Критично осмотрев свою шею, Рид улыбнулся, понимая, насколько далеко он продвинулся в целительских заклятиях — от засосов не осталось и следа. Гэвин походил по пустой спальне, постоянно смотря на время: до встречи было три часа, теперь главной проблемой оставалось прошмыгнуть через гостиную ночью, потому что большинство сокурсников на выходных сидели там до полуночи, и Рид переживал, что появится куча вопросов: куда он идёт, зачем и почему?

Гэвин лёг на кровать и прикрыл глаза, вспоминая поцелуй. Он никогда не думал, что будет так желать Ричарда, что этот хитрый засранец пробудит в нем такие чувства. По сути, Гэвин подозревал, что в поведении Ричарда виновны два аспекта его жизни: отец, которого Ричард слушал беспрекословно, потому что страх от того, что он узнает всю правду о паре Ричарда, взыграл важную роль в его нынешней позиции, и само поведение Гэвина.

Сам виноват, — хочется сказать себе, неужели не замечал все эти взгляды и редкие улыбки, принимал заботу как данность и не замечал подлинных чувств? Да, не замечал. А если и видел, что Ричард смотрит — то выдумывал в своей голове какую-нибудь хрень вместо причины. Никогда не думал в позитивном ключе, ожидая подъебки.

Ричард никогда не намекал на свою симпатию, он был просто человеком, которого Рид знал, и это сломало Ричарда окончательно. Незнание Гэвина, что такое вообще возможно, что как это — хотеть поцеловать парня в столь юном возрасте — он не думал об этом, он не думал, что вообще может быть вот так.

Гэвин вскочил с кровати и схватил палочку. Лишь полдесятого, но лучше он уйдёт до отбоя. На башне сейчас будет холодно, поэтому он накинул на себя зимнюю мантию и засунул в карман шапку — этого должно хватить. Выдохнув, Гэвин молился, чтобы его особо близких знакомых не было в гостиной, и пошёл вперёд.

***

Ричард не стал спускаться в гостиную сразу после разговора с Гэвином, он затаился в библиотеке, ожидая пока Рид уйдёт, и неторопливо собрал книги, которые как раз изучал. Нелегко было выбить у Слизнорта разрешение на подобное, но он смог.

У Ричарда, в отличие от Гэвина, была более свежая голова на плечах, и он понимал, что его отец никогда не примет такие отношения. Он, скорее, убьёт Гэвина и спишет все на несчастный случай, чем даст своему единственному наследнику разрешение на однополые отношения. Ричард признавал, что боится отца. И каждый разговор с ним больше походил на отчёт начальнику, чем родному человеку. Из Ричарда растили управленца, и никто не должен был сбить все карты. Но этот мальчишка, обыкновенный Гэвин, одной своей улыбкой разрушил всю ту стену, что воздвигал Ричард все эти годы. Он имел власть такую, что стоило просто ему что-нибудь попросить, Ричард бы согласился беспрекословно, это уже с возрастом он сумел начать отказывать, а после они и вовсе перестали дружить.

И вот теперь Гэвин, хитрый и красивый, знает, куда надо давить, знает, как завлечь, потому что чувствует это, тоже хочет дотронуться и ощутить на себе чужие пальцы и язык. Ричард сегодня еле сдержался, чтобы не завалить Гэвина прямо на пол грязной и пыльной библиотеки, забирая его первый раз себе, а не дарить глупой девочке с Гриффиндора.

И то, что Ричард придумал… он надеется, что Гэвин не испугается, хотя, он же гриффиндорец, это Ричарду страшно, потому что книги, разложенные перед ним, об очень темной и древней магии. Пришлось ещё просить домового эльфа принести некоторые фолианты из их фамильной библиотеки. И Ричард надеется, что все получится.

На башне тихо. Гэвин аккуратно поднимается вверх по винтовой лестнице и замирает, прислушиваясь. Не хотелось бы застать тут кого-то помимо Ричарда. Когда он выходит на площадку, Карр уже там с разложенными книгами, сидит прямо на каменном полу.

— Привет, — шепчет Гэвин, транфигурирует шапку в подушку и садится на неё. — Хера ты тут расселся?

Ричард ничего не отвечает, лишь смотрит на него внимательно.

— Гэвин, ты мне доверяешь?

Гэвин вздрагивает, когда позади него зажигаются свечи, и просто кивает, глядя на играющие языки пламени в чернеющих зрачках Ричарда.

— Я бы хотел сначала поговорить с тобой, потому что все, что происходит — какой-то пиздец.

— Гэвин, просто скажи да, и мы с тобой будем говорить всю оставшуюся жизнь.

Гэвин застыл, не понимая, что нужно делать, поэтому кивает:

— Я доверяю тебе.

Ричард поднялся на ноги и подошёл ближе к Гэвину пододвигая его в центр площадки на подушке.

— Ты должен… Не бойся только, ты же гриффиндорец, вы вообще дебильные, так что, просто повторяй за мной и не бойся. Что бы ты не увидел, повторяй за мной.

— Хорошо.

Гэвин поражённо смотрит на возникшую из ниоткуда чашу и кучу записок раскиданных вокруг них, образовывая несколько кругов. Записки старые, потертые, с незнакомыми рунами и Рид понимает, что они тут не школьной программой заниматься будут.

— Я думал об этом давно. И решился сейчас. Мой отец может убить тебя, если узнает о наших отношениях. Не меня, а тебя. Поэтому я хочу скрепить наши жизни — умрешь ты — умру и я.

— Ты хочешь совершить обряд? Ты, блять, серьёзно?

Ричард закатывает глаза, Гэвин даже в такой ситуации не изменяет своему характеру.

— Я хочу сделать тебя своим законным мужем, по всем правилам. Как было раньше. Мои родители должны были скрепить свой союз подобным образом, но моя мать… Ты сам все знаешь.

Гэвин молча кивает, слушая Ричарда.

— От тебя мне требуется согласие и кровь из правой руки. Все слова будешь повторять за мной. Надеюсь ты не будешь против, если верхним мужем буду я?

— Нет, — шепчет Гэвин, позорно краснея.

— Руку.

И началось то, что Гэвин не мог представить даже во сне. Ричард читал заклинание нараспев на мертвом языке, пока записки с рунами кружились вокруг них, создавая столп огня от зажженных свечей.

Гэвина охватило страхом, но стоило Ричарду сжать его руку и ободряюще улыбнуться, как вся паника ушла, оставив только странное ощущение лёгкости и правильности происходящего.

Резкая боль покрыла правое запястье и кровь потекла прямо в чёрную чашу, смешиваясь с кровью Ричарда.

Карр повысил голос, почти выкрикивая слова, и кровь взбурлила красно-золотым сиянием и полилась, смешанная, обратно им в руки.

Стало жарко. Захотелось раздеться и Гэвин свободной рукой стал ослаблять тугой галстук и расстёгивать рубашку. Ричард делал то же самое, по его вискам градом тёк пот.

— Повторяй за мной: я осознаю смысл настоящей любви. Обещаю, что пока я живу — живёшь и ты. Я буду чтить и уважать тебя. Я буду дышать тобой и жить тобой. В горе и в здравии, в достатке и в бедности, в счастье и в гармонии. Мы будем одним целым, пока смерть не разлучит нас.

Гэвин повторяет все слова за Ричардом, ощущая, как кровь струится по венам, накалённая, как лава.

— А теперь, Гэвин, прими это в дар и носи на пальце правой руки.

Ричард надевает на Гэвина серебряное кольцо с красным камнем и тянет на себя, обхватывая руками чужое лицо.

— Навсегда будем вместе, Гэвин.

И поцелуй теперь совсем не такой отчаянный, каким был в библиотеке. Ричард нежно гладит алеющее лицо Гэвина кончиками пальцев и целует сначала в щеку, пока что не тронутую щетиной, обводит языком нижнюю губу и медленно ее лижет, смотря в ярко-голубые глаза. Гэвин стонет, прижимаясь ещё ближе, и открывает рот, впуская Ричарда, зарывается рукой в идеальную причёску, лохматя мягкие волосы, и гладит все до чего только может дотянуться.

— Ты пошёл на это… Тебе не страшно?

Ричард улыбается и целует Гэвина в кончик носа.

— Завтра прибудет мой отец. Он уже должен заметить изменения на фамильном гобелене, но я не боюсь. Теперь он ничего нам не сделает, я клянусь тебе.

Гэвин улыбается и прячет лицо в ладонях.

— Тебе точно надо было учиться на Гриффиндоре. Ты же просто сумасшедший!

Ричард смеётся, помогая Гэвину встать, и накидывает на него тёплую мантию.

— О да, но директор сказал, что у нас не переводят с факультетов. Да и без разницы. Пойдём спать.