Он внимательно поглядел на меня.

— Честно признаться, никто обо мне так, как ты, давно не заботился.

— А был кто-то? — полюбопытствовал я.

Асато кивнул.

— Человек, подаривший мне это, — он показал на кусок янтаря. — Но я и её забыл. Остались какие-то разрозненные фрагменты воспоминаний.

— Это была девушка?

— Да, удивительно красивая! С карими глазами и длинными волосами, которые она подвязывала лентой. Она великолепно танцевала. От её рук пахло чем-то сладким и безумно вкусным. Не знаю, кем она мне приходилась, и не могу вспомнить её имени… Это называется предательством?

— Нет, ты всего лишь утратил воспоминания. Скажи, янтарь на руке нужен для того, чтобы сохранить вашу с ней связь?

— Всё сложнее, — Цузуки нахмурился. — Если я сниму её подарок, то окончательно превращусь в чудовище, которого сам в себе ненавижу. Такое случалось. Я превращался во что-то невероятно жуткое, утратив талисман. Но потом, к счастью, мне вернули его. С тех пор я берегу янтарь, как зеницу ока. Жаль, что шнурок порвался. Я не хотел его менять, ведь он тоже сплетён её руками!

— Ты помнишь, кто тебе вернул талисман, когда ты потерял его?

— Нет. С моей памятью вообще что-то неладное творится. Не уверен, всегда ли так было или только в последнее время?

— А ты знаешь, что твои глаза меняют оттенок, когда янтарь не на твоём запястье?

— Знаю, но не хочу видеть этот цвет! Никогда. Это глаза монстра!

— Неправда.

— Правда! Именно поэтому талисман должен находиться всегда при мне, потому я и закричал на тебя, когда ты схватил его. Я подумал, ты собираешься его забрать, а в таком случае я бы сошёл с ума и начал убивать постоянно.

Невозможность переубедить его причинила мне резкую боль. Подавив тяжёлый вздох, я решил сменить тему:

— Я сейчас пойду и закажу нам чего-нибудь на ужин, а ты пока располагайся. Складывай свои вещи сюда, — я указал ему на деревянную полку на стене ванной комнаты. — Если что-нибудь потребуется, зови.

Он кивнул и начал снимать верхнюю одежду.

Вернувшись в гостиную, я позвонил в круглосуточное кафе и сделал заказ. Да, это выльется в приличную сумму, но Цузуки, думаю, будет доволен.

Потом я отправился на кухню. Поставив чайник на плиту, решил подождать, пока вода закипит, но вскоре не удержался от искушения.

Сердце глухо стучало в груди. Ругая себя последними словами, я бесшумно приблизился к неплотно прикрытой двери в ванную.

Цузуки, полностью раздевшись, стоял напротив зеркала и задумчиво разглядывал шрамы на своём правом запястье. Лопатки и позвонки на его спине выделялись так отчётливо, будто он много дней ничего не ел. Кожа была невероятно бледной, почти прозрачной, зато ещё ярче казался контраст между шеей и линией роста волос. На фоне белой кожи каштановые пряди выглядели совсем тёмными.

Подойти бы сейчас, зарыться в них лицом… Нет, исключено. Я снова всё испорчу.

Цузуки вдруг покачал головой, словно мысленно не соглашаясь с кем-то, перешагнул бортик ванной и улёгся в неё с тихим всплеском. Я стоял, неотрывно наблюдая за тем, как он взял мочалку, окунул её в воду, намылил, а затем стал медленно водить по телу, очевидно, получая удовольствие от этого процесса.

Вдруг он подул на мыльную пену, как это обычно, играя, делают дети. Пена разлетелась во все стороны пушистыми клочьями, оказавшись на его лице и волосах. Засмеявшись, Цузуки погрузился в воду с головой, потом вынырнул, отфыркиваясь.

И это монстр? Убийца? Не верю. Этот Асато-сан абсолютно такой же, как тот, чью душу похитил амулет. Я верну своего друга и только тогда, наверное, к этому Цузуки вернётся память. Она, возможно, заперта вместе со второй половиной его души. А пожары, убийства — чья-то злая магия. Знать бы ещё, чья…

На кухне засвистел чайник, и я поспешил туда.

Как жаль, хотелось бы что-то приготовить для Цузуки своими руками, но я уже не успею. Еда из кафе — ничтожная замена тому, что создаёшь для любимого сам.

В это время в дверь позвонили. Прибыл мой заказ.

Расплатившись с курьером, я забрал пакеты с едой и начал сервировать стол. И тут внезапно услышал голос Цузуки:

— Тацуми-сан, здесь где-нибудь есть полотенце?

Метнувшись к шкафу, я открыл дверцу и вынул оттуда мягкое, пахнущее свежестью полотенце и тёмно-синее юката. Схватив обе вещи, бросился в ванную. Цузуки уже выбрался из воды и стоял посреди помещения лицом ко мне.

Вот и смерть моя… Одно дело украдкой наблюдать за ним и совсем другое — подойти вплотную, когда он такой: беззащитный и соблазнительный. Главное, не смотреть в упор. Чувствуя, как отчаянно начинает заливать краской лицо, я приблизился к Асато и, накинув ему на плечи полотенце, успел на миг прикоснуться к его руке. Украденное мгновение блаженства… Он стал интенсивно вытираться, а я жадно ловил каждое движение, скользил глазами по его коже, которая после горячей воды перестала казаться бледной, став нежно-розовой.

— Давно не носил юката, — пояснил Цузуки, не замечая моего внутреннего смятения. Он повесил мокрое полотенце на край ванны и взял одежду из моих рук. — Кажется, много лет прошло…

Он туго затянул оби. Мои страдания, достигшие апогея, пошли, наконец, на убыль.

— Отлично выглядишь, — сказал я. — Хотя размер, конечно, не твой. Тебе удобно?

— Вполне.

— Горячее остывает. Будем ужинать?

— Тацуми-сан, я доставляю тебе столько хлопот! Мне неловко.

— Я сам тебя пригласил. Проходи, садись и ешь, что понравится!

Он вошёл в гостиную, и я ощутил прилив благодарности этой жизни, увидев, как в глазах Цузуки появилось выражение безмерного восторга.

— Такояки! Говядина! Сладкая картошка! И о-ооо… сколько десертов. Тацуми-сан, ты, наверное, всю зарплату истратил?

«Да, её и не было, — подумал я. — Старые сбережения».

— Была подработка, а это — излишки. Угощайся.

Я знал, что от ужина Цузуки отказаться не сумеет. Так и вышло.

— Ох, я же лопну, — бормотал он сквозь набитый рот двадцать минут спустя. — А вон то пирожное с шоколадной крошкой можно попробовать?

— Можно съесть его целиком.

— А со взбитыми сливками и вишенкой?

— Аналогично. Только там сверху — виноградина.

— Да? А на том третьем слева точно вишни! Бьюсь об заклад!

— Нет, это брусника.

— Странно. А вишни где? Вроде много было.

— Ты их съел, но если тебе так хочется, можно заказать ещё.

— Погоди. Сейчас доем яблочный пирог, потом сырные шарики, а потом… Там, вижу, рыба осталась?

— После взбитых сливок и яблочного пирога?!

— Внутри всё перемешается. Какая разница?

— Оставайся у меня, — внезапно предложил я. — Подумай, ведь если снимать квартиру на двоих, то плата для каждого уменьшится вдвое. А здесь вообще недорогое жильё. Найдём тебе работу по объявлению и…

Он прекратил есть и отодвинул от себя тарелку.

— Я не могу.

— Почему?

— Извини. Всё было здорово, но… Мне пора, — он вдруг поспешно поднялся из-за стола.

— Постой! Останься хотя бы до утра. Посуди сам, куда ты пойдёшь? Второй час ночи!

Цузуки замялся и замер. Он пытался улыбаться, но я чувствовал, что он просто пытается скрыть чувство неловкости от вопроса, который собирается задать.

— Тацуми-сан … Возможно, я ошибаюсь, но… Ты ведь всё это делаешь потому, что я напоминаю тебе любимого из твоего прошлого? Поэтому ты и позаботился обо мне?

Я вздрогнул. Интересно, как он догадался? Неужели заметил взгляды, которые я бросал на него в ванной? Да, наверное, там бы и слепой всё понял.

Не лгать ему никогда — таково было моё решение. Значит, надо поступать, как решил.

— Дело в другом. Если я скажу правду, ты сочтёшь меня безумцем.

— Это я-то? Не знающий своего имени? Отнимающий человеческие жизни? Всё, что у меня осталось — кусок янтаря, который я ношу на запястье. Если я сниму его, мой разум канет в бездну. Я стою в шаге от погружения во тьму, Тацуми-сан. Мне ли считать тебя безумным?