– Почему?

– Потому что этого просто не может быть. Это нелогично. Вещи не могут произойти без причины.

Вжик!

Глаза Лэмб сузились. Она распустила свой конский хвост и встряхнула волосы, прежде чем снова их собрать.

– Я назвала тебе причину. Ты – или ещё кто – нарушил правила. Помнишь слова, Сеп? Те самые, которые дал нам ты?

Сеп постарался сохранить невозмутимое выражение лица, но сам поразился, как легко заклинание всплыло в памяти.

– Никогда не приходить к ящику в одиночку, – начала Лэмб, и остальные закивали, беззвучно повторяя за ней слова. – Никогда не открывать его после захода солнца. Не забирать жертву назад. Ты же явно помнишь.

– И что?

– Так, думай что хочешь, – не выдержала Лэмб, нахмурившись, когда над столом раздался очередной «вжик». – Я лишь говорю – мы говорим, – что происходит. И сегодня настанет твой черёд.

– Неправда, – покачал головой Сеп, оглядываясь через плечо. Марио делал вид, что не слушает, и натирал и без того сияющий стальной кувшин. Сепу стало не по себе от смущения.

– Вы пришли, только когда вам что-то от меня стало надо. Так идите к своим настоящим друзьям.

– Ой, ну брось, Сепстер, – протянул Аркл со свисающей изо рта нитью. – Чего б не вспомнить старые добрые времена и не собраться вновь.

– Никто такого не предлагал, – отрезала Лэмб. – Мы гуляли вместе только одно лето. Мне больше друзья не нужны. Я просто хочу выяснить, что произошло с моими чёртовыми зеркалами.

– Я хочу, чтобы кошмары прекратились, – прошептала Хэдли, глядя на остывшую пиццу.

– Что ж, простите, ничем не могу помочь, – ответил Сеп.

– Да брось, – повторил Аркл. – Ну не должно же так быть.

Никто ему не ответил. Жужжание ламп заполнило тишину комнаты. Ребята смотрели, как по запотевшим банкам газировки стекают капельки воды. Марио прочистил горло и попытался сделать вид, будто чем-то занят.

– Вам лучше уйти, – наконец произнёс Сеп, проталкивая слова через горло.

– Ладно, – отозвалась Лэмб. – Хочешь по-плохому – будет по-плохому. Если выяснится, что виноват ты, – тебе за зеркала и платить.

Хэдли смерила Сепа ещё одним долгим взглядом, затем спрыгнула со стула. Ребята потянулись на выход, а Сеп вернулся за прилавок.

Мак бочком пробрался к нему.

– Леденец дай, пожалуйста.

– Двадцать пенсов.

Мак разломил леденец напополам и протянул завёрнутую часть Сепу:

– Нельзя отрицать очевидное. Я тоже поначалу не поверил, но ребята так перепугались. А то… что ты обо мне думаешь – неправда. Я не такой.

– Ладно, – пожал плечами Сеп. Посмотрел на леденец, вдоль которого тянулись слова «Хилл Форд», и убрал лакомство в карман фартука.

Мак кивнул, застенчиво улыбнулся и пошёл к дверям.

Уже на пороге он обернулся. Фигуру сзади подсвечивало кроваво-красное солнце, и лица Сеп не разглядел. Позади Мака Аркл зажжённой сигаретой показал, мол, позвони мне, а Хэдли напоследок послала Сепу грустную улыбку.

Лэмб уже ушла.

Сеп надел наушники, включил «Любовь разведёт нас по разные стороны» и почувствовал, как пульс подстроился под бодрый ритм песни. Затем собрал пустые коробки и банки, ловко придерживая их рукой.

Пуля пахла свинцом и оставила круглую вмятину на большом пальце Дэниелса, когда он вдавил её в ствол ружья, удерживая равновесие под порывами лесного ветра.

Злость змеёй угнездилась в животе, пока Дэниелс продирался сквозь лес, разрезая кожу о колючки и шипы. Он вспомнил лицо Сепа, когда тот опозорил его перед его же собственной бандой, а потом спрятался за спиной толстого грека.

«Ты всё равно никуда от меня не денешься, Хоуп, – думал Дэниелс, скрежеща зубами. – Ты получишь по заслугам – ты и твой зубастый дружок».

Он протиснулся под обветшавшим предупреждающим знаком у входа в поместье Уиндеркроссов (прочитать, что там некогда было написано, не представлялось возможным, слова превратились в грязь, покрытую отслаивающейся краской), а когда выпрямился, конец ржавой проволоки оторвал кусок от его уха.

Дэниелс упал на колени, сжимая ухо так, словно мог выдавить из него боль, и взвыл в темноте.

Испачканная кровью рука блестела в лунном свете. Дэниелс вытер её о грудь и вздрогнул. Порыв ночного воздуха обжёг рану, и та начала пульсировать. Он разбил знак прикладом пневматической винтовки.

Дойдя до луга, он распластался по траве, чувствуя, как сливается с ней. Ничего не подозревающий кролик проскакал мимо; его хвост белел во мраке.

Дэниелс не шевельнулся.

Все считали его злым и импульсивным. Думали, он не умеет себя сдерживать. Однако он умел ждать.

Они даже не представляли, насколько.

По дальнему краю луга прокралась лиса. По стволу дерева пробежала юркая белка. Мелькали ещё кролики, но их подёргивающиеся носы не улавливали его запаха. Тянулись минуты, и им вторил только пульс в ране Дэниелса.

А сам он ждал цели, которую требовал его гнев, – самого сложного выстрела, самого большого приза.

Птицы в полёте.

И вот дождался: с деревьев, расправив крылья, спорхнула ворона. Дэниелс прицелился, представил на её месте Сепа – и выстрелил.

Ворона продолжила лететь, тихая и невозмутимая, и, захлопав крыльями, приземлилась на верхушку далёкого дерева.

Он встал на колени.

– Дэниелс не промахивается, – выплюнул он, снова глядя в прицел.

Чтобы доказать это, он взял на мушку ветку ближайшего дерева и нажал на спусковой крючок. Дробина оставила идеальное круглое отверстие в центре свисающего листа.

Дэниелс посмотрел на ворона. Тот повернулся на звук.

– Что за ерунда? – прошептал хулиган.

Ласточка спорхнула с верхушки дерева, низко пролетела над лугом и резко ушла в сторону по дуге.

Дэниелс вскинул винтовку, проследил за маленькой птичкой, пока та не выровнялась над горизонтом, и выстрелил.

Ласточка упала на землю безжизненным комочком перьев.

Дэниелс снова посмотрел на ворону. Та не сводила глаз с изуродованного тела ласточки.

– Дэниелс не промахивается, – повторил он и зарядил в винтовку ещё одну пулю.

– «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега» твой любимый фильм? – переспросил Аркл, облокотившись на руль велосипеда. – Ой… ну… мне тебя прямо жаль. Ты хоть раз видела «Империя наносит ответный удар»?

– Разумеется, – отозвалась Лэмб, пытаясь почесаться под гипсом травинкой.

Это был самый жаркий день лета, и высокие полупрозрачные облака плыли по выбеленному небу. Сеп оттянул ворот футболки, чтобы тот не раздражал розовую обожжённую шею.

– «Пятница, 13-е: Часть третья» – лучший фильм на свете, – прошепелявила Хэдли.

– Никогда не видел, – признался Сеп. – Страшный?

– Боже, да, – улыбнулась Хэдли. – Самый страшный. Ещё и в три дэ.

– Однажды я пукнул на сеансе три дэ, – признался Аркл. – Это было несколько лет назад – на карусели перепугался. Потом пошёл домой переодеваться, а мама сказала, что моя собака переехала жить на ферму. Буквально самый ужасный день в жизни.

– Моя бабушка переехала жить на ферму, когда мне было шесть лет, – сказала Хэдли.

Глаза Аркла озорно блеснули.

– Уж не на ту же самую, что и мой пёс?

– А чего ты улыбаешься? – не поняла Хэдли.

– Чем сегодня займёмся? – быстро перевёл тему Сеп.

Они сидели на берегу. Море облизывало камни, в брызгах воды сияла радуга.

Мак доел хот-дог и достал упаковку жвачки.

– Можем снова поплавать.

– Может быть, – согласилась Хэдли. – Это было так умиротворяюще, поплавать вместе.

– Я пас, – отозвался Сеп, думая о крабах, прячущихся под водой.

Лэмб почесала голову.

– Всё будет хорошо, Сеппи. Мы же в прошлый раз не видели крабов?

– Откуда ты знаешь, что я подумал именно о них?

Лэмб улыбнулась ему и откинулась на спинку кресла, заложив загипсованную руку за голову.

– Купаться в море было здорово, – сказала она. – Мне больше всего понравилось.