Хочется во всеуслышание закричать, как он счастлив, что у него есть пара, и как Ричард прекрасен. Чувства, что сидели внутри, затаившись, вырвались наружу, и он сам не понимает, как ноги несут к гостиной Слизерина.

— Чистая кровь, — называет Гэвин пароль и заходит внутрь, сразу же ища глазами Ричарда.

На него все смотрят как на умалишённого, но ему плевать, они должны выяснить свои отношения здесь и сейчас.

— Ты что тут делаешь?

А вот и он, чуть моложе, чем Рид видел, но все так же прекрасен. Интересно, Ричард чувствовал то же самое, что и он, когда выпил зелье? Ему так же явился Гэвин, и он гладил его лицо, запоминая мягкость кожи? А, может, он поцеловал его, не совладав с собой?

Ричард хватает его за руку и выводит из гостиной, заводя в мужской туалет подземелий.

— Ричи, я видел тебя, — Гэвин подходит ближе, кладя руки на грудь слизеринцу. — Так это правда. Мы с тобой пара.

Под ладонями бешено бьется чужое сердце, и Гэвин понимает, что это идеально: вот так дотрагиваться до своего человека, стоять с ним рядом и чувствовать его тепло и запах, видеть его серые глаза и наслаждаться ощущениями.

— Нет.

Гэвин будто просыпается от долгого сна, он непонимающе смотрит в ответ, чувствуя, как у него снова начинает болеть голова.

— Мы пара, — упрямо говорит Гэвин, сжимая пальцы на чужом свитере. — Зелье показало мне тебя! Ошибки быть не может.

— Гэвин, — и в голосе Ричарда столько сухости и усталости, что Рид испуганно отходит на пару шагов назад, понимая, что сейчас будет.

— Но почему?

Рид прислоняется спиной к холодной кафельной стене, действительно не понимая.

— Потому что я парень? Или ты меня настолько терпеть не можешь? Я тебе что, совсем не нравлюсь?

Ричард улыбается, склонив голову к плечу.

— Мне противно.

И мир рушится.

— Я понял тебя.

Рид молча выходит из туалета и несётся к выходу из замка, к самой опушке леса.

Гэвину не хочется плакать, он просто садится на пень и начинает практиковать заклинания. Все, которые он знает. Раз за разом, пока не доходит до идеала. Ещё раз и ещё. Уже спустя два часа он понимает, что совершенно продрог, потому что вышел на улицу без мантии, а вокруг него все сгорело после заклинания огня. Будто он хотел выжечь из себя все воспоминания и чувства.

На ужине Тина поинтересовалась, где он пропадал, на что Гэвин сказал, что помогал Слизнорту. Разговаривать ни с кем не хотелось, поэтому Гэвин сделал вид, что крайне заинтересован содержимым своей тарелки.

— Я слышала, ты заходил в гостиную Слизерина, — как бы между прочим говорит Кэра, пока Гэвин ковыряется в пюре.

— Да, Слизнорт попросил позвать Карра, — и голос почти не дрожит от вранья; Тина внимательно смотрит на него, как и Кэра.

— А, понятно, — Кэра опускает глаза и снова отпивает глоток своего любимого кофе. — Как всегда Слизерин распускает слухи, твари.

— Твари, — поддерживает до этого молчащий Саймон и весело подмигивает Риду.

Гэвина тошнит от собственного вранья.

Он чисто на автомате смотрит в сторону Ричарда, но тот увлечённо вылизывает рот Хлое и не смотрит ни на кого вообще. Боль отдаётся в груди снежным комом, и Рид отворачивается, переводя взгляд на подругу.

Кэра, добрая и милая, и часто смотрит на Гэвина не как на друга. Он снова косит взгляд на занятого все тем же Ричарда. Ужасно больно, будто над ним стоит дементор двадцать четыре часа в сутки. Гэвин не помнил, чтобы ему было так плохо. Однажды у него заболела мама и пролежала в больнице почти месяц. Это было в конце четвёртого курса, и Гэвина постоянно отпускали из Хогвартса, чтобы он мог ее навестить.

И с ним всегда отправлялся Ричард. Всегда.

Конечно, по большому счету они молчали, пока находились наедине, но это ощущение поддержки не давало Гэвину разрыдаться перед кроватью матери; он говорил себе, что раз Ричард его поддерживает, то он оправдает его надежды и будет сильным. Даже Элайджа плакал, когда впервые увидел мать в таком плохом состоянии — Гэвин же не проронил ни слезы, ощущая, что Ричард смотрит.

А теперь, когда нет поддержки, когда он по сути не может ничего рассказать друзьям из-за страха, то все хуже некуда.

Ему так по-детски обидно и больно, что он медленно встаёт, наклоняясь к Кэре, и громко говорит:

— Ты будешь моей девушкой?

Замирают, наверное, все. Кэра так вообще теряет дар речи и просто смотрит на Гэвина, открыв рот.

Смотрят все ученики, абсолютно, и он тоже смотрит. Раз они не будут парой, то Гэвин спокойно может встречаться с кем хочет, и Кэра ему нравится, как человек, он действительно надеется сделать ее счастливой. Кто ему может это запретить?

— Да, — пищит бывшая подруга и закрывает красные щеки руками.

— Я очень рад, — и Гэвин действительно счастливо улыбается, приобнимая ее за плечи, — уйдём отсюда?

Они, взявшись за руки, выходят из большого зала под шумок офигевших сокурсников, и Гэвин знает, что Ричарду больно. На секунду ему хочется закричать, что это все неправда, что он не хочет Кэру, что он хочет только Ричарда. Но в голове слышатся сухие слова: «Мне противно», и желание мигом отпадает.

Так пусть эта боль будет с ним теперь всегда.

***

Недели проходят в привычном режиме, и Кэра из молчаливой девочки превратилась в общительную и улыбчивую. И пусть они не заходили дальше целомудренных поцелуев, они отлично себя чувствовали. Она расцвела от их отношений, и Гэвину с ней действительно комфортно. Тина так вообще уже спланировала их свадьбу и имена детей. Гэвина не гложило абсолютно ничего.

Они с Ричардом не общались. Молча патрулировали замок, декан отказал в смене напарника, молча работали на уроках, если их ставили в пару, и молча сидели в библиотеке, делая домашнее задание в километре друг от друга.

Гэвин постоянно натыкался на Ричарда в замке, куда бы он не пошёл, особенно вечером, когда они прогуливались с Кэрой вдоль озера. Часто они там встречали так же гуляющих Карра и Хлою. Хлоя приходилась двоюродной сестрой Кэре, и девушки весело щебетали, пока их парни молча шли рядом, не проронив ни слова.

Но это молчание напрягало не только Гэвина, он видел: много раз Ричард будто тянулся к нему, но в последний момент всегда передумывал дотронуться. Это напряжение между ними можно было ощутить и зачерпнуть ложкой. Все чаще они просто смотрели друг на друга, пока их девушки что-то обсуждали. И это было больно.

Спустя три недели молчанки, Рид все же решил достать чужой дневник, который спрятал на дно чемодана, чтобы не видеть его.

Все тот же приятный на ощупь переплёт, камни и руны. Гэвин пролистнул первые страницы, выходя сразу на третий курс. Середину. Сразу после зимних каникул стояла запись.

Я отчаялся. Отец узнал о моем желании учиться на другом факультете и впервые применил на мне круциатус. Как я мог забыть, что он блестяще владеет окклюменцией.

Гэвин закрыл глаза от боли и ненависти, что пролилась по его жилам. Его отец никогда не бил его и тем более не пытал круциатусом. Да, он был зол из-за Гриффиндора, но он все равно любил его. А с Ричардом, кажется, на четвертом курсе они и перестали общаться…

Следующая запись пятый курс.

Мне кажется, что я схожу с ума. Мама сказала, что это просто переходный возраст, но я думаю, что то, что происходит — с этим никак не связано.

Мне нравится парень. Я боюсь кому-то говорить об этом, и совета спросить тоже не у кого. Когда я смотрю на него мне хочется его поцеловать прямо в Большом Зале, при всех, пока он ест. У него красивые глаза и улыбка, и даже его глупые привычки для меня красивы. Когда он что-то говорит мне, в голове белый шум, я смотрю на его губы и не могу ни о чем думать. Он тоже смотрит на меня, но не так, как я бы хотел. Но самое худшее это то, что я знаю: мы не будем вместе.

Гэвин тяжело дыша, закрывает глаза. Невозможно. Неужели это про него? Ричард влюблён в него? Или это про кого-то другого.

Следующая запись за два дня до начала шестого курса.