И я отдался его невинным ласкам, позволив Хисоке получить желаемое. Он заснул лёжа на моей груди, в моих объятиях, укрывшись сверху покрывалом. А я долго лежал без сна, глядя в потолок и думал о том, что пути миров и, правда, неисповедимы. И даже боги подчас не знают, куда их заведёт судьба.

Мы стоим в конце аллеи, заросшей деревьями гинкго, и в темноте, окружающей нас, я слышу только своё и его дыхание. На территории храма Мэйдзи-дзингу безлунной ночью ни души. И если бы нас обнаружили, то вызвали бы полицию, но кто забредёт в полночь на самую дальнюю аллею?

— Прости, — вырывается у меня снова и снова. — Прости.

— За что? — Асато берёт меня за руку, заставляет разжать судорожно сведённые пальцы, распрямить ладонь. — Я сам просил тебя быть честным с собой. Сейитиро, чувствам приказать невозможно. Тебя влекло ко мне, и я с самого начала знал причину, даже когда ты сам об этом не догадывался. Ты принёс из другого мира неисполненную мечту. А я хотел сделать тебя счастливым, поэтому помог её осуществить. Но я всегда знал, что придёт день, и мы расстанемся.

— Но я ведь не лгал! — голос сорвался. — Я до сих пор тебя люблю… как друга. Но разве можно говорить о дружбе тому, кого предал?

— Как ты запутался, Сейитиро, — он склонился ко мне и коснулся губами моего лба. — Ты вовсе меня не предал. Бывает, вспыхивает влечение, а потом проходит. Но это вовсе не значит, что дружбу предали или она разрушена. Люди не умеют обращаться со своими чувствами, поэтому превращают их в способ взаимной пытки. Слишком многое в нашем обществе, лишь претендующем на название свободного, — табу. Слишком многие понятия усложнены и извращены. Точнее, их извратили ради власти над людьми. И подчас то, что я бы не назвал даже ошибкой, именуют чуть ли не преступлением… Никакая любовь не может быть грехом. У любви столько обличий, сколько людям и не снилось. Но люди, синигами, даже боги загоняют себя в рамки, требуя некой придуманной, идеальной любви, при этом каждый её рисует в воображении по-своему. А для меня, например, прикосновение твоей руки, мимолётное, которого завтра не станет — это тоже любовь. И всё, что случилось между нами, начиная со дня знакомства в Такаданобаба, — она. И то, что продолжалось некоторое время между мной и одним джаз-гитаристом в середине восьмидесятых — всё та же любовь, просто в другом облике. Окада-доно была свидетелем наших отношений с Хатиро-кун. Сначала я познакомился с ним, потом с ней, став и её другом. Никто меня не предавал: ни ты, ни он. Я мог бы сердиться на судьбу, сделавшую меня духом-хранителем, не способным иметь ни с кем постоянных отношений, но зачем? С Хатиро-кун я был счастлив. И с тобой. И я точно знаю, что тебе было хорошо со мной, но если так, чего стыдиться и за что просить прощения? Дружба — тоже разновидность любви, и она иногда становится влюблённостью, потом снова дружбой. Жизнь течёт меж разных берегов, и не надо пытаться остановить это течение или выровнять берега. Если сделаешь это — убьёшь реку. Было время, твой Асато тоже желал тебя и не только как друга. Не напугай ты его своим натиском, всё бы у вас сложилось. И тогда, придя сюда, ты бы не нуждался в моих утешениях, поэтому я считаю, что повезло именно мне, — Асато улыбнулся. — У меня нет причин сердиться на судьбу.

Я окончательно растерялся. Я думал, идя на нашу встречу, что мне придётся оправдываться, видеть глаза Асато, полные боли, услышать обвинение во лжи, но теперь он утешал меня. Это сводило с ума, заставляя чувствовать себя подлецом, хоть меня и уверяли в обратном. Но вот теперь новость о чувствах Цузуки из моего мира стала последним камнем, разбившим вдребезги моё самообладание.

— Откуда ты можешь знать, что он желал меня?

— Сейитиро… — я видел блеск его глаз в кромешной тьме парка. — Если бы твой напарник первым встретил Хатиро-кун, он бы не убегал от отношений. Увы, тот, кого нашёл я, не встретился на его пути. Хатиро был особенным… Он мог растопить любую замёрзшую душу, раскрепостить любого, кто не верит или боится собственных чувств. А если сталкиваются две закрытые души, такие, как ты и мой двойник, то открыться друг другу для них почти невозможно. Если бы не Хатиро-кун, у меня с тобой тоже ничего не вышло бы. Однако на момент нашей встречи я уже изведал доверие и тепло с кем-то другим. У меня было, что дать тебе. Ты принял мои чувства, а я сумел растопить твою душу. Теперь ты можешь своё тепло подарить Хисоке. Не потеряй его! Тебе достался удивительный юноша.

— Асато-кун, — казалось, ещё немного, и я позорно разрыдаюсь.

— Возвращайся к нему. Он тебя ждёт и очень волнуется. Если желаешь, я буду приходить по новолуниям, и мы сможем беседовать здесь или за чашкой кофе в Роппонги. Или проводить время у тебя дома, чтобы Хисока не заподозрил нас в чём-то. Он ещё юн, потому довольно вспыльчив и подозрителен. Впрочем, учитывая наши прежние отношения, у него есть повод опасаться. Если же ты не захочешь больше видеть меня, я пойму. В любом случае мы встретимся в Шабле. Дух-хранитель Ока и один из пятерых Древних не может не прийти, — усмехнулся он.

— Ты знаешь? — я почти не удивился тому, как быстро передаётся информация.

— Да, от Ока, — подтвердил он.

Я умолк, всё ещё чувствуя за собой вину.

— Будь счастлив, Сейитиро, — воспользовавшись моим молчанием, Асато обнял меня на прощание, а потом растворился в воздухе.

Я переместился домой. Хисока с тревогой смотрел на меня, будто ожидая, что я сейчас скажу ему нечто горькое и неприятное, но я лишь промолвил:

— Я что-то замёрз. Надо принять ванну. А потом… посидим вместе за столом, если ты не против?

Хисока охотно кивнул, заметно оживившись.

— Я подготовлю для тебя полотенце и поставлю чайник.

Он ничего не спросил о нашем разговоре с Асато, даже когда мы лежали в постели, наслаждаясь теми невинными ласками, которые он вытребовал для себя до наступления совершеннолетия.

— В другом мире, когда я повзрослею, ведь ты решишься зайти дальше? — наконец, спросил он, раскинувшись поверх моего удовлетворённого, расслабленного тела и целуя меня в ямку между ключицами. — У нас будет остальное?

— Вне сомнений, — ответил я. — Но сейчас не думай ни о чём. Засыпай.

— Завидую ему, — внезапно беззлобно выпалил Хисока и пояснил в ответ на мой напряжённый взгляд. — Имею в виду Асато. У вас-то точно было всё! Было?

Я неопределённо качнул головой.

— Знаю, что да, — с обидой промолвил он. — Его ты не останавливал… Чертовски несправедливо, что я самый юный из всех! Из-за этого ты не позволяешь мне столько всего… И почему, воплощаясь на Земле, я не нашёл тело постарше?

Я рассмеялся, медленно проведя рукой по его обнаженной спине.

— Не промахнись в новом мире. Приди ко мне в облике тридцатилетнего брюнета.

— Фу! Настолько старым я быть не хочу! — возмутился Хисока.

— Значит, по-твоему, я старый? — я пощекотал его.

Хисока скатился на край кровати, поджимая под себя ноги и давясь хохотом.

— Прекрати!

— А ты перестань дразнить меня фантазиями, которым настанет время в лучшем случае через год.

— Сейитиро… Если Апокалипсис вдруг не грянет или его как-нибудь мимо пронесёт, давай в следующий мой день рождения сделаем одну вещь… Исключительно невинную.

— Какую? — с интересом спросил я.

И тогда он прошептал мне на ухо такое, от чего моё лицо стало цвета тех самых осенних листьев в парке Мино.

— Круто, правда? — с энтузиазмом закончил Хисока, подняв вверх большой палец. — Думаю, тебе понравится!

Я подавился словами и не нашёлся, что ответить. Видимо, я чересчур старомоден. Придётся поработать над этим, чтобы Хисока не заскучал со мной.

Как и он, я до последнего надеялся, что Апокалипсис «как-нибудь пронесёт».

Надежды не оправдались. Более того, всё пошло не по тому сценарию, который был нами запланирован, но до этого случилось ещё много разных событий.