— Выходит, в Ририке и Асато течёт царская кровь? — растерянно пробормотал Кэндзиро, присаживаясь рядом с супругой и косясь в сторону сладко спавших на футоне детей.

— Как и во мне, — опустошённо вымолвила Аюми.

Признание матери не принесло радости, только ошеломило и вызвало сильную тревогу. После похорон, когда разошлись соседи, приглашённые проститься с Садако-сан, супруги наконец остались наедине, успокоив плачущих детей.

— Наверное, лучше им расти, не зная правды, — решила Аюми. — Зачем лелеять в невинных сердцах гордость, для которой нет повода? Правильно будет молчать, пока они не повзрослеют достаточно, чтобы не болтать о своём происхождении, вызывая зависть и враждебность. Папа Садао узнал правду и после этого возненавидел меня и маму… Я не хочу, чтобы Асато и Ририку окружающие тоже ненавидели!

— Не жалеешь, что отказалась уехать в Токио с Акеми-сан, когда она предложила? — поинтересовался Кэндзиро. — Наверное, там детям было бы лучше. Хикару-сан не возражал против нашего присутствия.

— У них своя семья, — отозвалась Аюми. — А мне и здесь хорошо. Не хочу ни от кого зависеть. Пусть мы живём небогато, зато я свободна и нахожусь в собственном доме.

— Скажут ли нам дети спасибо, повзрослев? — задумался Кэндзиро.

— Скажут. Ведь они научатся самостоятельно добывать пищу и чувствовать гордость за свои достижения. Если будут хорошо учиться, то у них появится шанс поступить в среднюю и старшую школу в Саппоро, а затем получить высшее образование в Тодай. Конечно, им придётся много работать и стараться получать отличные отметки, но я не вижу в этом ничего невозможного. Они справятся.

Кэндзиро медленно кивнул.

— Но всё-таки я бы подумал о предложении Акеми-сан. Мы можем помогать Хикару с мануфактурой, а он бы дал возможность нашим детям выучиться в Токио.

— До этого ещё долго. Кроме того, сам видишь, с Ририкой и Асато далеко не всё просто, — лоб Аюми перерезала тонкая морщинка, а голос стал взволнованным. — Кайоши оказался прав. Асато и правда словно огненный ангел, а Ририку нельзя увезти далеко от дома. Она плачет навзрыд и перестаёт есть. Отец Антоний говорит, со временем это пройдёт по воле Божьей. Но кто знает, что такое с ней сейчас творится? Мои амулеты бессильны, — Аюми опустила руки. — И ещё этот странный цвет глаз у Асато… Были бы его глаза голубыми, как мои, или чёрными, как у тебя, я бы не беспокоилась. Но почему его радужка похожа на цветки лаванды? И это ведь не проходит! И я не понимаю, почему иногда огонь сам собой загорается, когда Асато ползает рядом с очагом? Пару раз пелёнки вспыхнули, хоть он лежал далеко от пламени…

— «Огненный ангел»? — усмехнулся Кэндзиро, повторяя определение, данное их сыну безумным юношей-художником, безнадёжно влюблённым в Аюми.

— А вдруг и у них — дар? — вполголоса проговорила Аюми. — Только оба малы, потому нам неведомо, чем их одарил Господь.

— Даже ты не видишь, чем они одарены? — недоумевал Кэндзиро.

— Нет, не вижу. Долгая болезнь и уход мамы истощили меня. Я потеряла часть силы, пытаясь спасти ей жизнь, хоть и знала заранее, что это бесполезно. Конечно, со временем я восстановлюсь и снова стану сильнее, но сейчас от меня мало толку. Прости.

В сердце Кэндзиро толкнулся застарелый стыд и чувство вины.

— Отдыхай, — он погладил Аюми по волосам. А потом не выдержал, и слова признания сами собой сорвались с языка. — Знаешь, два года назад, вернувшись сюда после смерти мамы, я был очень зол и собирался во всём обвинить тебя. Да, к счастью, я удержался от обвинений, но в душе моей тогда кипел гнев, которого ты не заслужила. Даже полюбив тебя и взяв в жёны, я продолжал думать, что моя мама могла бы жить, если бы ты не отправила меня на ту бесполезную гору, а сделала амулет сама. Теперь-то я понимаю: есть неизбежная смерть, над ней не властны ничьи талисманы. Ты ведь так старалась спасти Садако-сан, но её жизнь достигла финала. Ничего не вышло, как и с моей мамой.

— Да. Я очень старалась, но… — плечи Аюми задрожали, но она быстро взяла себя в руки и успокоилась. — Ничего. Мы вместе, и у нас родились дети! — лицо её озарилось нежностью, стоило лишь взглянуть на спящих малышей, прижавшихся один к другому во сне. — Мы будем растить их, радоваться первым шагам. Мы сумеем научить их любить и уважать свои способности, чтобы то, чем их одарили боги, пошло всем людям на пользу, а не во вред.

— Асато могут начать дразнить или будут шарахаться в сторону, увидев его глаза. Сама знаешь, насколько крепки в народе предрассудки.

— Когда прежняя сила вернётся, и я сделаю для Асато амулет, — улыбнулась Аюми. — Кусочек красного янтаря подойдёт. И шнурок сплету особым образом! Никто не увидит его истинный цвет глаз. Пусть они выглядят чёрными, как у тебя, да и внутренняя сила будет сдержана. Как только Асато исполнится четыре, ты поднимешься с ним в горы на несколько дней. Там можно снимать амулет без вреда для окружающих. Вы вместе потренируете его способность управлять магическим огнём. Справишься?

Кэндзиро задумался.

— Если уж я привык жить с прекрасной ведьмой, являющейся тайной внучкой русского императора, то к сыну, возжигающему огонь, привыкну тоже, — пошутил он.

— Ах ты! — Аюми набросилась на мужа, поколачивая его маленькими кулачками и при этом смеясь. — Вот, оказывается, что ты о нас думаешь!

Вместо ответа Кэндзиро опрокинул её на пол, застеленный незатейливыми соломенными циновками, и прижался ртом к её нежным губам, всегда горячо отвечавшим на его ласки.

О стремительно надвигающейся войне между Японией и Россией ходило множество слухов, но военные действия так и не начались. Длительные переговоры о разграничении сфер влияния на Дальнем Востоке завершились заключением союза в феврале 1904 года. Никаких сражений и жертв, хотя поначалу, казалось, всё шло к жестокой и кровопролитной войне.

Кэндзиро не переставал удивляться. Где хищный оскал власть имущих? Где неутолимая потребность сталкивать народы лбами и неспособность идти навстречу противнику? Что-то неотвратимо новое, незнакомое витало в воздухе на протяжении нескольких лет, заставляя сердца биться в надежде, что и без обладания неким волшебным талисманом простые люди сумеют увидеть мир, где правят разум и справедливость, а не алчность.

Аюми, как и прежде, продолжала создавать талисманы. Жаждущие исцеления люди со всей Японии, а теперь даже из Китая и с Сахалина, откуда-то узнав о существовании на Хоккайдо целительницы, тянулись в Суццу. Кэндзиро временно оставил археологию, чтобы постоянно оставаться рядом с женой и детьми. Он быстро выучился рыболовству и охоте, помогал Аюми сажать дайкон, алиссумы и лаванду на обширном участке, расположенном между реками Канедайро и Сакай. Излишки созревшего дайкона увозили на ярмарку в Ранкоси и Кусиро, целебные травы сушили и продавали лекарям, приезжавшим из Саппоро. На жизнь хватало.

Никаких цунами, наводнений, нашествия вредителей или засухи посёлок не знал на протяжении вот уже семи лет. Природные бедствия словно обходили Суццу стороной.

Дети радовали, но подчас и озадачивали. Ририка росла робкой девочкой. В свои четыре года она почти всегда молчала в присутствии родителей, лишь изредка односложно обозначая свои потребности, хотя отлично умела говорить. Кэндзиро часто замечал, что во время игр с братом она многословна, весела и довольно смела. Рядом с Асато она оживлённо болтала, совершенно ничего не стесняясь. Рири-тян не отходила от него ни на шаг, всегда предвосхищала его желания, молчаливо выпрашивая у родителей и принося ему то, что он любил. Складывалось впечатление, что малышка испытывает счастье, когда счастлив Асато. Достаточно было заметить, как расцветало улыбкой её светлое личико, если брат смеялся. Кэндзиро не раз посещали невозможные мысли о том, что у них общая душа на двоих, ведь друг с другом они близки, как ни с кем иным.

Несмотря на всё это, Кэндзиро опасался момента, когда Асато впервые снимет защитный амулет, созданный Аюми три с половиной года назад. Он нарочно увёл сына зимой повыше в горы, где на склонах обильно лежал снег, чтобы не только люди, но и растения с животными не пострадали, если вдруг взметнётся пламя. Оставшись наедине с мальчиком, Кэндзиро постарался простыми, понятными словами всё объяснить, чтобы не напугать Асато, но тот в очередной раз удивил его. Услышав, что у него имеется способность вызывать возгорание одним намерением или взглядом, и только кусок янтаря предотвращает беду, Асато спокойно заявил: