лишь глянул на меня, как на сумасшедшего, и я услышал в ответ категорическое «нет». Я вынужден был пойти по его стопам и начать работать в банке, а со временем занял место в совете директоров.

Отец замолчал и сделал еще один большой глоток вина.

– Ты полагаешь, мне нравится все то, чем я занимаюсь изо дня в день? – неожиданно спросил он у Сесили.

– Я… Мне всегда казалось, что тебе нравится твоя работа. Но, по крайней мере, ты хотя бы работаешь.

– Ну, если это можно вообще назвать работой. На самом деле я занят тем, что ублажаю наших клиентов, вожу их на обеды и ужины, делаю вид, что каждого из них мы страшно любим и ценим, а в это время мой старший брат Виктор принимает все ответственные решения по заключаемым сделкам. Иными словами, мне отведена роль такого приятного во всех отношениях малого, состоящего в приятелях у наших клиентов. Не забывай, ведь после Великой депрессии наступили очень тяжелые времена.

– Но твой банк уцелел и выстоял. И у нас еще имеются какие-то деньги, разве не так?

– Так. Но при этом ты должна отдавать себе отчет в том, что наш дом содержится на своем прежнем уровне исключительно благодаря состоянию, которое унаследовала твоя мать, а вовсе не моим деньгам. Понимаю твое нетерпение и неприятие многого из того, что мы видим вокруг, но ничто не совершенно в этом мире, и жизнь полна испытаний, самых разных, а нам остается лишь по мере сил распорядиться своей жизнью наилучшим образом. Вот когда ты станешь замужней женщиной и будешь вести собственное хозяйство, то приобретенных знаний тебе хватит хотя бы на то, чтобы вывести на чистую воду любого из своих слуг, кто попытается обмануть тебя. – Вальтер снова улыбнулся. – Твое предназначение в жизни – быть женой, а мое – стоять рядом с Виктором и наблюдать за тем, как он уверенной рукой ведет наш банк к разорению. А сейчас, если ты уже закончила со вторым, я попрошу Мэри подать нам десерт.

Один промозглый серый день сменялся таким же унылым серым днем, а Сесили все продолжала размышлять над тем неожиданно откровенным разговором, который состоялся у нее с отцом. До нее наконец дошло, как больно ранит его самолюбие то обстоятельство, что жена гораздо богаче него. Их роскошный особняк на Пятой авеню Доротея унаследовала от своего отца, дедушки Сесили, в честь которого ее, собственно, и назвали. Сесил Г. Гомер первым в Соединенных Штатах наладил массовое производство зубной пасты, на чем и сколотил свое немалое состояние. Его жена Жаклин развелась с мужем, когда Доротея было еще совсем ребенком: в официальных бумагах причиной развода была названо то, что Сесил якобы бросил ее, что, как со смехом потом не раз повторяла сама Жаклин, в реальности значило лишь одно: муж променял ее не на другую женщину, а на длинный изящный тюбик мятной зубной пасты. В тринадцать лет Доротея стала единственной наследницей состояния отца, который умер от сердечного приступа прямо за своим рабочим столом, а когда ей исполнился двадцать один год, она уже официально вступила в права владения особняком на Пятой авеню, плюс огромным имением в Хэмптонсе, крупной суммой наличных денег и обширными инвестициями по всему миру.

Вскоре последовал ее брак с Вальтером Хантли-Морганом, прекрасная родословная, безупречная семья и все такое, но так уж получилось, что семейным банком управлял его старший брат, а Вальтеру пришлось довольствоваться лишь вторыми ролями, как он сам невесело шутил на сей счет.

Однако же, как Сесили ни пыталась убедить себя в том, что отец прав и жизнь действительно полна испытаний и вызовов, она понимала, что никаких таких особых испытаний в ее жизни нет. Порой ей казалось, что еще немного, и она умрет от скуки. К тому же она знала, что даже в самые темные и ненастные январские дни в Нью-Йорке что-то постоянно происходит и светская жизнь продолжает бурлить, но на серебряном подносе в холле не было ни единого приглашения на ланч или даже просто на чашечку чая. Просматривая колонки светских хроник в «Нью-Йорк таймс», Сесили понимала, откуда такое небрежение к ее персоне. Немыслимо было даже представить себе бывшую и нынешнюю невест Джека в одной гостиной, что вполне могло бы случиться, если бы там появилась Сесили. К тому же Патриция Огден-Форбс, судя по всему, затмила Сесили по популярности, снискав полнейшее расположение к себе со стороны всего светского общества. Даже ближайшие подруги Сесили переметнулись на сторону новой избранницы Джека.

Однажды после обеда Сесили налила себе немного бурбона из графина, стоявшего на подсервантнике в гостиной, после чего осмелела настолько, что решила сама позвонить своей старинной и самой близкой подруге Шарлотте Эмери. Трубку на другом конце провода подняла экономка, после чего отправилась на поиски Шарлотты, а через какое-то время сообщила, что хозяйка сейчас занята и не может подойти к телефону.

– Но это срочно! – взмолилась Сесили. – Пожалуйста, попросите ее перезвонить мне, когда она освободится. И как можно скорее.

Прошло не менее двух часов, прежде чем экономка Мэри позвала Сесили к телефону, сообщив, что звонит Шарлотта.

– Привет, Шарлотта. Ну, как поживаешь?

– Все прекрасно, дорогая. А как ты?

– Но ты же в курсе: мой красавец-жених меня бросил, а в Европе назревает война. – Сесили издала короткий смешок.

– Ах, Сесили! Мне, право же, очень жаль, что все так вышло.

– Перестань, Шарлотта! Я же просто пошутила. На самом деле у меня все тоже хорошо.

– Чему я только рада. Представляю, как тебе было непросто, когда Джек объявил о своем решении. Да и все остальное тоже…

– Да, ситуация была не из лучших, здесь ты права. А с другой стороны, я жива-здорова и дышу полной грудью. Вот тут подумала, что давно уже не общалась с тобой. Давай завтра встретимся. Попотчуем себя чаем с вкуснейшими пшеничными лепешками в «Плаза». У них ведь самая лучшая сдоба в городе.

– К превеликому сожалению, не могу. Розмари устраивает у себя дома небольшое сборище. У нее сейчас гостит какая-то ее приятельница из Англии. Она пообещала научить нас, как надо правильно играть в бридж.