На наше общее счастье, как большинство Богов Смерти, Асато забыл о прошлом. Да, он подозревал, что умер отнюдь не от болезни или несчастного случая, чему свидетельство следы многочисленных шрамов на правом запястье. Однако Цузуки не помнил подробностей, и это спасало его от отчаяния. В итоге из потенциально опасного для нас представителя тёмного мира он превратился в легкомысленного сладкоежку.
Побеседовав с Цузуки лично и наслушавшись от него всяких детских нелепостей, я честно признался Коноэ-сан, что вряд ли мы сработаемся.
Мой прежний напарник погиб на задании, вызвав Тоду для уничтожения сильного демона, похищавшего души людей. Его образ всё ещё стоял передо мной как эталон мужества. Я хотел найти партнёра, похожего на него, а тут… подсовывают какого-то ребёнка, лишь внешне напоминающего взрослого мужчину!
Коноэ-сан, выслушав мои доводы, многозначительно хмыкнул, потирая подбородок, и обещал подумать. Партнёрами нас тогда не сделали.
Наша совместная работа началась гораздо позднее, за месяц до того, как Штаты сбросили на Хиросиму и Нагасаки ядерные бомбы. Незадолго перед теми событиями Асато вынудил очередного своего напарника жарко бить челом Коноэ-сан, чтобы его забрали хоть в помощники Гусёу-синам, хоть полы в коридорах натирать, лишь бы от Цузуки подальше. И я отлично мог понять того синигами. С Цузуки было хорошо отдыхать, но не работать. Асато-сан имел нехорошую привычку перебрасывать все свои обязанности на плечи других, в то время как сам беспечно веселился где-нибудь в кафе, заедая саке пирожными, или просто отсыпался под вечноцветущими сакурами Мэйфу.
Несмотря на это, и, возможно, благодаря своей смешанной крови, он как-то умудрился за двадцать лет пребывания в Мире Мёртвых приручить уже семерых шикигами, что являлось отличной демонстрацией его настоящих способностей, которыми он не пользовался из-за лени. Поэтому когда Коноэ-сан вдруг вызвал меня к себе и попросил поработать с Асато, а моего тогдашнего напарника пожертвовать измотанному непосильным трудом партнёру Цузуки, я вымолвил лишь одно:
— Лучше стать дворником и каждый день подметать лепестки сакуры на всех аллеях Мэйфу, чем терпеть выходки Цузуки!
— Сейитиро, умоляю, — голос Коноэ-сан дрогнул. — С ним уже все отказались работать. А ты синигами благоразумный, выдержанный. Возможно, рядом с тобой Цузуки станет серьёзнее. И потом — ты единственный, кто ещё не пытался сотрудничать с ним! Я заменю тебя кем-нибудь вскоре. Первый же появившийся новичок будет назначен партнёром Асато, только подстрахуй меня. И ещё я буду доплачивать тебе за вредность десять процентов от оклада.
На такие условия пришлось согласиться.
Поначалу события развивались именно так, как я и предвидел. Асато упорно не желал брать на себя ответственность за что-либо, дрых целями днями, объедался сладким, упускал души, которые мы должны были собирать, совершал в расследовании грубейшие ошибки. Словом, первое же наше совместное дело из-за его безответственности оказалось начисто проваленным.
Поняв это, Цузуки напился в стельку и свалился под стойку бара, пока я выяснял у официанта, почему нам выставили такой непомерный счёт за два овощных салата и четыре рисовых шарика. Оказалось, пока я отлучался, Цузуки ухитрился заказать две пиццы с ветчиной и «проглотить их обе почти мгновенно», по словам наблюдавших это незабываемое зрелище официантов.
Читать нотации напарнику было поздно. Я оттащил Цузуки в ближайшую гостиницу, швырнул в сердцах на единственный имевшийся в номере футон и терпеливо выслушивал его бессвязные бормотания, пока Асато, наконец, не уснул.
Я же не сомкнул глаз до утра, заготавливая длинную обличительную речь.
Произнести её мне не довелось. Страдающий от похмелья Цузуки наутро выглядел крайне жалко. Он сам обличил себя за всё: за проваленное дело, выпивку, две пиццы, одна из которых, как я узнал из его горестных стенаний, по первоначальной задумке предназначалась мне…
В итоге ответственность за ритуал оправдания перед шефом добровольно принял на себя я, а Асато стоял рядом с виноватым видом, потупив глаза долу и ковыряя носком пол в кабинете Коноэ-сан.
Следующее дело в том же месяце мы, к немалому моему удивлению, успешно выполнили. Пропавшая душа была найдена и вовремя возвращена в Мэйфу. Надо ли говорить о том, что мне пришлось прилагать титанические усилия, чтобы Цузуки нигде не напортачил!
На сей раз мы отправились ужинать в кафе рангом пониже, а, соответственно, подешевле, и пока я звонил Коноэ-сан, Цузуки вновь умудрился напиться. На сей раз от радости, что никого ругать не будут.
Из его невнятных оправданий перед тем, как он рухнул под стол, я узнал следующее: спиртное было заказано на двоих, но шеф Коноэ слишком долго говорил со мной по телефону… Вот вам и результат, Сейитиро-кун.
С досадой я повторил свой заход в ту же гостиницу с тем же грузом на спине. Выдержал многочисленные неодобрительные взгляды, которыми нас оделяла хозяйка, и решил на сей раз обязательно, как только Асато очнётся, наподдать ему по первое число. Но утром с удивлением обнаружил, что когда огромные фиалковые глаза распахнулись и жалобно посмотрели на меня из-под длинных ресниц, вся ярость куда-то улетучилась. Я готов был надавать себе самому пощёчин за бесхарактерность. Коноэ-сан так полагался на меня, а я вот совершенно не в состоянии взять под контроль поведение Цузуки!
В кабинете шефа нас ждало сдержанное поздравление за удачно проведенную операцию и осуждающие покачивания головой в связи с помятым видом моего напарника. Коноэ-сан особенно ни на что не рассчитывал, однако в глубине души ещё надеялся, что мой пример благоприятно повлияет на Цузуки.
Следующее порученное нам дело предполагало выслеживание монаха, который по подозрению Энма-Тё на самом деле являлся чёрным магом и собирал души умерших. Нам поручили внедриться в общину, чтобы понаблюдать за тем типом, притворившись присланными по обмену опытом адептами из другого монастыря.
Для маскировки пришлось выучить некоторые мудрые высказывания, связанные с буддизмом. Цузуки постоянно всё забывал, путал Будду с Кришной, Ананду с Иоанном и Магометом, а я вынужден был периодически оправдывать его эпохальные бредни перед настоятелем. В итоге, кажется, наш духовный наставник заподозрил, что мы вообще к послушникам — ни к буддийским, ни к христианским — отношения не имеем. Особенно после того, как на его глазах Цузуки прямо во время совместной медитации сжевал половину мясного пирога, неизвестным образом добытого за пределами общины. Настоятель рассердился и отправил Цузуки ночевать в пещеру возле озера: серьёзно подумать над своим бездуховным поступком.
Именно тогда монах, за которым мы следили, сбежал, потому что меня глава общины по неудачному стечению обстоятельств в тот же вечер отослал на кухню варить рис в порядке подошедшей очереди.
На следующее утро нас вызвал «на ковёр» и разнёс по кочкам Коноэ-сан, а спустя три часа я снова тащил на себе напившегося вдребезги Цузуки по лестнице в гостиничный номер, лишь бы не позволить ему в таком позорном виде попасться на глаза начальству.
— Я очень виноват, — бессвязно бормотал Цузуки сквозь приступы икоты. — Этот маг не даёт душам упокоиться в раю… А я… его упустил!
— Не переживай. Война заканчивается, — попытался я утешить напарника. — Кроме того, всех душ никакому магу не собрать, как бы он ни старался. Однажды он обязательно «проколется», и мы его поймаем!
— Но почему – ик! — именно в Японии, а не где-то ещё? В России и Германии жертв сейчас гораздо больше…
— Не знаю, Цузуки.
— Я опять облажался по полной… Прости, Сейитиро-кун…
— Выкрутимся. Спи.
— Спасибо… за поддержку.
Я так устал тогда, что не выдержал и, когда Цузуки уснул, прилёг на краешек футона рядом с ним. Меня мгновенно сморило.
Посреди ночи я очнулся и обнаружил, что Цузуки спит, крепко прижавшись ко мне и удобно устроив голову на моем плече. От его губ всё ещё сильно пахло сакэ. Удивительно, но запах спиртного, который всегда мне был глубоко противен, почему-то не вызывал в данном случае ни малейшего отвращения. Две верхние пуговицы на рубашке Цузуки расстегнулись, и под распахнувшейся тканью я отчётливо разглядел по-детски розовую кожу, маленькую ямочку у основания шеи…
