— Не притворяйся, — улыбка Кадзутаки стала теплее. Он аккуратно пригладил ладонью пряди, разлохмаченные рукой Асато. — Неужели, владея с раннего детства уникальным даром, ты никогда не задумывался, что и сам особенный?

Асато пожал плечами.

— Да в чём та уникальность? Я не знал, куда своё пламя применить, поэтому просто играл с ним. И когда с тобой встречался, да и так, от скуки. Ещё пользовался иногда своей способностью, чтобы домашний очаг поскорее разжечь. Особенный ли я? — он задумался ненадолго и тут же ответил себе самому. — Вряд ли.

— Действительно, всего-то внутри тебя заключены осколок души Бога Пламени и запечатанный после Апокалипсиса магический рубин, способный разрушать и созидать миры. Ничего особенного, воистину! А я с раннего детства постоянно спрашивал себя, кто я и откуда, если все вокруг кажутся мне плоскими, глупыми, неинтересными в своих примитивных поползновениях. Да, отца уважал, к матери был привязан, но я всегда знал, что во мне больше силы, чем в ком-либо другом. Пожелай я того, мне удалось бы склонить всех к своим ногам, любого человека заставить служить себе. Разумеется, я не собирался так поступать, но мысли подчас появлялись, и я сам таким размышлениям ужасался. Я не видел вокруг никого, равного себе, потому предпочитал держать душу закрытой. А потом вдруг однажды в нашем доме появился ты. Первый, кто вызвал у меня интерес. Я ощутил в тебе такую же силу, которой обладал и сам. Мне стало любопытно. Я приблизился и заговорил с тобой.

— Значит, дело было только в этой силе? — разочарованно протянул Асато.

— Не знаю, — Кадзутака не сводил с друга внимательного взгляда. — Как я могу сказать, что было бы, не обладай ты силой? Как я могу отделить её от тебя? Задай себе вопрос: какими мы оба стали бы, не попади в тебя фрагмент души Бога Пламени и не очутись во мне крупица Разрушителя Звёзд? Мы носим в себе эти части с тех пор, как появились на свет в нулевом мире, память о котором сохранилась теперь лишь у ещё нерождённого Тацуми. Но зато мы помним две другие свои жизни. Стали бы мы иными, не получи в миг рождения осколки душ древних богов? Теперь мы никак не сможем узнать этого. Известно лишь одно: Боги ушли, оставив нам планету. Теперь наша задача — хранить Землю. И важнее этого ничего быть не может. Сам ведь понимаешь?

Асато быстро кивнул, лихорадочно размышляя о том, что Земля, возможно, обречена, если её доверили двум хранителям, один из которых беспечен, безалаберен, не слишком умён и в определённые моменты жизни способен думать только о сладостях. Кадзу тяжело опустил руку ему на плечо.

— Перед нами стоит выбор, — снова заговорил он, отвлекая Асато от его невесёлых мыслей. — Жить как все, притворяясь обычными людьми, каждый раз меняя имена и миф о своём прошлом. Либо исчезнуть, поселиться в безлюдном месте и оттуда вести наблюдение за происходящим. Я бы выбрал второе. Меньше возни. Кроме того, мне не нужны другие люди. Вообще никто, достаточно тебя.

— А как же родители? — ужаснулся Асато. — Представляешь, как они расстроятся, если ты исчезнешь?

— Не думаю, — тон Кадзутаки стал вдруг сухим. — Мама сейчас на четвёртом месяце беременности. Очень скоро скучно им с отцом не будет.

— У тебя родится младший брат или сестра?! — обрадованно ахнул Асато. Его глаза заблестели. — Поздравляю!

— Было бы с чем, — послышался ворчливый ответ. — Я расцениваю это так. Родители решили родить мне замену, ведь через пять лет, когда я закончу Тодай, отец планирует отправить меня на стажировку в Швейцарию. В Европе я застряну ещё лет на пять-шесть. Брат к тому времени достаточно подрастёт, а через некоторое время, получив не менее достойное образование, составит мне конкуренцию. Уж лучше, уехав за рубеж, я осяду в Цюрихе навсегда.

— Почему ты так мрачно настроен? — удивился Асато. — Это же счастливая новость! И с чего ты взял, что родится мальчик? А вдруг девочка?

— Будет брат. Его назовут Исао, — уверенно сказал Кадзутака. — И мы с ним встречались раньше. Это мой бывший отец из прошлой жизни. Тот самый, не способный никого любить. Надеюсь, на сей раз он узнает, что такое чувства, ведь воспитает его Марико, наша милая Укё, и это внушает надежду.

Асато невольно поперхнулся и начал судорожно кашлять. Кадзутака похлопал товарища по спине.

— Как ты всё это узнал? — откашлявшись, хрипло спросил Асато.

— Око продолжает работать. Но даже если бы оно не давало мне никакой информации, то способностей, доставшихся мне от Разрушителя Звёзд, вполне достаточно, чтобы узреть, чья душа находится в утробе моей матери. Более того, я знаю, что случится дальше. Когда Исао повзрослеет, он долгое время будет одинок, а потом познакомится с матерью Саки и полюбит её. И уже ничто не помешает ему на ней жениться, потому что женщину, родившую в прошлой жизни меня, Исао уже не встретит.

— Ты ещё и будущее видишь? — восхитился Асато.

— Я вижу переплетение временных линий. Они белые, чёрные, голубые и жёлтые. События и судьбы людей на них нанизаны, как бусины. Ленты и бусины можно передвигать, как мне угодно, но есть среди них и жёстко закреплённые. Это события, которых не избежать. Рождение Саки от Исао — закреплённое событие. Оно случится, — Кадзу усмехнулся. — Да я, собственно, не против. Пусть всё произойдёт.

Асато продолжал с восторгом смотреть на него. Даже вернув воспоминания, он сам не приобрёл пока никаких новых способностей. То, о чём говорил Кадзу, вызывало сильное удивление.

— Возвращаясь к проблеме выбора, — снова промолвил Кадзутака. — Я могу уехать в Швейцарию и написать родителям, что решил остаться там навсегда. А ты спустя некоторое время скажешь своим, будто отправляешься ко мне, сядешь для вида на теплоход, а потом переместишься из каюты корабля в моё жилище, чтобы не тащиться напрасно через океан и по суше несколько недель, теряя время.

— И больше я никогда к своей семье не вернусь? — печально спросил Асато.

Кадзутака приобнял Асато за плечи.

— Мы с тобой отвечаем за целую планету. Мы однажды застынем в выбранном нами возрасте и такими останемся. Нам придётся менять имена и, возможно, постоянно переезжать, потому что я не хочу пользоваться Оком для стирания людям памяти. А всё то, о чём я сейчас говорю, несовместимо с семейным общением, согласись.

— Я увижу, как состарится Рука, её дети и внуки? — убито прошептал Асато, начиная в полной мере осознавать, что его ждёт.

— И даже как состарятся её правнуки и праправнуки. Это цена, которую мы согласились уплатить, выиграв битву с теми, кто пытался превратить нашу планету в поле смерти. Именно это случилось бы, если бы кто-то из наших противников победил. От Земли бы ничего не осталось. Но, взгляни, теперь даже серьёзные конфликты решаются мирным путём. Да, случаются открытые выражения недовольства — стычки, митинги, забастовки, но ещё ни одно выражение чьего-то гнева не переросло в войну. И, самое главное, больше никто не сумеет воспользоваться абсолютными амулетами для манипуляций людьми и для перекраивания мира в соответствии со своими параноидальными идеями. Разве за это не стоило уплатить большую цену?

— Стоило, — голос Асато по-прежнему звучал тускло. — Однако я не могу перестать думать о том, что все, кого я люблю, умрут, а я их переживу. Я уже потерял дядю Хикару в четырнадцать лет, но придёт день, и я увижу смерть мамы, папы, тёти Акеми… Самое невыносимое — потерять Руку и Ририку. Как я буду дальше жить?

— Но это неизбежно, — Кадзу старался, чтобы реплика прозвучала как можно мягче. — Подумай, тебе бы пришлось через это пройти, даже живя самой обычной жизнью, о которой ты мечтал, будучи синигами. Не окажись внутри тебя частицы Бога Пламени, не пройди ты через испытание концом света, ты и тогда ничего не смог бы изменить. Твои родители с большой степенью вероятности умерли бы раньше тебя. И старение, и смерть близких ты увидел бы тоже. Думай о том, что в этом мире Рука не погибнет от рук фанатиков, подосланных Энмой! Она будет счастлива, живя с мужем и детьми. Разве это плохо?