Я продолжал вздрагивать от слёз. Она приподняла меня за подбородок и заглянула в глаза.
— У нас бывали и счастливые дни, правда? А сегодня, проснувшись, я поняла, что примирилась со своей душой и больше не держу зла на твоего отца. Самое время уйти.
— Но как же Ясуко? Ты не попрощаешься с ней? Ведь ты всегда любила её больше всех!
— Если увижу её, то не смогу сделать этого. Да и она непременно всё поймёт по моим глазам и отговорит меня от моего решения. Сделай это, пока её нет дома.
Я отрицательно качал головой. И тут её скрутило очередным приступом. Она выгнулась дугой, выражение её лица стало чужим, глаза помутнели.
— Убирайся!!! — завизжала она. — Подлец, ты занял место моего любимого сына! Негодяй! Мерзавец!
Я отскочил в сторону. Её мышцы были напряжены, словно натянутая струна. Внезапно нечеловеческим усилием воли мама вернула себе своё сознание, отдышалась, в глазах снова появилось осмысленное выражение.
— Сейитиро, прошу, — прошептала она. — Забудь про мои последние желания… Я знаю, ты любишь меня, а это главное. Неужели ты хочешь, чтобы я снова мучилась в этой страшной геенне? Не дай мне умереть чудовищем. Убей, пока ещё я — это я. Умирая, я хочу оставаться собой.
— Отче наш, сущий на небесах… — я сам не понимал, что говорю и зачем читаю молитву, собираясь сотворить смертный грех. Сломав кончик стеклянной капсулы, я унял дрожь в руках и набрал жидкость в шприц.
— Скорее! — подгоняла меня мама. — Прошу, заклинаю всем святым, поторопись!
— И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…
По её щекам градом катились слёзы.
— Сюда, — она откинула волосы назад, подставляя шею с пульсирующей веной. — Я прощаю тебя, заранее прощаю… И Бог простит.
Зажмурившись, я глубоко вонзил иглу.
— Да, — услышал я облегчённый выдох возле уха. — Вот так… Спасибо, мой хороший.
Она обмякла, бесшумно упав на футон. На лице её застыла слабая улыбка, полная неимоверного облегчения. Дыхание становилось всё реже, биение сердца постепенно замирало. Доктор не обманул: она просто заснула. К тому времени, как вернулась Ясуко, всё было кончено. Мама лежала на футоне, а я стоял на коленях рядом, обнимая её тело, и невнятно мычал, раскачиваясь взад и вперёд.
Всё могло сложиться иначе, если бы у меня остались силы убрать шприц и треснувшую пробирку. Но было не до этого. Всё, чего мне хотелось в тот миг — располосовать себе живот и уйти следом за ней. Тогда я достаточно расплатился бы за содеянное. Я совсем забыл, что улики всё ещё лежат у моих ног, и Ясуко заметила их.
— Что это, Сейитиро?! — воскликнула она, подобрав надтреснувшую пробирку. — Что ты вколол маме?! — она принюхалась к оставшейся внутри жидкости, и лицо её побледнело. — Запах не такой, как всегда!
Я молча смотрел на неё и не знал, что сказать. Когда же я заговорил, голос мой походил скорее на скрип ржавых петель двери пакгауза, чем на человеческую речь.
— Убей, — вырвалось у меня. — Всади нож в это проклятое тело и избавь его от мучений.
— Нет! — глаза её расширились. Она поняла. — Нет-нет-нет!!! — Ясуко рванулась к выходу, но я догнал её и крепко обнял.
— Не уходи. Мама благословила нас, умирая. Она хотела умереть человеком, а не чудовищем. Она не желала причинить боль тебе! Я заплачу за грех в своё время, зато сейчас мама свободна. Господь её простит, потому что вся вина лежит только на мне!
— Ты… Ты!!! — Ясуко яростно оттолкнула меня. — А если бы мама выздоровела?! Бог иногда творит чудеса, но ты сделал чудо невозможным! Уничтожил своими руками последнее, во что я верила!!! Ты такой же, как отец! Вы оба — убийцы! И убиваете своих близких! Вас нельзя простить!
— Не уходи! Пожалуйста, не бросай меня, Ясуко!
Она яростно размазала слёзы по лицу. На щеке осталась алая полоса — след царапины от её ногтя.
— Я останусь только до похорон, но потом… Не вздумай держать меня! Я предпочту скитаться по улицам или стать продажной женщиной, но я никогда не останусь с убийцей под одной крышей!
— Не говори так, — слушать её слова было невыносимо. — Если ты хочешь, чтобы я исчез, я покончу с собой, а ты оставайся. Эта комната будет твоей.
— Даже смерть твоя не очистит ни эту комнату, ни твою душу! — Ясуко сползла на пол и разрыдалась, закрыв лицо руками. — Я не стану жить здесь и после твоей смерти, — она на коленях доползла до тела матери и ткнулась в её безжизненную ладонь лицом. — У меня больше нет семьи. Я осталась одна…
Ясуко ушла после того, как прах мамы был захоронен на кладбище. Ни на минуту не задержалась, как и обещала. Я пытался её остановить, но она предупредила: если я начну её искать, заявив в полицию, то, прежде чем её вернут обратно, она покончит с собой.
«Я не желаю никогда больше видеть тебя», — последнее, что я услышал от сестры, когда она покидала жильё. С того дня я пал в бесконечную тьму, и мрак становился всё глубже с каждым прожитым днём.
В школе я стал отверженным. За моей спиной перешёптывались, но никто ко мне не приближался, словно я был болен чумой или проказой. Так продолжалось вплоть до летних каникул. Моя жизнь утратила смысл. Я продолжал двигаться и что-то делать лишь в надежде, что однажды Ясуко передумает и вернётся, и мы сможем поговорить. Но 13 июля 1937 года и эта надежда умерла. Из рубрики «Происшествия» в «Асахи Симбун» я узнал, что моя сестра погибла от руки некоего Кагути Каяо, в чьём доме работала прислугой с января 1937 года. По слухам, хозяин и служанка состояли в интимной связи. Каяо злоупотреблял спиртным, и однажды, пребывая в сильном опьянении, приревновал мою сестру к одному из гостей и застрелил обоих, а потом вышиб себе мозги из того же пистолета.
Свет померк. В тот день я твёрдо решил, что дальнейшая жизнь не имеет смысла. Осталось только выбрать, каким способом покинуть мир. Поразмыслив немного, я остановил свой выбор на сеппуку, и вот тогда посреди моей комнаты сгустилась тьма. Та самая, о которой говорила мама, которую я так ясно ощущал с некоторых пор в собственном сердце. Тьма приняла облик красивого черноволосого мужчины в кимоно, украшенном золотой росписью. Я протёр глаза. Нет, это был не сон, всё происходило наяву.
— Не узнаёшь? — демон усмехнулся, пользуясь тем, что я застыл от ужаса на месте. — Я подарил избавление твоей матери. Думаю, тебе следовало бы поблагодарить меня.
— Кто вы?! Вы ведь не человек?! — несмотря на то, что от страха тряслось всё тело, я продолжал говорить. — Нет, точно не человек… Значит, демон!
Он расхохотался, запрокинув голову.
— Какие вы забавные, люди. Появишься вот так перед кем-нибудь раз в пятьсот лет, а вы чушь городите. Ну, какой я демон? — он обвёл рукой вокруг своего лица. — Я Повелитель Страны Мёртвых, Энма.
И торжествующе посмотрел на меня, наслаждаясь произведённым эффектом.
— Конечно, спросишь, почему именно ты удостоился чести лицезреть меня? Отвечаю. Ты отличаешься от других смертных тем, что идеально подходишь для запланированной мною миссии. Но пока забудь об этом, сейчас я пришёл с другой целью. Я должен сообщить, что душа твоей сестры благополучно прибыла в высшие миры, искупив насильственной смертью все свои грехи, коих у неё было немного. Но вот душа твоей мамы до сих пор томится в ожидании. И знаешь почему? Судьи до сих пор не могут решить, была ли её смерть самоубийством или нет? Все согласны с тем, что Мисаки-сан вынашивала намерение покончить с собой, однако фактически на тот свет она отправилась благодаря тебе. Очень щекотливая ситуация. Я пока не высказал своего мнения, пообещав, что побеседую с тобой и лишь тогда оглашу приговор. Мой голос станет решающим. Если Мисаки-сан признают самоубийцей, она отправится в ад. Если же я скажу, что она была убита тобой, то преступником признают тебя, и в ад после смерти отправишься ты, а твоя мама сможет, наконец, встретиться с Ясуко-сан. Я решил, что спрошу тебя самого. Признаёшь ли ты себя преступником?
Отрицать не имело смысла. Наконец, я мог искупить свою вину.