Ветер уже тогда был ураганным, и мимо нас проплывали разные предметы в виде деревянных скамеек, оторванных веток и различного мусора. Дождь поливал нас нескончаемыми потоками воды, все больше подбирающимися к нашим ногам. Водитель «Урала», сержант, пытался завести машину, которая, как мне казалось, проклинала его при каждой очередной попытке. Мы все смотрели друг на друга и отчаянно надеялись на благоприятный исход и надежность нашего автопрома.

Всмотревшись в сторону какого-то еле пробиваемого через гул ветра шума, похожего на писк, я увидел за деревянным забором метрах в тридцати от машины коричневую будку. Это была очень страшная и трагичная картина, и без содрогания и слез на нее, наверно, не смог бы смотреть ни один человек. На крыше будки ютились три небольших комочка, дрожа и постоянно поскуливая. Возле будки была видна большая собачья голова, перетащившая эти шерстяные клубочки наверх. Ее нос был задран, и она с трудом держалась, чтобы не поддаться течению. Она была обречена. Вода все ближе подбиралась к морде, а железная цепь вилась возле шеи, словно змея, готовящаяся задушить ее.

– Господи, да что же мы тебе такого сделали?! – не выдержал я, сам того не замечая и произнеся это вслух.

Я убрал ладони с глаз, почесал голову, оценивая, насколько у меня выросла шишка на голове, и пододвинул трость к ноге. Рядом раздался брякающий звук – бензопила приземлилась на пол и перевернулась. Я перевел взгляд и заметил, что не одному мне небезразлична эта трогательная картина вдалеке. Весь в опилках, тяжело дыша, он стоял рядом со мной в конце кузова. Тот самый, который не опустил руки и нашел решение, дав нам возможность отправиться дальше.

Не мешкал он и сейчас.

Хороший парень. По его глазам это было сразу видно. Глаза никогда не обманывают. Да и голос у него был какой-то уверенный очень. Доброе светлое лицо, немного в веснушках, как будто излучало приветливость, простоту и благодушие. Один из немногих, кого не ломали невзгоды и превратности судьбы, делая из нас озлобленных и ожесточенных людей. Я это точно могу сказать. За свои годы я без труда научился определять людей, просто смотря им в лицо. На улице дождь льет как из ведра, все кругом плывет и уносится течением, ветер крыши рвет, а он берет и прыгает за борт.

Хотя у меня на душе и оставался некий осадок, что вся эта авантюра его до добра не доведет и, помимо прочего, он и сам погибнет, но все же было приятно, что есть еще такие люди. Большинству тех, кого я встречал или обучал в средней школе, в последнее время нужно было лишь, чтобы электричество текло по проводам и компьютер или гаджет работали вечно. Другим надо было бутылку пива и доступную девку, про которую они завтра расскажут кучу грязных шуток своим друзьям. Третьим – лишь бы их не трогали. Вот и попробуйте найти еще такого парня в настоящее время, чтобы тот решился вот на такие поступки.

Вот только не успел я нарадоваться, а он – проплыть и половины пути, как эта чертова машина завелась. Бездушный кусок железа. Весь мой восторг резко сменился угрызением совести, и я подбежал к кабине и взбудораженно начал стучать и просить, чтобы водитель подождал хотя бы минут десять, объясняя, что человек, благодаря которому мы и можем продолжить движение, находится сейчас не в машине и должен вот-вот вернуться. Но хорошие люди здесь, видимо, закончились, и после нескольких стуков женщина лет шестидесяти одернула меня за ворот и посадила на скамью, после чего угрожающе выпрыснула:

– Ну так ты, дедуль, выйди и подожди, а потом на байдарке нас догоните, а молнии поддадут вам газку для скорости.

Никто из сидевших в кузове не заступился за меня, а, напротив, вопреки человеческой гуманности, начали упрекать меня. Одна из женщин заявила, что одной смерти за сегодня уже было место случиться и своими действиями я теперь хочу всех здесь погубить. Спорить с ними было бессмысленно, да и перекричать поднявшийся бунт тоже не имело никакого смысла, поэтому, оставив все свои жалкие попытки, я сел на свое место и просто смотрел на то, как удаляется наша машина от того самого уже ветхого старого дома с будкой во дворе. От привычных улиц и переулков. От спокойной и размеренной жизни.

Наш путь до убежища длился еще около двух часов, после чего машина заехала в лес и остановилась среди кучи идентичных. Затем мы вышли, и сержант сказал всем следовать за ним. Пройдя еще метров сто, мы увидели одну-единственную заброшенную хижину. Как потом выяснилось, это и был вход в убежище.

Ник

В его ушах стоял беспорядочный хриплый гул от ветра, поглощающий в себя все звуки улицы. Возле бедер по линии воды проносились сорванные ветром ветви деревьев, которые течение быстро уносило куда-то вдаль. Холодная мутная вода, пропитавшая его одежду от ботинок до кончиков куртки, пускала дрожь по телу и сулила в скором времени получить озноб и переохлаждение. Хотя назад он и не оглядывался, но прекрасно понимал, что действовать надо стремительно, и если машина еще не завелась, то этот момент может наступить прямо сейчас. Будут ли его ждать все те люди, которым он помог не остаться тут навечно, он не знал. Но прекрасно смог убедиться, участвуя в гражданской войне на Украине, что у большинства людей собственная жизнь превыше всего.

Искренне он любил четвероногих братьев и относился к ним с заботой. В том, что он в будущем станет кинологом, он не сомневался с самого детства. Однажды в его юном возрасте, когда он едва успел окончить начальную школу, Ник, возвращаясь из магазина с пакетом продуктов, услышал в овраге жалобное скуление, сопровождающееся издевательским смехом. Подойдя к краю оврага, заросшего небольшим березовиком, он разглядел, как обездвиженная, привязанная к дереву дворняжка с кровавыми пятнами на шерсти получает один удар за другим. Сопротивляться она уже не могла и, прижав уши, смотрела лишь на того, кто, предвкушая ожидаемое ликование и веселье своих товарищей, заносит очередной удар. Он не смог выдержать и трех секунд этих издевательств. Весь его мальчишеский страх куда-то ушел, и осталась только агрессия, заставляющая забыть обо всем. Разогнавшись на крутом склоне оврага, он обрушился на них ударами ног и кулаков. Он дрался изо всех сил, он отталкивал и ругал их, сопротивлялся ударам и чувствовал, как силы начинают уходить. Затем раздались голоса взрослых, проходящих мимо, и все замерли, испугавшись, что они могли услышать их крики. За это время Ник успел развязать веревку и проводить глазами пса, почувствовавшего свободу, сорвавшегося с места и бегущего из последних сил как можно дальше от этих безжалостных людей. Взрослые прошли мимо, и толпа подростков со свирепым взглядом уставилась на него. В то время как из его носа текла кровь, дыхание перехватало от ударов ног по животу, а порванная совсем новая куртка обещала отцовского ремня, с его лица ни на секунду не спадала добродушная улыбка от спасения беззащитной дворняжки.

Перебирая ногами, он шел к цели. Штакетник после недавней покраски выглядел новым, но только издалека. Ник попробовал одну планку, затем другую, пока не нашел немного пошатанную и, приставив ногу к забору, надавил. Доска хрустнула, и в заборе появилась зияющая дыра. Кое-как удержавшись на ногах и не поддавшись течению, он проскользнул во двор. Его цель была уже совсем рядом, всего в десяти шагах, когда на секунду умолкший бушующий ветер дал ему понять, что время кончилось. Обернувшись, он проводил глазами транспортную военную машину, отправляющуюся куда-то в западном направлении. Ник вытер капли дождя с лица и двинулся дальше. Тем катализом, двигающим его, вопреки всему, в одном направлении и ни секунду не заставляющим усомниться в выборе своего решения, была картина перед его глазами, где собака, отчаянно сопротивляющаяся водному нашествию, боролась за свою жизнь, перебирая всеми четырьмя лапами на натянутой железной цепи. В то же время на крыше будки три промокших с головы до лап комочка тревожно поскуливали, высунув свои головы вперед, к тонущей матери.