— Полиция получила улики с вашими отпечатками пальцев, Мураки-сан. Они на окровавленном скальпеле, на отрезанных женских волосах, на наручных часах, на шёлковом шарфике жертвы. Одним словом, повсюду! Вам никак не отвертеться.
— Не желаешь использовать свой амулет, приказав ему уничтожить найденное полицией? А затем попросить мою сердобольную сестричку стереть память всем, кто успел узнать о существовании улик? — ласково улыбнулась Лилиан, соскользнув с кресла, подойдя ко мне и усевшись рядом. — Дело ведь за малым! А времени до конца света осталось уже немного, поэтому поспеши, о прекрасный двойник моего не менее прекрасного супруга!
Вдруг она изогнулась и с кошачьей грацией прижалась к моему плечу, огладив меня по спине хозяйским жестом. Я вздрогнул и резко отстранился. Если прежде я мысленно сравнивал её с пантерой, то теперь мог бы сравнить лишь со змеёй.
«Не вздумайте, хозяин! — услышал вдруг я отчаянный вопль рубина внутри своей многострадальной головы. Похоже, амулету удалось вопреки усилиям леди Эшфорд пробиться ко мне. — Официальный ордер на ваш арест уже выписан. Теперь любое нападение на полицейских, попытки уничтожить улики или чью-то память, а также внезапное бегство на маяк, будет расценено как бесчестный, тёмный поступок. Тем самым вы вручите себя тьме. Я тоже стану тёмным, и ваш дух-хранитель соединится с вечным мраком. Око с лёгкостью подчинит нас. Миры почти слились. С сегодняшнего дня для Вселенной уже нет различий между вами и другим Мураки! Все ваши добрые и злые дела принадлежат вам поровну, словно вы — один человек. Эшфорд-сан в лучшем виде осведомлена об этом, потому и хочет подтолкнуть вас во тьму, а если ей это не удастся, то запасной её план — заполучить душу своего двойника! Я не знаю, как спасти другую Ририку, но, хозяин, если вы хотите сегодня сражаться на стороне света и освободить Цузуки Асато-сан, не позволяйте себе ни единого дурного поступка, даже малейшей тёмной мысли в чей-то адрес, иначе всё пропало! Кстати, я освободил ваш телефон от влияния Ока. Он снова работает. Можете звонить».
«Если я сейчас попробую достать мобильный, Эшфорд-сан с помощью Ока отключит мой телефон снова. Сможешь набрать номер Асато и поговорить с ним от моего лица, чтобы никто этого не заметил? — с колотящимся от волнения сердцем поинтересовался я у рубина. — Ни за что бы не стал просить, но сам видишь, в каком я положении!»
«Смогу, — послышалось внутри. — Что за вопросы, хозяин!»
Рубин набрал номер, как и обещал, но, к сожалению, на звонок никто не ответил. Тогда я потребовал сведения о том, чем сейчас занят Асато. Амулет сообщил, что дух-хранитель уже в курсе насчёт ордера на арест и собирается исполнить свой долг, устранив полицейских и телепортировавшись ко мне. Медлить было нельзя. Асато мог совершить непоправимую ошибку. Я попросил амулет поддержать мою телепатическую связь с духом-хранителем и забросил в сознание Асато информацию о том, почему нам обоим сейчас ни в коем случае нельзя сопротивляться аресту и причинять вред полицейским или кому-либо другому.
Обеспокоившись моим долгим молчанием и заглянув в мои мысли, когда я был уже на середине монолога, обращенного к моему любимому, Лилиан рассвирепела.
— Обезвредьте его! — воскликнула она, обращаясь к Энме и указывая на меня с таким брезгливым и в то же время возмущённым выражением лица, словно я был говорящей улиткой, заползшей в её домашние тапки с целью потребовать соблюдения прав и свобод брюхоногих моллюсков.
Не прошло и трёх секунд, как я оказался за барьером, установленным ею, лордом Артуром и Энмой. Теперь никакой сигнал, кроме их голосов, не мог пробиться ко мне.
— Тацуми и Ририка скоро хватятся меня, — заметил я хладнокровно. — Они ждут звонка в условленный час. Если я не свяжусь с ними, они сами явятся. У вас начнутся проблемы ещё до сражения в Шабле. Вы хотите этого?
— Ладно, — недобро улыбнулась леди Эшфорд. — Так и быть, я позволю тебе поговорить с Асато, как ты и хотел, а затем дам возможность позвонить Тацуми-сан. Правда, лишь после того, как полиция окажется под твоими окнами. Докажу ли я тем самым своё расположение к тебе?
Я усмехнулся. В добрые намерения лживой леди не верилось так же, как в безвредность тетродотоксина. Однако эта дама для вида позволила мне сделать всё, что обещала. Восстановив телепатическую связь с помощью рубина, я убедил Асато не причинять вреда коллегам, а просто приехать в Сибуйя, как ему и было поручено. Лишь после моих отчаянных уговоров Асато согласился никого не трогать и беспрекословно выполнить поручение начальства. Я хорошо его понимал. Кто знает, что я сам бы натворил, окажись на его месте? Смог бы удержаться от необдуманных поступков или наломал дров?
Размышляя об этом, я сам не заметил, как прошли двадцать минут, о которых предупреждал Асато. Снаружи дома замелькали проблесковые маячки. Характерный звук включённых сирен прокатился по улице, а потом стих.
— Сдавайтесь, Мураки-сан! Выходите с поднятыми руками, если не хотите неприятностей. Дом окружён! — услышал я хорошо поставленный голос того самого начальника, которому Асато многие месяцы подряд в надежде получить значок помогал разгребать бумаги, с которым вместе напился однажды в конце рабочей недели, «вливаясь в коллектив».
Кто мог знать, что служба Асато в полицейском департаменте закончится тем, что ему придётся арестовывать меня? Смешно и больно. Учитывая предложение выходить с поднятыми руками, кажется, меня считают опасным маньяком, который, возможно, прямо сейчас препарирует в подполье очередную жертву.
Энма и Лилиан, наблюдая моё фиаско, сияли ослепительными улыбками. Лорд Эшфорд, до сих пор успешно изображавший неодушевлённый предмет, повернулся ко мне, и в его здоровом глазу мелькнуло нечто сродни любопытству. Казалось, моего двойника так и подмывало спросить, что я сейчас чувствую, когда меня обвинили в том, чего я не совершал, но в итоге он передумал и не задал ни одного вопроса. И верно, не имело ни малейшего смысла злорадствовать. Стоило поберечь бесценную желчь до лучших времён, и мой двойник отлично понимал это.
— Мураки-сан! — неслось из рупора в полуоткрытое окно коттеджа. — Если не выйдете, я прикажу выломать дверь, и вас выведут силой! Даю две с половиной минуты на размышления. Начинаю отсчёт!
Уверен, теперь соседи точно занавесили окна, если не сделали этого сразу, и заперлись на все имеющиеся замки. Ещё бы, о ужас! Известный хирург, живущий так близко от них, оказался опасным преступником. Quel passage! *
— Кадзу, я знаю, что ты невиновен! Я буду поддерживать тебя, и мне плевать на потерю работы! — донёсся из рупора совсем другой голос. Родной, желанный.
Я вздрогнул и торопливо проглотил комок в горле, чтобы не показать врагам внезапно накатившую слабость. Мой Асато. Даже сейчас, когда всё хуже некуда, он старается поддержать меня.
— Звони теперь, — милостиво разрешила Лилиан. — У тебя около двух минут. Этого вполне достаточно.
Я взял телефон и набрал номер Тацуми.
Изрезанные прибоем скалы и иссиня-чёрная гладь воды… За прошедшие годы со дня строительства маяка море почти вплотную приблизилось к его подножию. Тридцатидвухметровый «Шабленски Фар» самый старый и высокий в Болгарии. В мае на берегу за его стенами цветут маки, и на их фоне восьмиугольная башня, сложенная из розового и белого кирпича, увенчанная гигантским вращающимся фонарём, окружённая морем, изумрудной зеленью трав, пышной листвой клёнов, рябин и ясеней, смотрится особенно эффектно.
Удивительно, что кому-то пришло в голову возвести неподалёку от крошечного рыбацкого посёлка с населением всего-то три с половиной тысячи человек уменьшенную копию разрушенной во время землетрясений примерно восемь веков назад Александрийской башни. Тацуми заранее предупредил, что беспрепятственно войти не удастся. Территорию охраняют военные, маяк огорожен со всех сторон толстой проволочной сеткой. Значит, придётся принять невидимый облик и телепортироваться внутрь, забрав с собой Асахину и Хисоку. Ватари обещал привести другого Тацуми, а наша головная боль — Киёкава-сан. Та, кто совершенно не понимает, куда и зачем её приведут. Придётся изворачиваться, хитрить и лукавить. Впрочем, разве нам привыкать? Чего только не приходилось делать за прошедшие два года!
