– На кого я похожа, господи? – она запустила пальцы в всклокоченные волосы и придирчиво всмотрелась в лицо. – Не мудрено, что все жалеют тебя, Вика. Ты похожа на чудовище. Месяц без косметолога, немыслимо!

Достала расческу из косметички и медленно провела по темным волосам, собрала их в строгий пучок, подтерла разводы от туши влажной салфеткой и вышла в коридор. Как в тумане добралась до отделения реанимации, открыла дверь ключ-картой, подошла к одной из палат и застыла. Она точно знала, что Макс там. Раньше она влетела бы к нему в палату и бросилась бы поливать его слезами, а сейчас вот стояла и не могла пошевелиться. Пока она не видела его своими глазами, можно было бы подумать, что все это ей приснилось, что не было ничего такого на самом деле. Вот сейчас она зайдет, увидит пустую кровать, а потом ей позвонит Макс и спросит, где ее носит, когда любимый муж вернулся из командировки…

Она стояла у палаты, укутанная этой лживой реальностью и воображала, что сейчас кто-то выскочит из-за угла и скажет, что все это была идиотская шутка. Посмеется, а она от души побьет шутника.

– Вика? – окликнул ее, низкорослый и крепкий мужчина.

– Дежуришь, Степан? – Вика постаралась скрыть дрожь в голосе, а еще надежду на то, что вот сейчас он ей скажет, что зря она тут. Что это была такая запоздалая первоапрельская шутка.

– Да, а ты к мужу? – разбил он одной фразой ее дурацкие фантазии.

Вика кивнула и отвернулась, не желая продолжать идиотский диалог.

– Дверь не могу открыть, – зачем-то сказала она.

Не говорить же, что она как пятнадцатилетняя дурочка надеялась, что это все либо сон, либо шутка?

– В смысле? – он подошел, надавил на ручку, дверь поддалась. – Да вот же…

Виктория, словно ныряя в холодную темную воду, задержала дыхание и перешагнула порог палаты. Кровать, куча аппаратуры, небольшая тумбочка для медицинского персонала и стул. А еще самый дорогой и жизненно необходимый человек, бессознательно лежащий на светлых простынях. Вика присела на стоящий рядом с кроватью стул и металлические ножки мерзко заскрипели по кафельному полу, заставляя ее поморщиться.

Спустя пару минут она, наконец, решилась взглянуть в лицо Максиму. Смуглая кожа, темные волосы ярко контрастировали с белым бельем, а густые черные ресницы отбрасывали на щеки легкую тень. Опухший и перебинтованный, с торчащей из горла трубкой, он был сам на себя не похож, если бы не яркая родинка над верхней губой и три на щеке, образующие идеальный треугольник… Хотя зачем врать, она бы узнала его любым. Виктория коснулась его руки, прошлась ухоженными пальцами от запястья до плеча, убрала налипшую на лоб прядь темных волос. Сердце щемило от боли. Вика всхлипнула, закрыла рот рукой, чтобы не разреветься в голос и плотно смежила веки. До разноцветных кругов перед глазами.

Господи, ужас какой! Что она вообще тут делает? Почему до сих пор рядом, после всего того, что узнала? Она нервно крутила на запястье тонкий обруч дорогих часов – подарок мужа на годовщину, и словно мало ей было боли, воскрешала в памяти все, пытаясь вспомнить, когда их дорожка свернула не туда?

Пыталась и не могла.

Или настолько слепа была?

Еще недавно все было хорошо, она счастливо улыбалась, принимая подарки на годовщине свадьбы вечером. Слушала поздравления от сына и его девушки, от Костика, что был другом семьи все двадцать лет. И ведь тогда он знал уже все, знал и молчал.

Мужская, мать его, солидарность.

А потом была ночь, когда Вика с Максом сбежали с праздника домой, словно им снова двадцать, они набросились друг на друга еще в прихожей, яростно сдирая одежду, клеймя поцелуями давно изученное вдоль и поперек тело. Макс всегда был нетерпимым в сексе. Зачем ждать и тащить жену в кровать, когда можно взять ее прямо в прихожей, закинув стройные ножки себе на талию? Или в ванной, прямо перед зеркалом брать ее сзади, и кайфовать от наслаждения. И она кайфовала вместе с ним. Кончала всякий раз громко выкрикивая его имя, а он сжимал ее тело в огромных ладонях и зарывался носом в растрепанные волосы.

Вика провела тонкими пальцами по крепкой мужской руке, всхлипнула и отвела взгляд. Столько эмоций, что казалось бы, если добавить еще немного и сердце остановится, не выдержит нагрузки, ну или лопнет к чертовой матери.

Вика нервно переплела пальцы и сгорбилась, поникла. Спокойствие, казалось бы, теперь навсегда ее покинуло. Она каждую минуту думала о том, что будет с ними, когда муж очнется. И что будет с ней, если этого не произойдет никогда. Слезы сами наполняли глаза и катились по щекам. Наконец-то она плачет, дает волю слезам рядом с ним. Вика перевела взгляд на окно и уставилась на муху, бесполезно бьющуюся в стекло, в бесконечных попытках вылететь на волю, и ощущала себя сейчас точно так же. Ей тридцать девять, за спиной двадцать лет брака. Целая жизнь, если подумать. Целая жизнь, которую, как она думала, они с Максом посвятили друг другу…

Вика вновь покосилась на мужчину, неподвижно лежащего на больничной койке.

“И чего же тебе не хватало, Оршанский?”

Виктория зарылась пальцами в волосы и снова уставилась на многострадальную муху, бьющуюся о стекло. Казалось бы, вот она, свобода, за тонкой гранью, ан нет! Затем она снова посмотрела на мужа и подумала о том, что даже теперь не желает ему зла. Все, что могло, с ним уже случилось, и оставалось молиться, что он выкарабкается.

– Ну ты же сильный, Оршанский, вставай, – прошептала на грани слышимости.

– Сколько боли ты принес нам, Оршанский? И все для чего? Ради чего?

Телефон завибрировал в кармане и Вика на автомате вытащила его. На экране всплыло сообщение от Кости:

“Перезвони мне, как сможешь”

Дверь тихо скрипнула, Вика обернулась на звук и вопросительно уставилась на застывшую санитарку. Встала, нервно поправляя полы халата. Там, в другой жизни, она бы обязательно выставила персонал вон и сделала бы все сама. Но она тут, в этой реальности, где муж изменил ей и ловко обманывал на протяжении нескольких лет. Будь она идиоткой, обязательно поверила бы Костиным россказням про “один раз” и “совершенно случайно”. Из нее не один год уверенно делали дуру и это было больно. А в купе с аварией сам факт предательства и вовсе ощущался как взрыв, который разорвал ее жизнь на мелкие кусочки. Она бросила еще один тоскливый взгляд на мужа, затем подошла к санитарке и сунула ей в карман хрустящую купюру.

– Заботьтесь о нем, как о своем сыне, Маргарита Петровна.

– Да что вы, – растерянно прозвучало в ответ. – Я же за так, не надо было.

– Берите и не спорьте. И остальным сменам передайте, никого не обижу.

Виктория шла по коридору, обхватив себя за плечи. Зябко так, хоть и отопление уже включили. Или ей просто всегда теперь будет холодно? Жизнь в одно мгновение стерлась в мелкую крошку которую раскидало по округе безжалостным ветром, а Вика бессмысленно открывала и закрывала рот, стараясь сделать вздох, только выходило как-то неуклюже.

Вика сидела за рабочим столом, разбирая скопившуюся гору макулатуры, когда в кабинет вошел Бронников. Одет, как всегда, с иголочки. Черные с проседью волосы уложены в аккуратную прическу. Станислав Сергеевич присел на рядом стоящий стул, облокотился о стол и, положив подбородок на кулак, внимательно уставился на Вику. А та замерла от страха, ведь если пришел, значит принес какие-то новости, иначе зачем ему быть тут? Всю неделю она, словно ничего и не было, поднималась с утра и шла на работу. Ей казалось, так будет легче. А еще каждую ночь ей снилось, что она заходит в палату, а там никого, лишь только заново выстланная пустая кровать. И такой ужас охватывал, что она неслась убедиться. Убедиться, что все в порядке, не смотря ни на что.

– Нам поговорить нуж…

– Что-то с Максом? – перебила его Вика, нервно сцепив пальцы. Зажмурилась, готовясь ко всему, и не сразу поняла, почему ледяным рукам вдруг стало так горячо.

– Максим стабильно, – ровным голосом сказал Стас, сжимая ее холодные пальцы в своих горячих, а Вика поняла, что все это время не дышала. – Я по другому вопросу, Вик. Тут график медсестрам составить надо, новенькую со мной в смену поставить надо, помнишь?