Спустя ещё три дня Сорю-сама передал через Вакабу сообщение, написанное на пергаменте. Из него следовало, что он чувствует себя лучше, война так и не началась, более того — Курикара неожиданно пропал, причём на сей раз никто не знает, куда он делся.

Я перенёс это известие достаточно спокойно. Единственное, что меня заставило вздрогнуть и ощутить вину, так это приписка внизу: «Тода-сан просил передать хозяину, что он скучает. И помнит».

Тода прав, я — стевия. Хисоке только предстоит это понять. Лучше бы он разлюбил меня раньше, чем это случится.

И, возможно, именно я был виноват в том, что с некоторых пор Хисоку начали мучить кошмары.

Я не был эмпатом, чтобы увидеть их содержание, а юноша потом забывал их и не мог пересказать. Когда он метался на постели, я прикладывал ладонь к его лбу и ждал, пока он успокоится. Или целовал. Это помогало, но ненадолго. Хисока просыпался в холодном поту, дрожа и тяжело дыша.

Спустя месяц кошмары участились. Теперь Хисока вскакивал на постели с криком ужаса и долго не мог понять, где именно он находится. И однажды случилось так, что мой мальчик не смог сразу проснуться, хотя я будил его, тряс за плечи, громко звал по имени.

Спустя несколько минут он пришёл в сознание, но по-прежнему не помнил содержания сна. Хисока просил меня никому не говорить о происходящем, но я в тот же день пошёл к Ватари. Ютаку насторожили описанные мной симптомы, однако он успокоил меня тем, что паниковать рано. Возможно, Хисока переживает стресс после случившегося в Генсокай. Ватари посоветовал следить за тем, чтобы «бон» вовремя обедал и больше отдыхал. Потом протянул снотворное и сказал, что его нужно давать ежедневно за час до сна и при этом внимательно наблюдать за состоянием Хисоки. Естественно, и речи не могло идти, чтобы я оставил происходящее без внимания!

Я убедил Хисоку принимать лекарства, но вскоре они перестали помогать. Я снова побежал к Ватари, и Ютака-сан пообещал обязательно прийти и побеседовать с Хисокой, чтобы выяснить содержание его снов, но буквально через пару часов мне и моему напарнику шеф поручил раскрыть новое дело о пропавших душах. Дело оказалось совсем несложным. Погибшие парень и девушка просто заблудились между мирами. Никто не был причастен к их исчезновению.

Шеф похвалил нас и разрешил мне снова пользоваться компьютерной сетью и телепортироваться на Землю по личным вопросам, но предупредил, чтобы я не возвращался к тому расследованию. Я пообещал.

Однако в моё обещание не входил отказ узнать о происшедшем с Руй-сан и о леди с кинжалом.

Придумав для Хисоки правдоподобное объяснение о том, что мне надо немного расслабиться, я переместился в Камакуру.

В доме Куросаки со мной, естественно, никто беседовать не стал, даже на порог не пустили, поскольку у меня не нашлось убедительной легенды. Впрочем, я приготовился к такому исходу событий.

Постучав в соседний дом и, очаровательно улыбнувшись, я завязал со служанкой, открывшей дверь, непринуждённую беседу, в результате чего узнал две новости.

Во-первых, у господина Нагарэ чудом излечилась жена, которая два года тяжело болела и не поднималась с постели. Сам глава семьи тоже внезапно поправился, хотя хворал чем-то хроническим с юности. А во-вторых, всего за ночь пересох огромный пруд, расположенный в поместье Куросаки.

— И это произошло даже не в летнюю жару! Согласитесь, странно, — доверительно сообщила мне девушка.

Я машинально кивнул. «Странным» в последнее время я готов был назвать практически всё, с чем мне приходилось сталкиваться. Учитывая, что Тацуми-сан перед тем, как отправиться в Камакуру, успел сообщить о причине болезни Руй-сан, я бы сказал, её внезапное «исцеление» было прямо-таки мистическим.

Куда делся новорождённый ребёнок, если он вообще родился? И как пересохший пруд связан с этими событиями?

Я почувствовал, что у меня в буквальном смысле пухнет голова. Всё было неправильно, непонятно, нелогично. И помочь никто не мог.

Вежливо попрощавшись со словоохотливой служанкой, я отошёл в дальний конец улицы, принял невидимый облик и вернулся в Мэйфу. Очутившись в своей комнате, глубоко задумался. Ватари всегда говорил: опирайтесь на факты. Но у меня мало фактов, а те, что имеются, запутанны и противоречивы.

А если попробовать поискать информацию в сети? У меня же снова есть доступ!

Спустя три часа усиленного просиживания за компьютером, я так ничего и не обнаружил. Упоминаний о леди с кинжалом не существовало нигде, включая иностранный фольклор, научную литературу и детские сказки, а пруды Камакуры являлись исключительно безобидными водоёмами. В них от начала времён не обитало ни злых духов, ни демонов, ни русалок, ни прочей нечисти.

Было довольно поздно, когда я снова вернулся к себе.

Хисока полулежал в кресле, откинувшись на спинку, и тяжело дышал, вздрагивая всем телом. Судя по всему, ему снова снился кошмар.

Вдруг, не открывая глаз, мой малыш тихо пробормотал:

— Обречённый на вечные муки мальчик скоро родится. На нём то же проклятие, что и на мне. И мир придёт к финалу…

— Хисока, очнись! — я начал трясти своего напарника за плечи. — Проснись, умоляю!!!

— Что? — юноша распахнул глаза и взглянул на меня. — Почему ты так напуган, Цузуки?

— Ещё бы мне не быть напуганным! Ты начал говорить жуткие вещи: о проклятом мальчике, обречённом на вечные муки, который должен скоро родиться, о том, что миру придёт конец! Что тебе снилось?

— Я говорил всё это?! — ужаснулся Хисока.

— Да, и ещё ты сказал: «На нём то же проклятие, что и на мне». Кого ты видел во сне?

— Я знал, что мне снятся кошмары, но это… — Хисока вскочил на ноги. — Мне нужно срочно поговорить с Ватари! Хотя… уже поздно. Откроет ли он?

— Но если вскоре должно произойти нечто ужасное, нельзя откладывать!

Мы отправились к Ватари и до утра просидели за его рабочим столом, поглощая чёрный кофе и пытаясь понять, что означали слова Хисоки.

Я много раз пытался навести разговор на тему леди с кинжалом, но безрезультатно. Ватари и Хисока забывали эту информацию и продолжали строить разные версии, куда включалось, что угодно, только не она.

К утру я начал подозревать, что огромная, искусно сплетённая вокруг нас паутина создана именно этой женщиной. Все мы являлись лишь пешками в некоем грандиозном плане, который никто не должен был знать. Она скрывала себя, осуществляя свои замыслы чужими руками. Не имея никаких доказательств, никакого подтверждения своим догадкам, я уже ненавидел эту даму заочно, не зная её имени и происхождения.

Утром у себя в комнате я нашёл на столе записку: «Приходи во Дворец Свечей невидимым. Никому не говори. Письмо уничтожь».

Почерк Графа… Надеюсь, он не будет требовать «оплаты долгов»? Мне сейчас совершенно не до того, чтобы ещё спасаться от его домогательств!

Впрочем, не похоже, что Хакушаку-сама замыслил нечто дурное. Тон у записки серьёзный. Никакого намёка на фривольность и двусмысленность.

На всякий случай я показал сообщение Хисоке, но попросил никому не говорить о том, куда я направился.

На пороге Дворца Свечей меня встретил взволнованный Ватсон. Он остановился в дверях, не пуская меня дальше, опасливо огляделся по сторонам, затем жестом показал мне, чтобы я наклонился, и тихо прошептал следующее:

— Господин Хакушаку велел передать: не разыскивайте ту душу, которую ищете. Она сегодня пропала навсегда. А теперь уходите!

— Но я ничего не понял, — заговорил я в ответ. — Пусть господин Хакушаку выйдет и расскажет всё. Чья душа пропала? Куда? Почему?

— Господину нельзя. Он и без того рискует. Если вы ничего не поняли, значит, так тому и быть. Прощайте.

Несмотря на свой маленький рост, Ватсон весьма ловко вытеснил меня обратно во двор и захлопнул дверь перед носом.

Я стоял на пороге Дворца Свечей, чувствуя себя нерадивым школьником, только что получившим «E» за все важные экзамены сразу. Кого Хакушаку имел в виду? Я искал троих: Мураки, Микако-сан и даму с кинжалом. Если исключить последний вариант, поскольку информация о леди-демоне быстро стирается из памяти всех, кому я говорю о ней, остаются доктор и Микако.