Снять диод было первой блажью человеческого разума, пусть Ричард и уже свыкся с тем, что он, по сути, не человек, но быть более человечным хотелось всегда. Нет ничего странного в снятии диода, многие девианты так делают, и теперь на него стали обращать внимание в общественных местах. Никто из прохожих даже не догадывается, что он андроид, потому что вся мимика и жесты у него человеческие. Ричард сжимает карандаш в зубах. Он человек, и никто его в этом не переубедит, никогда.

А кошки-мышки с напарниками лишь разбавляют его жизнь в этой ипостаси, но ничего, Гэвин, скоро ты расслабишься, успокоишься, забудешь все обиды и снова станешь мягким и нежным, как был тогда. Все страхи развеются, и тогда уж Ричард сделает свой ход. Вот только детективу уже никто не поможет.

— Кофе?

Ричард опирается бедром на край стола, демонстрируя напряженный пах Гэвину, и ставит дымящийся ароматный напиток рядом. Рид расслабленно отпивает, сразу же облизывая чуть обожженные губы, и Ричард еле держит себя в руках.

Спокойнее, детектив, не переживайте так сильно, все только начинается.

Они смотрят друг на друга пару минут точно. Гэвин как-то затравленно и нервно, и Ричарду хочется себя ударить за те вещи, что он сделал из-за своих психов детективу ранее, своему Гэвину, но так было нужно.

И на немой вопрос Рида, почему он все ещё здесь, андроид лишь улыбается и садится на своё законное место.

Это будет очень весело.

========== Глава 12/36. Горечь ==========

Еле уловимые нотки сандалового аромата медленно наполняют ванную комнату.

Прохладный весенний воздух из открытого окна ласково холодит кафель и ступни, заставляя невольно поджиматься пальцы и становиться дыбом маленькие волоски на теле.

Элайджа вздрагивает, но довольно жмурится, хрустя шейными позвонками.

Раз — два.

Хруст заставляет рядом стоящего андроида вздрогнуть и отвести глаза. Правильно, блять. Отвернись и не смотри. Элайджа подавляет накатывающуюся злость на ни в чем не повинную Хлою и медленно вдыхает ноздрями запах сандала.

Он — запах — должен расслаблять, но на деле выходит совсем иначе.

Джакузи набирается быстро, скрывая белоснежной пеной чёрную эмалированную поверхность. Хлоя молчаливо закрывает кран, так и не посмотрев на хозяина, и вешает чистое полотенце рядом, пахнущее лавандой.

— Ванна готова, — наклоняет голову вбок и помогает человеку войти в тёплую воду, подставив руку.

Элайджа с тихим вдохом ныряет и задерживается под водой на долгие десять секунд, пока андроид в этот момент покидает комнату. На фоне играет ненавязчивая музыка, кажется, что-то из классики, но звук для Камски превращается в тонкий писк.

Ультра-блядский-звук бьет по перепонкам. Элайджа обычно не злится, но «обычно» теперь вряд ли относится к нему вообще.

Волосы блестящим каскадом закрывают лицо, когда он выныривает и стягивает их на затылке гребнем, что всегда лежит неподалёку.

Это были слишком долгие дни.

Чертовски долгие.

Элайджа не любит, когда его ежедневные ритуалы нарушаются.

Он вообще не любит перемены, а его психологический возраст уже в двадцать лет был, как у старика.

Что же с ним теперь сейчас? Он уже мертв?

Все буквально валится из рук, никакие идеи не лезут в голову, хотя раньше он постоянно что-то записывал в ежедневник по старинке или думал о чем-то важном за чтением немецкой философии, мысленно оспаривая идеи авторов.

Сейчас же ничего нет.

Пустота.

Только злость, разъедающая серной кислотой внутренности.

Чёрная воронка засасывает все глубже и глубже, превращая голову в желейноподобную субстанцию.

Элайджа прикуривает ментоловую сигарету, на что Гэвин в его голове смешно фукает, и берет в руки телефон, заходя в раздел «Фото».

Гэвин. Любимый младший братишка. Он всегда умел находить неприятности, начиная с подросткового возраста, и по сей день. Камски хочется взять кусок своей памяти и вычленить все воспоминания о брате, потому что это слишком больно.

Эта боль, как от укола — ты знаешь, что он поможет, снимет боль, например, но ощущение входящей в тело иглы невероятно болезненно. До сжатых губ и еле заметной влаги на глазах.

Гэвин ломает его, сам того не понимая. Сколько же Элайджа сделал для этого человека, а Гэвин и половины от совершенного не знает, и Элайджа надеется, что не узнает никогда, потому что тогда он точно потеряет брата раз и навсегда.

Сигарета горчит во рту, и Элайджа жуёт фильтр и, кажется, в миллионный раз включает то самое видео, которое мешает думать ему все время. При взгляде на лицо Гэвина в стоп-кадре все происходит как во время первого просмотра.

В тот роковой момент, когда Камски открыл сообщение от неизвестного отправителя и посмотрел первые секунды, просто взглянув на лицо брата поражённое удовольствием, его самого охватила такая животная потребность обладать, какой не было никогда. Он трогал себя прямо через спальные штаны в окружении Хлой и не мог остановиться. Он, взрослый мужчина, не мог погасить в себе похоть при виде столь доступного родного тела. В тот момент его не смущало ничего: откуда это видео и почему его прислали, был лишь брат. Раскрасневшийся, с губами, которые выдыхали горячий воздух. Элайджа готов был весь мир к его ногам положить, чтобы для него так же, так же открыто и осознанно, чтобы его хотели, прожигали взглядом насквозь, буром врывались в его тело эмоциями и дарили наслаждение.

Гэвин двигался быстро, закусывая губы и смотря в камеру с таким обожанием, что Эл сразу понял, кто был по ту сторону и смотрел на брата в тот момент.

Он смотрел и смотрел, перематывал на особо прекрасные моменты, где брат изливается на себя или громко стонет, просяще смотря на другого.

Другого. Не Элайджу. И положи ты весь мир к его ногам, он никогда так не посмотрит, не оценит и сотой части проделанной работы для его же, Гэвина, счастья.

Элайджа с тихим выдохом, выскуливая, как заблудшая псина, имя брата, кончает прямо в пенную воду, но не может перестать смотреть.

Смотреть раз за разом.

Наслаждаться таким братом, ловить психозный кайф от его унижения.

Гэвин бы его возненавидел, узнай он об этом, и о многих других вещах, которые Элайджа без его спроса привносил в жизнь другого.

Но он никогда не узнает.

Воздух все так же холодит влажную кожу, а Элайдже хочется просто позвонить Гэвину и в тысячный раз не сказать ему, как он его любит, но он выключает телефон, чудом не разбивая его о кафель.

Все равно ничего не изменится.

Стук в дверь рушит всю идиллию. Элайджа недовольно хмурится, замечая в проеме Ричарда, нет, не он… Коннор. За его спиной стоит Хлоя и виновато сжимает подол платья.

Андроид внимательно осматривается и переводит взгляд на человека, открыто улыбаясь ему.

— Мистер Камски, — легкий кивок, — у меня есть к вам пара вопросов. Не уделите мне минуту? — и взгляд такой хитрый, сука, знающий.

— Конечно, Коннор, — Элайджа вытирается неспешно полотенцем и фиксирует его на бёдрах, дабы не смущать визитёра.

Коннор неторопливо облокачивается о стену и смотрит на зеркальный потолок.

— Вы очень богаты, — Элайджа молчит, напрягаясь и не понимая, что Коннору нужно. — Сколько будет в эквиваленте месячных зарплат детектива Рида, если перевести в них всю ту сумму, что вы заплатили группировке за смерть мистера Карра?

В этот момент в голове Элайджи рушится весь созданный им мир, как домино.

Коннор победно улыбается.

— Видимо, Гэвин ничего об этом не знает. Просто… я недавно был в тюрьме и один заключённый, увидев меня, начал кричать, что он меня убил, а затем рассказал очень интересные вещи, вот только ему никто не поверил.

Разговор долгий и неприятный. Камски не любит об этом вспоминать. В конце, когда Элайджа рассказывает Коннору все о своих разработках, о сознании и о том, кто на самом деле работает рядом с ними, андроид долго молчит, собираясь с мыслями.

— Значит, я был прав. Но есть одно «но». Ричард умирает в этом теле. Все его процессы сбоями дают сигналы о нагреве деталей по несколько раз на день. Ваш эксперимент провалился.