Лино уснул, и она легла рядом с ним. Он уснул в очках, – он читал свои бесконечные бумаги.

Элизабет подумала о Джейке, о том, каким он стал – как Бальтазар, тенью…

Она вспомнила «Я вижу застывающую тень –

Моё в воде весенней отраженье

Тебя мне очень жалко, тень моя

Но ведь и я достоин сожаленья»

Он с трудом попрощался.

– До утра, Элизабет!

– До утра.

Элизабет не знала, что с ней…

– Прости! – Шёпотом сказал ей, Лино.

Она посмотрела на него, улыбнулась, и тихо сказала ему:

– За что?

– За то, что я заснул.

Элизабет заглянула Лино в глаза.

– Прощаю!

Он ласково посмотрел на неё.

– Я хотел тебя дождаться…

Лукавая улыбка.

– Но то, что я читал, меня усыпило!

– А что ты читал, солнце моей жизни?

Ей вдруг стало весело.

– «Человек не доживает и до ста лет, а суетится на тысячу»!

Лино посмотрел на неё с блеском в глазах.

– Я читал про этих… суетящихся.

– Мы тоже суетимся, Лино?

Элизабет почувствовала нежность к этому мужчине.

– Мы с тобой?

Лукавая нота в его красивом голосе.

– Да, мой нежный мальчик, мы с тобой!

– Ну…

Ямочки на его щеках.

– Мы с тобой суетимся так, словно за одну жизнь хотим прожить несколько жизней.

Она почувствовала, что он прав.

– Я, кажется, в тебя влюблена..

Его лазурно-голубые глаза вспыхнули.

– Тебе не кажется!

Элизабет засмеялась.

– Ну же…

Лино нежно заглянул ей в глаза.

– Скажи мне, что гложет Гилберта Грейпа?

– Ты хотел сказать; Холдена Колфилда?

Он рассмеялся.

– Ты всегда знаешь, что я хочу сказать!

– Это плохо, Лино?

Она посмотрела на него очарованно.

– Страшно.

– «Страшно»?

Лино взволнованно заглянул ей в глаза.

– Что тебя больше никто так не поймёт, никогда, – не сможет, понять!

Элизабет поняла его.

– Поймут, не смогут, не понять!

– Почему, «не смогут»?!

Странно он посмотрел на неё, так, словно его это мучило, мысль об этом.

– Мне понравились слова: «Логическая машина отличается от мозга тем, что не может иметь сразу несколько взаимоисключающих программ деятельности. Мозг может их иметь, он всегда их имеет, поэтому-то он и представляет собой поле битвы у людей святых или же пепелище противоречий у людей более обычных»28.

Шаде пела рядом с ними «The sweetest taboo» и Элизабет печально усмехнулась.

– «Пепелище противоречий»… «Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять»… «Мы хотим, чтобы нас понимали, – чтобы нас нельзя было не понять»!

Она заглянула Лино в глаза.

– Я видела Данте Алигьери, и сначала его лицо показалось мне лицом желчного человека, а потом я подумала, что это горечь…

Лино смотрел на неё очень внимательно.

– В конце концов, я поняла, что это печаль: «Я пошел к Ангелу, и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми. Съешь её! И она будет горька во чреве твоем»!..

Элизабет вспомнила фотографию Антанаса Суткуса «Рука мамы», и маленькую девочку прижавшуюся щекой к руке матери… а она прижималась щекой к груди Лино, – она была готова ползать перед ним на коленях, из-за Джейка, из-за человека, которого иногда почти ненавидела!

«Молчание моря»

«Молчание моря» Мельвиля – это экранизация знаменитейшей повести французского писателя Веркора, чьё настоящее имя – Жан Марсель Брюллер. Книга Веркора стала настоящей легендой времён Второй мировой войны. Её статус – «настольная книга участников Сопротивления», «национальное французское достояние», «трогательная библия французского патриота», «манифест непокорённой Франции» – был и остаётся крайне высоким. На сегодняшний момент – вместе с картиной Мельвиля – эту книгу экранизировали трижды. И вот её история. Веркор-Брюллер, как и множество других французов, принял участие в движении Сопротивления – так называлась международная партизанская организация, дававшая прикурить фашистам на всех оккупированных ими территориях. Вместе с товарищами Брюллер основал подпольную типографию под названием «Полночное издательство», первая книга которой – собственно его «Молчание моря». Повесть, напечатанная в количестве 250 экземпляров, быстро распространилась и приобрела популярность в рядах партизан, воспринявших книгу в качестве «символа и манифеста французского Сопротивления». Речь в ней идёт о трёх персонажах: дяде, немце и племяннице дяди. Немец – фашист, сочувствующий французам и любящих их культуру. Дядя и племянница – французы, у которых останавливается немец-квартирант. Победители и побеждённые, завоеватели и сдавшиеся. Немец ведёт себя очень вежливо и культурно по отношению к французам, но те – и отсюда название книги – не разговаривают с немцем, игнорируют его во всём, хранят молчание. Таков их «молчаливый протест» – они не собираются контактировать с человеком, представляющим нацистскую Германию, даже если он живёт с ними под одной крышей, и каждый вечер заводит односторонние разговоры. В конечном итоге этот немец полностью разочаровывается в Третьем рейхе и в планах фюрера. Ему думалось, что Франция и Германия, как муж и жена, обвенчаются по окончании войны, но, к своему глубочайшему страху, немец узнаёт, что фашисты преследуют иные цели: уничтожить французскую нацию, стереть её с лица планеты, «освободить» французские земли для расы «новых господ» и «чистых людей». Всё, что этот немец так любил – например, французскую литературу – фашисты намереваются уничтожить. «Художественная литература будет запрещена под страхом смертной казни! Мы оставим одну только техническую литературу! Поймите же, фон Эбреннак, необходимо сломить и уничтожить французский дух, эту зловонную погань!» – вот что скажут нашему немцу. Бедняга совершенно отчается, от души выговорится дяде и племяннице и будет откомандирован на Восточный фронт, где, вероятнее всего, погибнет на бесконечных, покрытых снегом и льдом славянских просторах. Разумеется, что французы, у которых останавливался этот немец, проникнутся к нему глубокой симпатией и доверием. Такой вот приговор выносит веркоровское «Молчание моря» нацистской идеологии и гитлеровской политике. В основе книги – это официальная позиция автора – пацифизм и, пусть даже молчаливая, борьба с несправедливостью и злом.

Фильм Мельвиля заканчивается словами: «Эта книга была издана на средства одного из патриотов. Она напечатана при нацистской оккупации 20 февраля 1942 года»29.

Утром Лино и Элизабет завтракали с детьми – Джулио и Аби.

Кан приготовил завтрак; кофе, японский омлет, гренки по-валлийски, лимонный щербет…

– «Две дочери торговца шелком жили в Киото.

Старшей было двадцать лет, а младшей – восемнадцать.

Солдат может сразить мечом,

А эти девушки – своими глазами» …

Лино посмотрел на Элизабет с блеском в глазах, и весело сказал:

– Я перефразирую: дочь торговца шелком жила в Киото.

Ей было сорок лет.

Солдат может сразить мечом,

А эта женщина – своими зелёными глазами!

Элизабет засмеялась.

– Я тебя сразила?

– Ты меня победила!

– «Победила»? – Очень удивилась она.

– Да…

Он лукаво улыбнулся.

– Взяла штурмом.

Элизабет вновь засмеялась.

– Но я не брала!

– Твои зелёные глаза так на меня посмотрели!..

– Больно?

– И сладко!

Они заглянули друг другу в глаза.

Джулио ел свою любимую кашу с яблоком, яблоко было с кислинкой, и малыш забавно морщился, но продолжал есть.

– Я скучала по тебе! – Ласково сказала Элизабет, Лино.