– Иногда, да. А вы? – спросила я и отхлебнула немного из стакана.

– Нет. У меня вообще нет пристрастия к спиртному.

– Это хорошо, – выдавила я из себя. – Вы написали в своем письме, что хотели бы встретиться со мной.

– Да.

– Но зачем?

Какое-то время Стелла молча глядела на меня, потом едва заметно улыбнулась.

– Наверное, вы все время спрашиваете себя, чего же мне от вас надо, не так ли? Скорее всего, полагаете, что я притащилась сюда, пытаясь прилепиться к вашей славе или воспользоваться вашим богатством.

Я почувствовала, как краска ударила мне в лицо. А эта дама явно не из тех, кто ходит вокруг да около. Сразу же берет быка за рога.

«И кого же она тебе напоминает, Электра, а?»

– Не скрою, подобные мысли посещали меня. – Я решила не лукавить и тоже говорить начистоту. Огонь, как известно, лучше всего тушить огнем.

– Так вот, заверяю тебя, Электра, – неожиданно перешла она на «ты», – я пришла не за тем, чтобы просить у тебя деньги. У меня хватает и своих.

– Хорошо, – сказала я, вслушиваясь в ее ярко выраженный американский акцент, но произношение самое рафинированное. Иными словами, передо мной дама экстра-класса. Классная девчонка, как выразилась бы я в подростковом возрасте. – Все же присаживайтесь, пожалуйста. – Я указала жестом на диван, но Стелла Джексон подошла к одному из двух кресел с высокой спинкой и устроилась там.

– Не хочешь задать мне какой-нибудь судьбоносный вопрос?

– Какой именно? – пожала я плечами в ответ. – У меня к вам куча вопросов.

– Ну, например, для начала спросить у меня, откуда ты родом. – Стелла оглядела меня внимательным взглядом.

– Пожалуй, для начала – да, – согласилась я с ней и постаралась сделать небольшой аккуратный глоток, но не получилось, и я выпила водку залпом.

– Ты из древнего и очень знатного кенийского рода, принцесса.

– Кения в Африке?

– Да, ты права. Кения находится в Африке.

– И вы там родились?

– Да, я родилась в Кении.

– Тогда каким ветром вас прибило сюда? Или это моя мама сюда приехала?

– О, это очень длинная история.

– Но я готова выслушать ее с самого начала и до конца, если вы, в свою очередь, готовы поведать мне ее.

– Конечно, я готова. Ведь именно ради этого я и пришла к тебе, – промолвила Стелла. – Однако дай мне для начала стакан воды, пожалуйста.

– Сию минуту! – Я подхватилась со своего места и пошла на кухню, достала бутылку воды из холодильника и налила в стакан. Голова моя кружилась, но это уж точно не от водки. Женщина, поджидавшая меня в гостиной, была совсем не похожа на то, что я ожидала увидеть. Вопрос, который прожигал мои мозги каленым железом, был до обидного прост: как же так вышло, что она, судя по всему, весьма обеспеченная дама, а я оказалась приемной дочерью в чужой семье? Где же моя мать? И кто она такая, в конце концов?

– Спасибо, – поблагодарила меня Стелла, когда я протянула ей стакан с водой. Она сделала небольшой глоток. – Садись и ты.

Я присела, чувствуя некую неловкость от всего происходящего.

– У тебя испуганный вид, Электра. Такое впечатление, что ты боишься. Я права?

– Наверное, – согласилась я.

– Понимаю. Да я и сама уже столько лет не обращалась к этой истории. Что ж, разделим наш груз пополам. Согласна?

– Да, конечно.

– Итак, с чего же мы начнем?

Я увидела, как моя бабушка слегка похлопала себя по бедру. Вот еще один знакомый жест: я и сама так постоянно делаю, особенно когда о чем-то размышляю. Пожалуй, этот последний штрих окончательно развеял все мои сомнения касательно тех претензий, которые предъявляла эта женщина на право называться моей родственницей.

– Папа всегда в таких случаях говорил, что нужно начинать с самого начала.

Стелла улыбнулась.

– И твой дорогой отец абсолютно прав. Вот я и начну…

Нью-Йорк

Вечер накануне Нового года, 1938 год

Боевые щиты для охоты на буйволов кенийского племени масаи

– Сесили, детка моя, ну что ты валяешься в кровати целый день? Нам ведь через полчаса уходить на вечер.

– Я никуда не пойду, мама. Я же тебе еще за обедом сказала.

– А я тебе сказала, что обязательно нужно пойти. Еще не хватало, чтобы весь Манхэттен сплетничал о том, что ты не явилась на званый ужин по случаю празднования Нового года.

– Да мне дела нет до всех этих сплетен, мама. К тому же, не сомневаюсь, у всех этих кумушек, любительниц посплетничать, есть темы и поважнее, чем разговоры о моей разорванной помолвке. – С этими словами Сесили Хантли-Морган снова целеустремленно погрузилась в чтение «Великого Гэтсби».

– Что ж, если тебе все равно, моя юная мисс, то мне – совсем нет. Категорически не хочу, чтобы люди решили, что моя дочь глаз не кажет из дому даже в новогодний вечер, и все потому, что у нее, видите ли, разбито сердце.

– Но все так и есть, мама. Я действительно прячусь от людей в новогодний вечер. И у меня действительно разбито сердце.

– Вот, выпей.

Доротея Хантли-Морган протянула дочери бокал с шампанским, наполненный до самых краев. – Давай вместе выпьем за наступающий Новый год. Только обещай мне, что ты выпьешь весь бокал до дна, ладно?

– Мамочка, я не в том настроении, чтобы…

– А по-моему, отличный повод, милая. В новогодний вечер все пьют шампанское, даже если у кого-то и скверное настроение. Ну что, готова? – Доротея призывно вскинула свой бокал.

– Хорошо, но и ты пообещай мне, что после этого оставишь меня в покое.

– За наступающий 1939 год! За новые начинания и свершения!

Доротея чокнулась с Сесили.

Та неохотно повиновалась и выпила свой бокал до дна, как просила мать. Пенящееся вино мгновенно вызвало у Сесили позывы к тошноте, наверное, не в последнюю очередь потому, что за минувшие четыре дня она практически ничего не ела, разве что проглотила несколько ложек супа.

– Я знаю, это будет замечательный год, особенно если ты и сама постараешься, – с энтузиазмом воскликнула мать.

Сесили позволила матери обнять себя и прижать к своей объемной груди, на нее сразу же пахнуло спиртным: наверняка мама уже успела не раз приложиться к алкоголю в течение дня. И опять же, во многом по ее вине: Джек Гэмблин разорвал их непродолжительную помолвку за два дня до наступления Рождества, как раз тогда, когда ее семья собиралась отбыть на предстоящие праздники в их имение в Хэмптонсе. Они с Джеком знали друг друга с детства, у его родителей было имение по соседству в Западном Хэмптоне. А потому каждое лето дети проводили вместе. Сесили уже и не помнила, когда именно она влюбилась в своего соседа. Кажется, она была влюблена в него всегда. Даже тогда, когда ей было лет шесть и мальчишка больно подшутил над ней: они стояли с Джеком на берегу залива, и тут он объявил, что приготовил для нее подарок, а потом вручил Сесили краба, который тут же цапнул ее за палец. Сразу пошла кровь, перепачкавшая весь ее купальник. Но Сесили даже и не подумала тогда дать слабину и зареветь от обиды и боли; и сейчас, семнадцать лет спустя, она тоже не заплакала, когда он сообщил, что не может жениться на ней, потому что полюбил другую.

До нее уже доходили слухи об этой другой: Патриция Огден-Форбс. А кто в высшем свете Нью-Йорка не слышал это имя? Богатая наследница из Чикаго, единственная дочь в баснословно богатой семье. Стоило ей лишь появиться на рождественских балах на Манхэттене, как все тут же в один голос стали восхищаться ее красотой. Джек, дальний родственник Вандербильтов, о чем Доротея не переставала постоянно напоминать своей дочери и всем, кто имел желание ее слушать, тоже, судя по всему, совсем потерял голову, ослепленный внешностью мисс Огден-Форбс. Ему хватило лишь одного взгляда на юную красавицу, чтобы мгновенно забыть все свои прежние обещания. Включая и предстоящие свадебные торжества с Сесили.