И точно так же встретились, обнявшись на пороге дома, целуясь неотрывно, тяжело дыша, захлёбываясь, наплевав на то, что о них подумают любопытные соседи. Целых шесть лет вместо ожидаемых пяти! Они вовсе не пролетели одним днём, напротив, тянулись как столетие.

Возвращение мира в равновесное положение чрезмерно затянулось. Лишь в одна тысяча девятьсот двадцать шестом, закончив учёбу и стажировку, открыв в Цюрихе собственную практику, Кадзутака наконец почувствовал, что негативное влияние артефактов устранено. В течение ближайшего часа он нашёл укрытие, где его никто не мог увидеть, и переместился к Асато, к своему удивлению обнаружив наличие у того собственного дома, состоящего из двух комнат.

— Всё позади. Наконец, — задыхаясь, шептал Кадзутака, покрывая шею любимого поцелуями. — Асато, ты молодец! Вижу, купил дом? Не терял времени.

— Да. Но давай об этом потом… позже, — бормотал Асато, стягивая с долгожданного гостя брюки и рубашку и удобнее устраиваясь на татами.

Солнце светило сквозь полуоткрытые сёдзи. Из небольшого садика, расположенного возле дома, тянуло свежестью, оставшейся после дождя. Асато запрокидывал голову и кричал, забыв о сдержанности, снова и снова, прильнув всем телом к Кадзу, забывшись в горячечном порыве, самозабвенно отдаваясь тому, с кем так часто на протяжении трёх жизней приходилось расставаться. И каждый раз расставание разрывало сердце, а встреча повергала в жар.

Некоторое время потом они неподвижно лежали рядом. Асато на спине, Кадзу — на животе бок о бок с ним, переплетя пальцы. Они неотрывно глядели один на другого, наслаждаясь послевкусием долгожданной встречи.

— Много пациенток соблазнил в Цюрихе? — хриплым шёпотом спросил Асато, чувствуя, как тяжелеют веки и клонит в сон.

— Сотни. Или тысячи? Когда перевалило за пять сотен, я перестал считать, — шутливо отозвался Кадзу, и Асато увидел, что он смеётся, а потом лицо его стало предельно серьёзным. Кадзутака откинул со лба любимого прядь волос. — Ни одной, Асато. Ни одной, веришь?

Он не просто верил. Он знал. Ему не нужно было даже читать мысли Кадзутаки, хотя он мог бы поступить и так. Асато просто знал, что Кадзу говорит правду.

— А ты чем занимался в моё отсутствие?

— Работал и учился. Только не в университете. Ты же знаешь, глупому Асато университет не потянуть.

— Ты не глупый. И никто меня не переубедит в обратном, даже ты сам. Где работал?

— Да так, везде понемногу. Кондитером, садовником, почтальоном, продавцом. Ещё телеграфистом. Везде, где мог. Полицейским устроиться не получилось, но я ещё не сдался. В прошлой жизни мне понравилось работать в полиции. Хочу попробовать опять.

— А говоришь, глупый. Вон сколько профессий за эти годы освоил! — Кадзутака помолчал и снова потянулся к нему. — Иди сюда. Хочешь ещё раз?

Вместо ответа его смяли в объятиях, и мир снова превратился в калейдоскоп ярких ощущений — острых, волшебных, неповторимых…

— Не странно ли это — праздновать день собственной смерти, точную дату которой я и не помнил, пока ты не сообщил? — они сидели на татами поверх разбросанных вокруг лепестков белых орхидей и жёлтых дурманящих цветов, которые Кадзу притащил неизвестно откуда, сказав, что это «непревзойдённая кананга одората, распаляющая чувства» [3].

В такие минуты, как сейчас, в голову Асато закрадывались сомнения, с каким именно доктором рядом он находится? Уж не с тем ли, который когда-то играл с ним в покер на обладание его телом? Впрочем, дело прошлое.

— Смерть — одна из сторон жизни, Асато, — бархатистое вино полилось в высокий бокал. — Её стоит праздновать.

Асато поболтал напиток, задумчиво глядя на то, как ароматная жидкость медленно стекает по прозрачным стенкам, оставляя за собой едва приметный розоватый след.

— Я видел Тацуми, — неожиданно сказал он. — Совсем ещё ребёнок, не все слова пока выговаривает. А Ясуко и того младше. Неуклюжая, ножки крохотные, но такая милая, — Асато невольно улыбнулся своим мыслям. — Я зашёл к Шуджи-сан в мастерскую и понянчился с ними обоими, пока мне делали бумажный зонт, который на самом деле был лишь предлогом для визита. Дела у них идут неплохо. Думаю, в этом мире разорение семье Тацуми не грозит.

— Как и превращение Сейитиро в синигами, — справедливости ради отметил Кадзутака. — Но потом он вырастет и вспомнит. До этого момента осталось недолго, — Кадзутака с тревогой взглянул на Асато. — Он вспомнит в пятнадцать, будучи совсем мальчишкой, я вижу это. Придётся следить, чтобы не натворил дел. Нам было тяжело, но тебе и мне к тому времени уже исполнилось по восемнадцать, кое о чём мы догадывались, зная о своих способностях, и мы дружили. Вспомнив прошлое, каждый знал, что у него есть тот, к кому можно прийти и рассказать о случившемся. У Тацуми нет никого. Обо мне и тебе он пока не знает и наверняка запаникует.

— Я познакомлюсь с его семьёй, — пообещал Асато. — Стану их другом. Я не допущу, чтобы он впал в панику, когда память вернётся.

— Хорошо, — кивнул Кадзутака. — Что ещё случилось за время нашей разлуки? Давай, рассказывай всё.

— Ририка закончила обучение в Дареме и сейчас работает археологом. Ездит с группой энтузиастов по разным странам, ищет под землёй всякие интересные штуковины… Мы с ней виделись в последний раз в двадцать третьем, когда она закончила университет. Побывали в Суццу, навестили папу и маму. У них порядок, живут душа в душу, как и раньше. Почти не состарились, кстати. Очень были рады нас увидеть! Ририка пишет, что с раскопок особенно не отпросишься, а она в этой жизни утратила способность к телепортации, потому и не появляется в Токио так часто, как ей хотелось бы.

— Отсутствие возможности мгновенного перемещения весьма ограничивает, — со вздохом подтвердил Кадзутака.

— У Руки-тян родились две дочки. Тётя Акеми с ними нянчится, и я часто в гости захожу. Ру-тян всегда делает к моему приходу яблочный пирог, а мои двоюродные племянницы восторгаются цветом моих глаз и ничуть меня не боятся.

— А ты рад и пирогу, и племянницам, полагаю? — рассмеялся Кадзутака, отставляя в сторону опустевший бокал.

— Даже скрывать не стану, — заулыбался в ответ Асато. — А ещё год назад я виделся с Йошико. Мельком. Она в этой жизни меня не знает, поэтому я не стал заговаривать с ней, чтобы не испугать и не вызвать ненужных вопросов. Она замужем за отличным парнем. У них лавка. Муж изготавливает гэта на заказ, а Йошико шьёт кимоно и делает канзаши.

— Это здорово. Но за Тацуми всё-таки присмотри, — снова посерьёзнел Кадзутака, разглядывая, как снаружи дома ветер треплет отцветшие кусты белых роз. — Я думаю, повзрослев, он тоже присоединится к нам и будет охранять Землю, но до этого дня нам его надо сберечь.

Асато кивнул и придвинулся ближе к Кадзутаке, обняв того обеими руками за пояс и склонив голову на его плечо.

Спустя неделю пришло письмо, ошеломившее его и заставившее не на шутку разволноваться.

«Асато, у меня чудесная новость! — писала восторженная Ририка. — Верно я почувствовала в восемнадцать лет, что надо ехать в Дарем. Представляешь, когда я вернулась с раскопок из Китая, то встретила в даремской библиотеке нового сотрудника. Он — учитель истории, филолог и отличный экскурсовод. Наш с тобой ровесник, кстати! Столько всего знает, что мне с ним не бывает скучно ни минуты. Я влюбилась с первого взгляда, и он в меня тоже! Братик, мы скоро приедем в Токио. Мы не утерпели и поженились в Англии по католическому обряду, но теперь я хочу семейный праздник согласно японским традициям. Хочу поздравлений от тебя, мамы и папы, от Руки-тян и тёти Акеми. Нет, я не стерплю! Хотела умолчать кое о чём и сделать сюрприз, но не удержусь. Братик, я стала миссис Эшфорд. А муж мой — парень по имени Джордж. Да, это он! В точности. Он всё помнит, а значит это и есть мой Сейитиро. Я его дождалась».

Асато вздрогнул и выронил письмо из рук.