Я должен вынести это испытание. Я же сам хотел откровенных разговоров и большей близости? Значит, держись, Кадзу-кун. Терпи.

— Я сам удивлялся происходящему. Мне хотелось, чтобы он продолжал, поэтому я не остановил его. Он показал, как один мужчина может доставить удовольствие другому, но, когда встал вопрос о том, чтобы зайти дальше предварительных ласк, я запаниковал и попросил прекратить. Он не стал настаивать, но я видел, что моя просьба его очень огорчила. Вообще он был… замечательным. Не подшучивал, обнаружив, что я даже целоваться не умею, просто научил, как надо… По сути, он был моим первым партнёром. Девушки, целовавшие меня по своей инициативе прежде, никогда не получали в ответ ничего, кроме предложения остаться друзьями. Я даже не испытывал возбуждения, теперь же… Впервые в жизни я сам потянулся к кому-то, кто тоже не собирался отталкивать меня. Это не делает мне чести, конечно. Обычно первый опыт получают с любимым человеком, с подругой детства, одноклассницей, коллегой по работе. А я… Даже не знаю, как это могло случиться! Я позволил первому встречному вскружить мне голову. Меня оправдывает лишь одно: в тот миг этот человек почему-то казался самым родным. Откуда-то я знал, что и он чувствует то же самое. «Если бы ты был моим любимым, то не бросил бы? Не сбежал бы тайком к чёрту на рога, где тебя найти невозможно?» — спросил он, когда мы оба уже засыпали. «Нет, не сбежал бы», — ответил я. Помню, я в самом деле не понимал, как такого замечательного человека мог кто-то оставить. Тогда тот парень с облегчением выдохнул и прошептал: «Спасибо. Я знал, что ты так скажешь. Даже если это ложь, всё равно спасибо. Жаль, не могу остаться с тобой. Очень хотел бы, но нельзя. Завтра до полудня мне надо вернуться в то место, куда ты последовать не сможешь, да и не надо тебе туда следовать». «А куда это?» — мои глаза смыкались, и я спросил уже сквозь сон. Он ответил странную вещь. Думаю, наверное, я что-то путаю и неверно вспоминаю, ибо тогда очень хотел спать. Не мог он сказать такое…

— Что, если не секрет? — теперь заинтересовался я.

— «Там всё вокруг рассыпается на части, а у людей, демонов и богов нет будущего».

Я задумался. Непонятная фраза. И в то же время, кажется, она говорит о многом. Тот факт, что таинственный тип в костюме с бабочкой не назвал себя и не поинтересовался именем Асато, наводит на интересные догадки. Я бы осмелился предположить, загадочный любовник прекрасно знал, с кем проводит ночь, в отличие от моего хранителя. И, скорее всего, тот незнакомец не был человеком.

— Утром мы быстро оделись, — продолжал Асато-сан. — Ни он, ни я не знали, что можно сказать друг другу после вчерашнего. Мы разошлись, не комментируя случившееся, лишь коротко попрощавшись. Никто не выразил желания встретиться снова. Но это и естественно. Разве у нас могло быть будущее? Начни мы встречаться, рано или поздно выяснилось бы, что я синигами. А правилами Мэйфу строго запрещено раскрывать свою личность перед смертными. Да и у того парня, кажется, имелись какие-то сложные обстоятельства, из-за которых он не мог заводить новую привязанность.

— Ты пожалел, что так вышло? Скучал по нему? — меня действительно беспокоил этот вопрос.

— Я был… взволнован. Не мог ни с кем этой историей поделиться. Просто не знал, как такое вообще кому-то можно рассказать. И мне было стыдно. Сначала я часто вспоминал его и тревожился, размышляя о том, где он и что с ним, но потом повседневные события стёрли его из моей памяти. Я удивлён, что сейчас в сознании вдруг всплыло так много подробностей о той ночи. И ещё я удивляюсь, что решился рассказать тебе. Ты первый, кому я поведал эту историю. Хисока не знал. Вообще никто не знал.

На душе потеплело. Выходит, мне он доверяет больше, чем некогда Куросаки-кун?

Остаётся лишь один вопрос. Я должен задать его. Если уж Асато-сан решился на откровенность, может, позволит мне узнать и это?

И я спросил то, о чём немедленно пожалел. В ту минуту я беспокоился лишь о том, сумеет ли Асато-сан мне честно ответить, но не подумал о собственной готовности принять его ответ. Это стало ещё одной моей серьёзной ошибкой, которую, к счастью, я потом довольно быстро сумел исправить.

— Кем для тебя был мой двойник? Я знаю, лорд Артур Эшфорд много раз покушался на твою жизнь. Проклял твоего напарника и друга, убил многих невинных людей. Однако мне ли не знать, сколько случается в жизни непостижимых уму противоречий! Скажи, кроме смертельной вражды тебя с другим Мураки ничего не связывало?

В глазах Асато метнулось беспокойство, страх и… Что-то ещё! Постоянно при упоминании лорда Эшфорда я видел в его глазах необъяснимое и неуловимое нечто, беспокоившее меня.

— Я не настаиваю на ответе. Прости, если причинил боль, спросив.

Он молчал, закусив губу, и я видел его колебания. Асато хотел ответить и боялся.

— Я спросил лишь потому, что не хочу дополнительных препятствий между нами. Твои мышечные зажимы на спине и руках, на животе, скулах и стопах ног, о которых ты сам, безусловно, знаешь — это не спазмы мышц, а твои материализовавшиеся страхи и сомнения. Ты боишься не огня, который может вырваться. Тебе трудно принять свои чувства такими, какие они есть. Ты осуждаешь себя. Тебе кажется, ты заслужил от судьбы лишь страдание, и другие люди тоже должны осуждать тебя, но это не так! Ты нужен мне таким, какой ты есть. Пусть у меня ещё не было шансов тебя узнать, как следует, но, уверяю, я готов принять тебя любым. Если твоя суть — огонь, я приму его. Если ты демон во плоти, замышляющий зло, и это приемлемо. Я хозяин амулета, а ты мой хранитель. Разве твой огонь повредит мне? Я просто хочу, чтобы ты позволил мне понять тебя. Впусти меня в то пламя, которого страшишься. Если мой двойник стал для тебя худшим кошмаром, позволь мне стать тем, кто излечит тебя от него.

Он поднял на меня глаза, и я увидел там страдание. Столько боли!

— Кадзу-кун, — тихо вымолвил Асато, — ты заслуживаешь много лучшего, правда!

— Я уже заслужил самое лучшее — тебя. И я не собираюсь без боя отдавать это лучшее никому. Но ты должен сейчас сказать мне, что желаешь того же. Тогда я буду сражаться не за себя, а за нас. Мне плевать на планету, высокие цели, чьи-то амбиции или чёрную магию. Всё, что для меня имеет значение: наши судьбы. Я эгоист. Я спасаю тех, кого мне выгодно. Я беден на эмоции и циничен. Но в моей жизни есть люди, ради которых я буду бороться с кем угодно даже без помощи амулета. Это ты, Укё, Чизу и Ория. К остальному миру я индифферентен. Ты примешь меня таким, какой я есть?

Он всё ещё смотрел мне в глаза, пытаясь что-то сказать, и не мог.

— Наверное, я выбрал не самое удачное время для откровений. Ладно, давай забудем. Поговорить можно и в другой раз. В конце концов, до Апокалипсиса ещё долго. Успеем, — я попытался шутить, но Асато даже не улыбнулся.

Зря я начал этот разговор. Рано. Надо было подождать.

— Мне нужно спуститься и приготовить ужин. Повар не придёт, так что сегодня я вместо него. Ты останешься?

— Да… Хотел позвонить в несколько организаций по поводу работы.

— Как проголодаешься, приходи.

Я встал с постели и начал одеваться.

Внезапно мой хранитель тихо окликнул меня по имени. Я повернулся, на ходу застёгивая манжеты.

— Я тоже буду сражаться за нас и за планету, — медленно произнёс Асато-сан. — И даже за тех, кто сейчас против нас.

— Другого я от тебя и не ждал, — кивнул я. — Твоё сердце больше моего, оно вмещает весь мир. Я так не умею.

— Ририка-тян, — запинаясь, продолжал Асато, — Точнее, обе Ририки — они ведь мои сёстры. Я должен уберечь от гибели обеих.

— Понимаю.

— И есть ещё… Мураки, — он еле выдавил из себя настоящую фамилию моего двойника. — Другой Мураки. Я буду биться и за него.

Последняя пуговица выскользнула из дрогнувших пальцев, и я не смог застегнуть её.

— Не хочу его убивать. Да и не смогу.

«Конечно. Это правильно. Для Асато-сан иначе быть не может, он беспокоится за всех», — думал я, но вслух ничего не говорил.