– Профессор! – прозвучало совсем рядом, и де Блан чуть не подскочила на месте от неожиданности. – Рад приветствовать вас в родных стенах Академии. Добро пожаловать.
Хеймердингер, ростом едва ли доходящим Алекс до пояса, глядел на женщину снизу вверх, и ярко голубые глаза на лице, покрытом соломенной шерстью, задорно улыбались.
Декан прекрасно понял причину, по которой де Блан вдруг, вопреки своей бойкой натуре, прячется в тени.
– Спасибо, профессор, – отозвалась Алекс после паузы. – Я как раз направлялась на встречу с вами.
– И вы как раз вовремя, – подмигнул йордл. – Следуйте за мной, – а затем добавил: – Не переживайте, теперь у вас будет достаточно времени, чтобы оживить воспоминания об Академии и повидать дорогих сердцу обитателей.
========== 20 ==========
– В каждом из нас есть монстр, – шепнул ей Силко на ухо, вкрадчиво и нараспев, в свойственной ему манере.
Они стояли напротив смотрового окна, в подводной лаборатории, наблюдая за танцем невиданных тварей, обитателей отравленного моря. В мире лишенных солнечного света глубин, в толще вод, медлительно и плавно двигались чудовища, заметные лишь по смутным очертаниям чешуйчатых тел – и сквозь стекло они казались по-прежнему завораживающими созданиями, но ничуть не опасными.
Алекс не удивляла прихоть Силко посещать смотровую комнату, она нисколько не противилась составлять ему компанию – потому что монстры подводных глубин были по-своему прекрасны и на них, действительно, можно было глядеть часами.
Они были уродливыми – но лишь потому что глаз обывателя, привыкший к краскам поверхности, воспринимал их природу как чуждую и отвратительную… Это просто привычка и ожидания. Увидеть яркий цветок с бархатными лепестками – или бесцветного монстра, формы которого можно описать лишь на уровне инстинктов, и сразу навесить ярлык: цветок – чудо природы, монстр – постыдное творение, заслуживающее лишь умереть в муках.
Алекс не считала себя цветком… Однако она не разделяла черно-белую картину мира и не считала чудовищами тех, кто не подходит под ожидаемое описание.
Когда они встретились, она, наконец, поняла, что даже в подводных глубинах обитают те, кто прекрасны в своей проклятой агонии.
– Ты вернулась, – прозвучало за спиной, как утверждение, смешанное с удивлением и осуждением за опоздание.
Алекс обернулась не сразу, рот ее приоткрылся от невысказанного оправдания, брови на бледном лице по-детски смущенно сдвинулись к переносице.
– Да, – выдохнула она. – Да, бабушка, я вернулась.
В глубине души она понимала, что это сон – в котором в причудливом калейдоскопе перемешались сон и явь, и со дна проклятого моря воображение перенесло ее в гостиную фамильного особняка, – и не противилась видению.
Молодая женщина отвернулась от окна, по стеклу которого барабанил беспокойный дождь, и сделала несколько шагов к камину, потрескивающему поленьями в сытой пасти портала. Мадам Лидия наблюдала за ней, поджав губы, по обыкновению соблюдая многозначительную паузу.
– Ты должна быть благодарна за все, что я сделала для тебя, – наконец молвила она. – Несмотря ни на что, я до последнего ограждала тебя от этого.
Алекс вздохнула.
– От чего – от этого?
Казалось бы, очевидный вопрос, однако ни разу мадам Лидия не отвечала конкретно. Догмы и нормы, предписания и правила – и никогда не свобода и здравый смысл.
С ней бесполезно спорить – и бесполезно переспрашивать и уточнять.
Бабушка бы ответила: от нее, от самой Алекс, от беспокойного сна, от внутренних противоречий, от буйства молодости и живости ума.
– От чувств. Чувства делают нас слабыми.
Де Блан хотела было съязвить, что тому, кто на чувства не способен, не о чем волноваться, но промолчала. В тот же момент на дне алеющего сопла камина ее внимание привлек лист бумаги, на удивление нетронутый пламенем.
Она подошла еще ближе, склонившись, едва сдерживаясь, чтобы не сунуть руку в огонь.
Интересно, а что будет, если…
– Опять эксперименты? – окликнул Алекс родной голос в мгновение, когда она едва не прикоснулась к горящим языкам, лизавшим холодные пальцы. – А твой отец утверждал, что разрешает опыты только в его присутствии.
Натали де Блан, уютно устроившись поодаль на кушетке с пледом, взглянула на дочь поверх поэтического сборника. Ни в голосе, ни в ее красивом, но уставшем лице, не было строгости – и Алекс лишь пожала плечами, по-прежнему оставаясь у камина, уже присев и подставляя лицо приятному жару.
– Он уже скоро придет.
Он, действительно, должен был вот-вот появиться, однако вновь воспоминание и осознание, острое, как заноза, кольнуло в груди… Это всего лишь сон.
Интересно, а что будет, если…
Одно ловкое движение – и рука выхватывает из пламени лист, пустой и как будто нереальный – еще нереальнее, чем запутанное сновидение, в котором уютная, пусть и просторная гостиная де Бланов превратилась в холодное пепелище.
От каждого вдоха саднит горло – от пепла и сажи. От выдоха пар изо рта клубится неестественным облаком в ледяном воздухе, несмотря на то, что камин по-прежнему ярок и полыхает в своей неуемной жадности.
Белый лист… От необъяснимого предчувствия сердце сжимается в грудной клетке – так, словно в нем сокрыт ответ на самый важный вопрос. Алекс подносит его к свету – от сопла камина, – но он остается безмолвным в насмешливой пустоте слога, а на дне конструкции из поленьев и углей виднеется точно такое же бумажное послание.
Огонь обжигает кожу, но любопытство сильнее нее. Де Блан уже успела вытащить дюжину листков, но они никак не заканчивались… «Это всего лишь ночной кошмар, – повторяла она себе, – и как только я перестану играть в эту странную игру, я проснусь…»
Ворох писем, пустых и непрочитанных, навсегда утраченных, заполнил зал, устлал холодный пол белым покрывалом обрывков невидимых слов и символов. Отчего-то хотелось реветь – и звать на помощь… Она упустила нечто важное! Она не сможет это вернуть!
«Ты же знаешь, – прозвучало неслышной мелодией, тем самым звуковым паттерном, замкнувшим цепочку кодов, – я не умею говорить о своих чувствах».
========== 21 ==========
Каждый квартал научное общество Академии собиралось в актовом зале на регулярное мероприятие, посвященное административным делам и нововведениям. Ученые мужи предпочитали однообразие и распорядок, рутину и стабильность, предсказуемость, благо за последнее десятилетие ничего не изменилось.
Почти ничего… Пару лет назад абсолютно беспрецедентный случай всколыхнул бурный резонанс среди академиков, впрочем, все разрешилось довольно благополучно.
Молодой исследователь, студент старшего курса Академии, Джейс Талис оказался в кругах ученой элиты по счастливой случайности. В своих несанкционированных экспериментах с рунами и необычными кристаллами, впоследствии оказавшимися удивительным источником энергии большого потенциала, он привлек внимание к себе и своим творениям.
Джейс впервые за столетие заявил о магии как о инструменте, который можно контролировать. Его сочли за безумца, ему не поверили, оборудование и записи изъяли, а самого молодого человека отправили под трибунал. Никто не воспринял всерьез тезисы об искусстве управления материей, стоящем выше текущего уровня развития технологий и инженерной мысли.
Все, кроме Виктора.
Виктор был в тот момент ассистентом Хеймердингера, подающим надежды молодым ученым, которого не ставили на более высокие должности лишь по причине его происхождения… Но это не сильно волновало Виктора.
До момента, как он вдруг не заинтересовался революционной магической идеей, услышанной на суде Джейса.
Он помог Джейсу продолжить исследования незаконно, и спустя время они доказали свою правоту. Работу Джейса под названием Хекстек признали, и двум молодым людям, ставшим партнерами по проекту, выделили лабораторию на кафедре под присмотром декана.
