Мы направились к центральному входу, и я невольно попытался высмотреть тот самый подвал, но не увидел. Возможно, к лучшему, иначе я бы мог не сдержаться и высказать вслух хозяйке много обидного.

Через переход, ведущий от одной из дворовых построек, мы вошли в дом, построенный традиционным перевязочным методом** и ориентированный по частям света. Архитектор сохранил обычное расположение комнат: в северной части дома жили женщины; в южной, ближе к центральному входу — мужчины. Комнаты соединялись между собой галереями и переходами. Деревянные полы скрипели под ногами, разноцветные бумажные фонарики под потолком мерно колыхались от ветра. Всё казалось чистым и аккуратным, однако меня поразило ощущение повисшей внутри промозглой сырости, и дело было явно не в повышенной влажности воздуха снаружи, а в чём-то другом.

Я вдруг поймал себя на мысли о том, что даже, не будучи эмпатом, бежал бы отсюда без оглядки. Откуда-то вдруг всплыло отрывочное воспоминание о том, будто я некогда приходил в этот дом, шёл по тем же коридорам. Однако стоило поймать очередное проявление дежа-вю, как оно мгновенно растворилось.

— С кем вы хотели бы побеседовать? — обратилась к нам Руй-сан, когда мы вошли в просторную комнату для официальных приёмов.

Несколько старинных какэдзику, развешанных в токонома, светильник под потолком да прямоугольный лакированный столик посреди комнаты — вот и всё, что там было.

Усевшись на татами напротив Куросаки-сан, Лилиан перечислила имена:

— Куросаки Ивао-сан, Фудзивара Орито-кун, Хориэ Мийя-сан. И с вами тоже я хотела бы поговорить. Кстати, если мы обнаружим какие-либо новые факты, то вызовем для беседы любого из проживающих здесь.

Руй побледнела, но нашла в себе силы произнести с чувством собственного достоинства:

— Как пожелаете, господа.

Я никогда прежде не вёл допросов подозреваемых. И надеюсь, мне больше не придётся заниматься ничем подобным. Крайне неприятная процедура.

Первой мы опросили Руй-сан. Она отвечала на вопросы односложно и неохотно, но, судя по моим наблюдениям, откровенно. В ночь, когда пропали деньги, она спала и ничего не видела. Сказала, что и не подозревала о планирующемся побеге, иначе предотвратила бы его. Мать Хисоки не признала факта, что испытывала хоть малейшую неприязнь к племяннице и племяннику, которых взяла на воспитание по требованию мужа. Собственного сына Руй с горечью описала как «слишком хрупкого» и «не от мира сего». Она, безусловно, хотела казаться в глазах Хисоки идеальной и непогрешимой, как император Акихито. Эта женщина, готовая на всё, лишь бы завоевать расположение мужа, не сумела создать для сына даже иллюзию счастливой семьи. Все попытки провалились, после чего Руй решила игнорировать ребёнка, которому невозможно солгать.

— Мне её жаль, — сделал я вывод, когда хозяйка покинула комнату. — Представляю, как часто ей хотелось спрятаться от Хисоки, чтобы он не видел хаоса, творящегося в её душе! Но не думаю, что Руй-сан могла бы причинить зло сыну. Она беспокоится о нём.

— Вы слишком быстро делаете выводы, — Лилиан покачала головой. — Осторожнее, вам ли не знать: люди часто не таковы, какими кажутся.

— Благодарю. Ваш совет разумен, и я им воспользуюсь.

Следующим вошёл старший брата Нагарэ — мужчина в возрасте около пятидесяти, крепко сложенный, среднего роста с безразличным лицом. Ивао спокойно ответил на все заданные ему вопросы, но к картине происшествия его показания не добавили ничего. Лишь возникло смутное подозрение, что он за что-то зол на Нагарэ-сан.

— Интересно, — заметил я, проводив Ивао взглядом, — почему отец предпочёл оставить всё наследство младшему сыну, сделав его главой семьи?

— Подозреваете Ивао-сан? Думаете, он мог что-то сотворить из зависти к положению брата?

— С другой стороны, — продолжал рассуждать я. — Если бы он собирался заполучить наследство, дискредитировав Хисоку-кун, то, полагаю, сделал бы это раньше. Однако мотив налицо. Впрочем, есть ещё кое-кто, заинтересованный в получении наследства.

Высокий худощавый юноша восемнадцати лет с короткой стрижкой представился как Фудзивара Орито. Собранный, спокойный, немного строгий, он производил приятное впечатление, если бы не глаза. Дерзкий, вызывающий взгляд заставил меня насторожиться и внимательнее присмотреться к парню. А, возможно, дело было в том, что я никак не мог забыть слова Хисоки, подслушанные мной в Дайго: «Отец, кто угодно, только не он!»

Что же опасного было в этом молодом человеке? Отчего Хисока убеждал отца не делать Орито наследником, предпочтя ему кандидатуру Ивао-сан? Прислушавшись к совету Лилиан, я решил просто понаблюдать за происходящим.

Мы по очереди задавали вопросы, а Орито-сан отвечал уверенно, негромко, без запинок. Он честно признал, что у них с Хисокой были напряжённые отношения. Хисока раздражал Орито тем, что дурно влиял на Асахину, которая с детства была излишне впечатлительна. По мнению Орито-сан, именно Хисока виновен в том, что Асахина поверила в любовь Нобору.

«Если бы не глупые выдумки Хисоки о том, что он якобы понимает все мысли и чувства этого проходимца, Асахина никогда не стала бы встречаться с вором!» — пояснил Орито.

По его мнению, Хисока испортил его сестре жизнь. Девушка потеряла шанс удачно выйти замуж, лишилась благоволения Нагарэ-сан, утратила семью, статус, уважение ближайших родственников. Слишком дорогая цена. И если уж говорить о неприязни, она была взаимной. Хисока тоже недолюбливал двоюродного брата. Про события в ночь побега Орито-сан также ничего полезного не сказал. По его словам, он находился у себя в комнате и спал. Кража денег стала для него сюрпризом, как и для остальных членов семьи.

— Скользкий тип, — коротко обронила Лилиан, когда за Орито задвинулись фусума. — Вы не ощутили ауры мага, когда он вошёл?

— Нет.

— И я тоже, хотя почти была уверена… Ладно. Осталась Хориэ-сан. Давайте побеседуем с ней.

Признаться, поначалу я был настроен против этой служанки из-за её предыдущих показаний. Однако стоило мне увидеть маленькую девушку в светло-зелёном юката, которая едва войдя в комнату начала рыдать, умоляя не спрашивать её больше ни о чём, потому что «бо-тян не виноват», и сердце моё смягчилось.

— Пусть в тюрьму посадят меня, — плакала Мийя, — но я никому ничего не скажу!

— И всё-таки, что случилось в ту ночь? — мягко спросила Лилиан, и я с немалым удивлением прочёл в глазах моей напарницы сострадание.

Выходит, Эшфорд-сан не законченное чудовище? Камень с плеч.

— Нет! — отвернулась в сторону Мийя. — Я навредила Хисоке-сан! Никогда не прощу себе этого!

Её ресницы и щёки намокли от слёз.

Лилиан вдруг встала с места, подошла к Хориэ-сан и ласково погладила её по затылку.

— Хочешь защитить молодого хозяина?

Мийя подняла голову и с недоумением воззрилась на строгую женщину в полицейской форме, внезапно проявившую сочувствие.

— Да, — прошептала она. — Хисока-сан не заслуживает того, что с ним случилось! Он честный и добрый! Он никогда бы не взял денег! Мне не сказали в тот день, что произошло. Я думала, с Хисокой приключилась какая-то беда, а мои показания помогут отыскать его! Но его обвинили из-за меня! Я стала причиной его несчастий!

— Понимаю, — произнесла Лилиан. — Нас с Мори-сан отправили сюда разобраться в происшедшем. Если вспомнишь что-то ещё, мы будем тебе благодарны.

Ничего нового девушке, к сожалению, вспомнить не удалось. Зато Лилиан очень подробно и долго расспрашивала Мийю о её самочувствии за последние полгода и о симптомах недомогания. Я не понял, какое отношение к краже денег имело состояние здоровья служанки, но положился на Эшфорд-сан. Наверняка у её вопросов имелась цель. Часть ответов Мийи удовлетворила Лилиан, часть заставила задуматься. Наконец, Хориэ-сан ушла.

— Тацуми-сан, — Лилиан была серьёзна, как никогда. — По вашим ощущениям, эта девушка может быть связана с магией?

— Не думаю. От неё не исходит магических эманаций.