Комментарий к Глава 38. Человеческое дитя * Кадомацу – новогоднее украшение из сосны, бамбука, папоротника и других предметов, перевязанных соломенной верёвкой.

====== Глава 39. Коива ======

Двое суток прошли в тяжёлом забытьи. Я не воспринимал ничего из происходящего вокруг. Когда же очнулся, мама строго-настрого запретила рассказывать кому-либо о настоящей причине гибели Дзиро. Но я бы при всём желании не смог объяснить подробностей. Я помнил, как из моих рук вырвался огонь, а дальше в сознании воцарилась пустота. Попытки восстановить в памяти остальные события вызывали пульсирующую головную боль. Я успел увидеть, что бесчувственную Йошико унесла на руках Обата-сан, но каким образом мне самому удалось вернуться домой, я позабыл.

Именно это я и сообщил полицейским, явившимся побеседовать со мной. Они ушли, не задав дополнительных вопросов.

Поднявшись с постели на третий день после трагедии, я доковылял до дома Йошико, но госпожа Обата впервые за всё время нашего знакомства отказалась впустить меня. Я приходил каждый день утром и вечером, но у матери моей подруги постоянно находился благовидный предлог, чтобы не позволить увидеться с её дочерью.

Спустя неделю отец забрал нас в Коива. Обата-сан так и не позволила мне попрощаться с Йошико перед отъездом.

Лишь через полгода я узнал, что о случившемся тогда моя подруга никому не рассказала, ссылаясь на потерю памяти. Полиция провела тщательное расследование, но, поскольку Йошико-тян молчала, никаких новых фактов не обнаружилось. Причину смерти Дзиро определили как «спонтанное возгорание при невыясненных обстоятельствах».

Я с трудом заставлял себя вставать по утрам. Преодолевая отвращение, запихивал в рот еду, а по вечерам делал вид, будто учу уроки. Я понимал, что не имею права никому заикнуться о своём состоянии, так как семье Дзиро и бабушке Ючи сейчас во сто крат тяжелее.

Мне не в радость был новый дом в европейском стиле, отдельная комната с моим собственным столом, кроватью и книжным шкафом. О такой роскоши я прежде и мечтать не мог! Я жил в замечательной семье с прекрасными людьми, но мне не давала покоя мысль о том, что я не сумею никогда отмыть грязь со своей души. Ни раскаянием, ни добрыми делами мне не вымолить прощения у погибших.

Решившись, я однажды завёл с отцом разговор о самоубийстве, напомнив, что в прошлом самураи поступали именно так, чтобы искупить вину.

Отец сурово взглянул на меня и сказал:

— Самураи много сражались, а ты не выдержал ещё ни одной настоящей битвы, поэтому не сравнивай себя с ними. Сражайся, чтобы заслужить своё право на достойную смерть, иначе я первый назову тебя трусом.

Больше я с подобной беседой к нему не обращался.

— Пап, а меня точно ангелы принесли? — спросил я однажды вечером, когда мама и Рука улеглись спать, а отец сидел в своём кабинете и проверял отчёты.

Хикару удивлённо поднял голову.

— Почему ты вдруг решил поговорить об этом? Ладно, — он отложил заправленную чернилами ручку в сторону, — давай обсудим то, что тебя беспокоит.

— Я действительно обычный человек?

— Садись, — отец кивнул на стоявший рядом стул.

Я забрался на него с ногами. Сидеть на чём-то, кроме татами, было всё ещё непривычно, но я постарался устроиться поудобнее.

— Я много раз тебе это повторял, но, если хочешь, скажу снова. Да, ты обычный человек.

— Зачем тогда вы с мамой придумали историю про ангелов?

Отец от души рассмеялся:

— Сынок, ты был маленьким. Как мы могли тебе объяснить, откуда берутся дети? Теперь-то ты наверняка всё узнал?

— Угу, — смущённо буркнул я.

— Вот видишь! А как трёхлетнему малышу объяснить такое? Мы придумали для Руки сказку про аистов, для тебя — про ангелов. На самом деле вы оба родились точно так же, как все дети.

— Но, — я задумался, — мои ровесники никого не убивают огнём, и у них карие глаза. Почему со мной всё иначе?

Отец сцепил пальцы в замок.

— Природа непредсказуема, Асато. Одним людям она не даёт ни привлекательной внешности, ни выдающегося ума, ни физической силы, а других одаривает сверх меры. Ты ведь знаешь о таких великих личностях как Ода Нобунага, Иэясу Токугава и император Мэйдзи?

— Нам рассказывали о них в школе.

— Видишь! Эти люди получили от судьбы выдающиеся способности и много сделали для своего народа. Наверняка они с детства тоже были не такими, как все. Их тоже кто-нибудь дразнил и ненавидел, но они не сдались. Бери с них пример: совершай благие дела. Твоя сила не имеет знака — положительного или отрицательного, цвета — чёрного или белого. Она зависит от того, куда её направишь ты. Всё зависит только от тебя.

— Почему эта сила дана именно мне?

Отец пожал плечами.

— На всё воля богов, сынок. Те люди тоже наверняка спрашивали: зачем мне такая сила? Такой ум? Такие способности? Но в итоге они отыскали свой ответ. Я хочу, чтобы ты тоже нашёл. Подумай, какие возможности открываются перед тобой: ты можешь стать выдающимся силачом или спасать людей из пламени пожара. Всё в твоих руках. Твоя сестра тоже задаётся вопросом: зачем ей такой дар? Но она делает исцеляющие амулеты и помогает людям.

— У анэсан хоть глаза нормального цвета, — пробормотал я.

Отец печально покачал головой.

— Ты так сейчас говоришь, словно сам считаешь себя уродом. Но ты не прав! Знаешь, — он вдруг заулыбался, — в младенчестве ты был очень забавным. В шесть месяцев свои пелёнки в пепел превращал, но никогда сам не страдал от ожогов. Когда же сильно сердился или радовался, уничтожал всё в пределах видимости: татами, фусума, футоны… Мы замучились новые покупать. Зато у тебя здорово свечи зажигать получалось. Они вспыхивали одновременно, независимо от их количества. Потом ты научился ходить, и заполыхало всё, до чего ты дотягивался. Мы боялись, что ты поранишь себя или сестру. Но боги милосердны, ни разу такого не случилось. Руку ты с младенчества очень любил. Впрочем, и она тебя не меньше. Вечно возилась с тобой, хотя сама ещё неразумной крохой была. А глаза… Да, с глазами мы и сами не поняли, почему так вышло? Всё ждали, когда они у тебя потемнеют. Не дождались. Впрочем, какая разница, фиолетовые они, карие или чёрные? Если ты хороший человек, у тебя всегда будут друзья. Пусть ты и не сын ангелов, что с того? Стань ангелом и делай добрые дела!

Этот разговор согрел моё сердце. С другой стороны, я был достаточно взрослым, чтобы понимать: отец пытался любым способом меня успокоить и подбодрить, лишь бы я выбросил из головы мысли о самоубийстве.

Расставание с Йошико продолжало терзать меня. Ежедневно вспоминая свою подругу, я отлично представлял, что она сейчас думает обо мне и как, должно быть, боится. Я не решался написать ей, хотя мне этого до безумия хотелось. Я опасался получить в ответ что-нибудь вроде: «Ты чудовище, Асато!» или «Не желаю иметь ничего общего с убийцей!»

Судьба сжалилась надо мной, развеяв мои сомнения. Как-то раз отец вернулся из поездки и положил мне на стол конверт из плотной бумаги.

— Это от Обата-сан. Держи, — и вышел.

Я торопливо вскрыл конверт, развернул листок, вложенный внутрь, и похолодел: «Да защитит милосердный Будда твою душу, Асато. Прощай».

О разверзшейся внутри бездне я рассказал только Ру-тян.

— Послушай, братик, — промолвила Рука. — Я понимаю, тебе сейчас тяжело, но ты пойми и её чувства, ладно? Йошико очень испугалась и боится до сих пор. Да и кто бы на её месте не боялся? Однако она решилась написать тебе. Будь ты ей совершенно безразличен, никакого письма не было бы. Ты можешь ей ответить и рассказать всё, что сейчас чувствуешь. Всю правду о себе. Она поймёт.

— Тогда мне придётся упомянуть и про гибель Ючи тоже. Вряд ли Йошико-тян это обрадует. Ей не нужен такой друг, как я. Возможно, однажды я возьму свой дар под контроль и смогу снова увидеться с ней, а сейчас… Лучше ей подружиться с тем, кто не причинит ей боли.