— И как же этот злобный амулет, питающийся смертью, называется? — не выдержал я. — Что за пропуски в тексте?!

— Полагаю, часть информации уже в первоисточнике была утрачена.

— Звучит обнадёживающе.

Внутри появилось неприятное давящее чувство. Будто я некогда знал что-то об этом парном амулете, но ощущение тут же пропало, а когда я попытался его поймать, вместо него настойчиво возникло другое воспоминание, которое я со вчерашнего дня отчаянно заталкивал вглубь.

От густых каштановых прядей в воздухе остаётся горький, едва уловимый запах дыма, который ему так и не удалось смыть со своих волос. Чувствую себя ничтожным идиотом, не заслуживающим такого счастья, касаясь губами его кожи… Тихо, чтобы он ничего не почувствовал… Но — не могу удержаться. Понимаю, что не должен быть счастлив, ведь он до сих пор в беде. Жуткой, неведомой беде. Но он здесь, существует, дышит, чувствует. Он говорил со мной, улыбался мне! Пусть он меня не знает, но ведь доверился, пришёл, позволил напоить его чаем и наполнить для него ванну.

И не сказал потом, что мои чувства противоестественны. Боже. Капля амриты посреди океанов дукхи, а я — конченый безумец.

«Когда любишь кого-то, говори об этом прямо и сразу, потому что через минуту может быть поздно. Ты потеряешь любимого».

«Я люблю тебя. Уже долгие годы», — выпаливаю и замираю. Снова всё испортил. Не мог промолчать! Но почему-то какой-то новой, свежей частью своей бесконечно древней души, осознаю, что в данном случае поступил правильно.

Он ждал от меня искренности. Кем бы ни был он, кем бы ни был я. Для этого Цузуки, прожившего неведомую мне жизнь без имени, без памяти, не нужно готовиться к принятию истины. Наоборот, у него нет времени для выслушивания лжи.

«Теперь ты сочтёшь меня сумасшедшим. Я снова тебя потеряю, как уже однажды потерял… в другом времени из-за своих дурацких признаний. Похоже, я совершенно не умею строить отношения. Только разрушаю».

«Ты любишь парня, которого зовут Цузуки Асато!» — он широко распахивает свои чёрные глаза.

Если снять болтающийся на потёртом шнурке кусок алого необработанного янтаря с его правого запястья, то можно увидеть настоящий цвет его радужной оболочки — ярко-фиолетовый. Это я выяснил три часа назад. Тогда-то он и вцепился мёртвой хваткой в мою руку прямо на улице, требуя вернуть янтарь на место. Какая-то неизвестная магия защищает его от любопытных взоров людей и синигами. Хорошо. Не нужно никому смотреть ему в глаза, когда они становятся другого цвета.

«Цузуки Асато — это ты».

«Нет, — тихо улыбается. — Ты меня спутал с ним. У меня нет имени. Никогда не было».

«Ты просто забыл».

«Возможно, я не хочу помнить».

«Оставайся здесь».

«Я бы с удовольствием, но — не могу. Обещай, что в следующий раз, если успеешь, удержишь меня от того, что я творю, а ещё лучше — уничтожишь меня».

«Никогда не проси о таком! Я этого не сделаю».

«Тогда, возможно, однажды я убью тебя, сам того не желая, хотя, кажется, ты сказал, что ты не человек?»

«А я не боюсь смерти. В сентябре девяносто девятого можешь смело покончить со мной. Ты станешь прежним, вспомнишь всё, вызовешь Тоду и…»

«Тоду? А кто это?»

«Прости. Наговорил я лишнего. Забудь».

Вот только этого мне не хватало! Я усилием воли мысленно затолкал воспоминание вкупе с эмоциями, начинающими выбираться наружу, в воображаемый металлический ящик и закрыл там на ключ.

— О чём задумался? — Ватари с опаской заглянул мне в лицо.

— О том, как теперь выяснить, кто хозяин второго амулета. Он ведь нам понадобится. Чтобы освободить Цузуки, их оба придётся уничтожить вместе в один и тот же день. Сказано же — «иначе миры разрушатся».

— Д-да… Знаешь, есть ещё кое-что, но это так, теоретическое предположение. Я подумал, ведь путешествия из будущего в прошлое невозможны. Изобретение, которым воспользовался Ватари из будущего, относилось к разряду запрещённых. Значит, оно вызывало некие последствия. Если рассуждать гипотетически, при скачке из прошлого в будущее никаких возмущений в пространственно-временном континууме случиться не должно. Вопрос заключается лишь в количестве энергии, которая потребуется путешественнику на преодоление временного разрыва. Это всё равно, как если бы кто-то выпал бы из потока жизни, а потом вернулся обратно. Но если пойти вспять, то получится рассогласование. Как мне кажется, мир должен расщепиться надвое в той точке, куда попал путешественник из будущего. Тот, кто воспользовался машиной времени, попадёт всего лишь в альтернативный мир, а мир, откуда он родом, должен продолжать существовать отдельно и с прежним прошлым.

— Погоди, погоди! Даже если ты прав, души живущих нельзя расщепить пополам и растащить по двум измерениям! Или, думаешь, возникнут новые души?

— Я думаю, вся эта ситуация с разделением миров неестественна, поэтому машина времени и считается запрещённым изобретением. Разделение одного мира на два — это крайняя мера, предохраняющая Вселенную от полного краха, но надолго её не хватит. Когда-нибудь начнётся перетекание энергии из одного мира в другой, они будут пытаться снова соединиться, хоть в какой-то точке, ибо они, по сути, единое целое. У людей станут возникать странные эмоции, воспоминания того, чего с ними никогда не происходило, а всё оттого, что да, выходит, каждого, словно расщепило пополам.

— Получается, то, что мы сделали — я, Ватари, Цузуки — в итоге может привести к уничтожению мира?!

— Боюсь, так и есть, — вздохнул Ватари. — Любопытно, Энма-Дай-О-сама в курсе происходящего? И если да, то почему он ничего не предпринимает? И ничего у шефа Коноэ обо мне не спрашивает, хотя догадывается, наверное, куда я порой телепортируюсь? Впрочем, это всё — лишь домыслы. Не бери в голову. Тебе и так о многом приходится беспокоиться. Я бы тоже, если б не знал всей предыстории, получив в руки чертёж машины времени, создал бы её и попробовал в действии. Так что тут никто не виноват. Давай сосредоточимся на двух задачах: как найти парный талисман и душу Асато-сан из этой реальности. Боюсь, спасти того Цузуки, которого знаешь ты, будет возможно, лишь если найдена вторая половина его души.

Теперь молчать было бы преступлением. Ватари собирался помочь. Ладно, Бог с ним, пусть догадывается, о чём хочет. Да и есть ли смысл скрывать очевидное? И я отпер тот «ящик с секретом».

— Я уже встречался с Цузуки из этого мира.

— Когда?! — подскочил на месте Ватари.

— Позавчера в Такаданобаба. Он искренне считал, что случившийся пожар — его вина. Он был в ужасном состоянии. Не помнил собственного имени. Не мог сказать, где живёт. Я привёз его сюда и целый час отпаивал горячим чаем. Вся еда в холодильнике… вообще-то для него куплена и приготовлена. Я полагал, он останется здесь, так как ему некуда было идти, но когда я утром проснулся, он уже ушёл. Я бегал по улицам, спрашивал у прохожих, не видел ли кто его? Цузуки как в воду канул. В полиции на него нет никаких данных. Вернее, я сделал запрос, и мне ответили: этот человек умер в 1926 году. Ватари, но он был здесь! Я держал его за руку! У него всё ещё человеческая аура, он не превратился в синигами! Впрочем, как и Цузуки из моей прежней реальности, он считает себя демоном, уничтожающим людей. И просил меня убить его, представляешь?

— Это невероятно! — Ватари схватил меня за плечи. — Но если он здесь, в Токио, мы его найдём! Рассказывай все подробности скорее!

— Я расскажу. Но почему его душа в ваших списках до сих пор числится пропавшей?

Моя реплика заставила Ватари замереть на месте с полуоткрытым ртом.

— Такого быть не должно.

— Конечно, не должно! И если он не стал синигами, почему не состарился? Ведь некогда он рос и взрослел, как человеческое дитя … Нет, не хочу верить в его причастность к пожарам! И вообще… я иногда думаю, а если кому-то, владеющему сильной магией, нужно было, чтобы Цузуки считал себя убийцей и испытывал чувство вины? Ведь легче всего манипулировать тем, кто чувствует себя виноватым. Я могу ошибаться, но такая мысль часто приходила мне в голову.