Ририка задумалась. Всё это время ей не приходило в голову, что Рука вовсе не коварная захватчица, стремящаяся отнять внимание брата, а любящая двоюродная сестра, готовая с открытым сердцем прийти на помощь близким.

— Я бы хотела научиться печь сливовый пирог, — неуверенно пробормотала Ририка. — И ещё делать такояки, — добавила она.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Ру-тян. — Давай в следующий выходной приготовим это всё вместе.

— И угостим Асато, тётю и дядю! — захлопала в ладоши Ририка, сразу позабыв про свои недавние злые мысли.

У Руки отлегло от сердца. Непонимания и обиды удалось избежать.

Дядя Хикару умер зимой 1914 года от двусторонней пневмонии, оставив мануфактуру Руке, но при этом прописав в завещании, что Ририка и Асато тоже имеют право на часть дохода, а племянник может занять место помощника управляющего, выучившись и достигнув совершеннолетия.

Аюми и Кэндзиро присутствовали на похоронах, срочно приехав из Суццу. Асато помнил, как сильно мама сокрушалась, что её амулеты лишь на год сумели продлить жизнь старшего брата.

— Хикару был замечательным человеком, но его время пришло, — закрыв лицо ладонями, прошептала Аюми. — Я ничего не могла сделать.

Она так пыталась найти оправдание тому, почему её магия в очередной раз оказалась бессильной, когда родным потребовалась помощь! Но Акеми и Рука без слов поняли её, молча обняв за плечи, и невыносимая тяжесть, лежавшая на сердце женщины, постепенно развеялась.

— Я сделаю Руке предложение, когда мне исполнится двадцать! — неожиданно заявил Асато во время большой перемены, и Кадзутака, вздрогнув, уронил обратно кусок омлета, изящно подцепленный из недр бэнто.

Вот уже на протяжении трёх лет мальчишки учились в одной школе, а в этом году Асато несказанно повезло — его перевели в класс Кадзутаки. Асато проявил недюжинную сообразительность, чтобы в течение первых дней обучения переползти с предпоследней парты крайнего ряда за третий стол среднего ряда, очутившись за спиной товарища. Теперь он беззастенчиво пользовался своим преимуществом. Во время контрольных работ правильные подсказки были обеспечены. Разумеется, он и сам не плошал, но, как ему казалось, лишняя подстраховка ещё никому не повредила.

— Она красавица. Самая лучшая из всех, кого я знаю! — продолжал вслух рассуждать Асато. — Очень умная. Много читает, как ты. Столько интересного рассказывает — ух! Отлично танцует и вкусно готовит. И я точно знаю, что у неё пока нет парня. Значит, она тоже ждёт меня. А что? — вскинулся он, не дождавшись реакции от друга. — Двоюродным жениться можно. А мы — двоюродные, значит, порядок.

Левая бровь Кадзутаки, слегка прикрытая тонкими, невесомыми прядями волос вопросительно изогнулась, но больше с его лицом не случилось никаких заметных перемен. Он вернулся к молчаливому поеданию омлета.

— Работать собираешься на мануфактуре дяди Хикару, чтобы не расставаться с любимой супругой? — Кадзу принялся деловито терзать кусочек угря.

В заданном им вопросе Асато померещилась неуловимая язвительность.

— Ага, всё так, — отложив хаси, Асато торопливо высыпал в рот всё, что осталось внутри бэнто, и начал громко жевать.

— Надеюсь, в присутствии Руки-сан ты не поглощаешь еду столь же неэстетичным способом? — бесстрастно констатировал Кадзу, внимательно разглядывая округлившиеся щёки приятеля.

Асато вытаращил глаза и от неожиданности махом проглотил всё, чем набил рот. И, разумеется, едва не подавился.

— Запей, — хётан доккури [12] своевременно очутилась возле его губ.

Асато покорно глотнул. Застрявшая пища, наконец, проскочила, и он перестал надсадно кашлять. Кипенно-белый платок оказался следующим в поле его зрения, когда он вернул опустевшую бутылочку владельцу.

— Ты испачкался, — лаконично заметил Кадзутака. — Вытри нос и левую щёку.

— Иногда ты бываешь жутким занудой, — вздохнул Асато, принимаясь тщательно вытираться.

— Не будь я занудой, ты бы постоянно ходил с пятнами от соевого соуса и крошками риса, равномерно распределёнными по всему лицу.

— Рядом с таким безупречным существом, как ты, я часто чувствую себя неполноценным, — обиженно пробубнил Асато, возвращая хозяину платок, уже не белый и не чистый.

— Зря, — послышалось в ответ. — Ты самый полноценный из всех, с кем я когда-либо общался. Иначе я бы ни за что не потратил на тебя девять лет своей жизни.

— Ты правда так обо мне думаешь? — обрадовался вдруг Асато.

— Зачем спрашивать, если ответ очевиден? — невозмутимые глаза повернулись в его сторону, и сердце Асато вдруг заколотилось громче.

Казалось, в самую его душу заглянули. Щёки загорелись, словно их прижгло пламенем свечи.

«Что со мной? — испугался Асато. — В присутствии Руки такое тоже иногда случается, но это оттого, что я влюблён. А Кадзу ведь не Ру-тян! Да и вообще не девушка. Тогда почему я…» Асато вдруг бросило в пот, а всем его существом овладела паника.

— Мне надо идти, — заспешил он, поднимаясь на ноги.

— Куда это ты? — удивился Кадзутака.

— Переодеваться на урок физкультуры.

— Так ведь ещё полчаса есть.

— Я медленно переодеваюсь. Могу опоздать.

И он умчался так, словно за ним гнались злые духи. Кадзутака задумчиво проводил убегающего Асато взглядом.

Последний год старшей школы оказался самым сложным и вовсе не из-за получения аттестата. С успеваемостью у Асато дела обстояли как нельзя лучше, расстраивало другое. Сначала Ру-тян внезапно объявила о помолвке с однокурсником, разбив тем самым надежды на взаимность, а ещё через несколько дней Ририка объявила дяде и тёте, что уже заручилась согласием родителей на отъезд в Великобританию, где она собирается поступать в Даремский университет.

— Когда закончу учиться, назад не вернусь. Останусь в Англии, — оживлённо делилась девушка своими планами. — Буду работать в Даремском музее, ездить на раскопки с местными археологами, а когда устану от разъездов, осяду в Ливерпуле или в Лондоне и начну преподавать английский язык студентам.

Услышав слова сестры, Асато пал духом окончательно. Особенно грустно стало от мысли, что он сам до сих пор ходит, как неприкаянный, и не знает, каким делом хотел бы заниматься.

— Помнишь, в детстве ты обещала, что мы не расстанемся. И вот — бросаешь, — печально упрекнул он Ририку, оставшись с ней наедине.

— Времена меняются, — засмеялась та, потрепав Асато по щеке. — А если серьёзно, — она перестала улыбаться, — мне кажется, я упущу целую жизнь, если не поеду туда. Не отговаривай, прошу! — Ририка умоляюще сложила руки. — Ты же знаешь, тебе я не могу ни в чём отказать. Если ты попросишь, я останусь, но мне будет плохо. Я, правда, не хочу поступать в Тодай и в Суццу возвращаться не собираюсь. А в Англии найду то, что для меня важнее всего. Сердце подсказывает, именно там меня ждёт моя судьба.

— Откуда ты знаешь? — с недоверием покосился на неё Асато.

— Я с детства чувствую, что лучше для тебя и меня. И, заметь, я ещё ни разу не ошиблась, — она лукаво подмигнула брату. — Ну? Не будешь отговаривать? Пообещай! — заискивающе попросила она.

— Не буду, — уныло откликнулся Асато.

— Но я не пойму, почему ты скис? У тебя же всё в порядке.

— Какой порядок? — грустно пробормотал Асато. — Ру-тян летом выходит замуж.

— И как её замужество помешает твоему счастью? — недоумевала Ририка.

— Я собирался предложение ей сделать через пару лет, — насупился Асато. — А она… поторопилась.

— Ты хоть раз говорил ей о своих чувствах, дурачок? — ласково спросила Ририка.

— Я всё ждал удобного момента и вот «дождался». Правда, я глупец, — он поник головой.

— А может твои чувства вовсе не такие, как ты думаешь? — продолжала мягко выспрашивать сестра. — Вдруг ты вбил себе в голову, что должен сделать предложение, поскольку все вокруг вырастают и женятся, и по-другому не бывает, а Ру-тян восхищала тебя своей внешностью и умениями, а ещё тем, что заботилась о тебе со дня нашего приезда? И ты решил: пусть лучше она станет твоей женой, чем тебя вынудят жениться спустя годы на совершенно чужой девушке, с которой у тебя не будет ничего общего, ведь все особы женского пола, кроме меня и Руки, кажутся тебе непонятными и пугающими. Может, ты просто искал безопасности, а влюблённость тут ни при чём? Иначе зачем бы ты столько лет тянул с признанием и в итоге проиграл другому парню, хотя мог легко выиграть?