— Впечатляющая история.

— И это всё, что ты способен сказать? Кадзу, ты законченный, неисправимый, гнусный циник.

— Я и не отпираюсь, моя милая Чизу-тян.

— Прекрати фамильярничать! Я, между прочим, директор престижной клиники! — но губы её дрогнули, готовясь улыбнуться.

— А я ещё и владелец своей. Тоже не самой худшей, кстати, — заметил я, аккуратно смахивая с рукава незримые пылинки.

— Ты беззастенчиво пользуешься своей популярностью! Будто я не знаю, какие суммы подчас готовы платить пациенты сверх установленных государством лимитов для частных клиник, лишь бы попасть именно под твой скальпель, а ты никогда не отказываешься от вознаграждения.

— Само собой. Я не альтруист. Если люди хотят платить именно мне, значит, я делаю свою работу лучше остальных.

— Кто бы сомневался! Однако половина твоих клиентов долечивается потом у меня, чтобы не стать после выздоровления банкротами. В частности, тот же Куросаки.

— Отлично. Я обеспечиваю бизнес нам обоим.

— Здоровье людей — не бизнес! — возмутилась Чизу.

— Жизнь человека от рождения до смерти — сплошная череда экономических сделок с другими людьми и со своей совестью.

— Ты действительно так думаешь?! — теперь её брови сошлись в гневную линию над переносицей.

Боже, как мне нравится её дразнить. Она такая милая в эти моменты.

— То, что я думаю, темно и глубоко, как дно Марианской впадины.

— Довольно с меня твоей философии. Идём, я провожу тебя к Куросаки-сан!

Перед дверью палаты со скучающим видом маячила фигура в полицейской форме.

«Папаша постарался, дабы второй раз отпрыска не упустить», — хмыкнул я про себя, переступая порог и начиная с невольным интересом разглядывать бледное лицо юноши, изукрашенное следами заживающих кровоподтёков.

Парень крепко спал, однако стоило мне приблизиться к нему, как он распахнул свои глаза цвета весенней травы, словно почуял моё присутствие.

— Добрый день, Куросаки-сан, — заговорил я. — Разрешите представиться, моя фамилия Мураки. Я тот самый хирург, который оперировал вас. Мне необходимо проанализировать ваше текущее состояние, если вы не против.

Юноша кивнул, глядя мимо меня на стену напротив, однако я заметил, что его щёки неожиданно покрылись ярко-розовыми пятнами.

— Вам нехорошо?

— Нет, сенсей, — он попробовал сказать это громче, но тут же закашлялся и умолк.

Я налил ему воды из графина, помог приподняться на подушке и заставил выпить пару глотков.

— Не напрягайтесь. У вас голосовые связки были задеты. Они заживут, но сейчас вам необходимо говорить шёпотом. Ясно?

Парень кивнул.

— Вот и молодец. Хороший мальчик.

Сказал — и сам мысленно дал себе пинка. С какой это радости я вдруг заговорил фразами моего драгоценного братца? Особенно, если учесть, в каком контексте он некогда говорил те же самые слова мне. Ладно, спишем на работу подсознания. Старина Фрейд говорил, защитные механизмы могут давать сбои. Что-то у меня в последнее время часто сбоит, особенно после вечера, проведенного в Гинзе в компании синигами.

Куросаки удивлённо воззрился на меня, но тут же снова отвёл глаза к стене. Одно из двух: или он слишком застенчивый, или я сегодня отвратительно выгляжу. Хотелось бы предположить первое.

— Швы вас сильно беспокоят?

— Нет.

— Дайте-ка взглянуть, — и я протянул руку, чтобы откинуть простыни.

Юноша внезапно сжался и зажмурился, будто ребёнок, которого собираются выпороть ремнём. Похоже, Чизу права. Действительно, столь выраженная фобическая реакция бывает лишь у жертв насилия.

— Если вам неприятны осмотры, вы должны сказать об этом, — я отвёл руку назад, показывая, что не намереваюсь совершать нежелательные ему действия. — По крайней мере, медицинский персонал будет знать, почему вы отстраняетесь.

Парень открыл глаза и снова уткнул взор в стену.

— Я вёл себя глупо. Осмотрите меня, пожалуйста.

Тем не менее, когда я опять откинул покрывало и начал осторожно ощупывать кожу вокруг швов, Куросаки-сан задержал дыхание и почти не шевелился.

— Больно?

— Нет, сенсей.

— Здесь?

— Немного.

— Тут?

— Чуть-чуть.

— Очень хорошо. Сейчас ознакомлюсь с вашей картой. Вы нормально себя чувствуете?

— Да, — он облегчённо выдохнул.

Я взялся за карту, но не удержался от вопроса.

— Вы способны терпеть достаточно сильную боль, как я выяснил, ибо швы, конечно, не могли перестать беспокоить вас так быстро. Но почему вам неприятен осмотр?

Долгое молчание.

— Не хотите отвечать? Это ваше право.

— Всё зависит от того, кто до меня дотрагивается, — тихо промолвил Куросаки-сан.

— И в чём моё особое преимущество перед здешними медсёстрами? — я постарался придать голосу шутливые интонации.

— У вас… лёгкие прикосновения.

— Да ну?

— Это правда, — он вдруг тепло посмотрел на меня. — Вы действительно лучший в Токио, сенсей. Спасибо вам за всё, хотя я и понимаю, что одного «спасибо» тут мало.

— Я всего лишь делал свою работу. Но за ваше «спасибо» получите мое «на здоровье». А теперь подставляйте сюда вашу не загипсованную руку, будем измерять давление.

Кажется, из-за рассказа Тацуми у меня всё-таки развился комплекс вины по отношению к этому мальчишке.

А ведь я пришёл сюда совсем с другой целью — проверить, не пробудится ли душа Цузуки от встречи с другом из прошлой жизни. Талисман же, вопреки моим ожиданиям, с того момента, как я вошёл в палату, вёл себя, словно обычный камень. От него даже не ощущалось привычного тепла.

Писк электронного манометра заставил меня отвлечься от размышлений.

Я посмотрел на показания прибора.

— Давление у вас очень низкое, Куросаки-сан, да и уровень гемоглобина, как я увидел из карты, критический. Советую попросить кого-нибудь приобрести для вас икру осетровых, но, к сожалению, она импортная и, соответственно, дорогая. Есть другое эффективное средство. Можно употреблять перемолотую гречневую крупу с мёдом по одной столовой ложке в день и пить по два глотка гранатового сока. Это, кстати, обойдется намного дешевле и совсем не повредит в дополнение к витаминам, которые вам прописали.

— Спасибо, сенсей, но никто ничего для меня делать не будет. У меня нет родственников в Токио. А у Асахины-тян, моей кузины, сейчас другие заботы. Она никак не сможет прийти.

— Но ведь кто-то из семьи вас навестит? Мать, отец, братья или сёстры?

— Отец не появится. И матери приехать не позволит, — Куросаки нахмурился. — Он считает, будто я обокрал его. Но я ничего не брал из дома, кроме своих же документов! Я не лгу! — юноша вдруг протянул руку и коснулся моего запястья.

Амулет в кармане внезапно стал ледяным. Зрачки Куросаки-сан неестественно расширились, лицо застыло, будто он утратил способность воспринимать окружающее.

Я осторожно высвободил свою руку.

— Вам не нужно оправдываться. Я не судья и не полицейский.

Взгляд парня снова стал осмысленным.

— Я просто не хочу, чтобы вы думали, будто спасли жизнь преступнику!

— На преступника вы походите так же мало, как я на оябуна Ямагути-гуми**.

Куросаки смущённо фыркнул, а затем не выдержал и рассмеялся.

— Ну вы даёте, сенсей… Такое говорить!

— Не беспокойтесь, полиция обязательно во всём разберётся. Поскольку вы невиновны, вас оправдают.

— Но перед этим должны найти настоящего вора, не так ли?

— Не обязательно. Преступника могут искать ещё долго, а вас отпустят.

— Правда?

— Конечно.

«Наивный пацан. Надеюсь, ему повезёт. Подозреваю, что деньги вообще никуда не пропадали, но он сбежал вместе с перспективной невестой, которую его старик мечтал «пристроить» в какую-нибудь высокопоставленную семью. Теперь мстительный папаша пытается проучить собственного сына и племянницу. Хочет, чтобы они оба приползли к нему, умоляя о прощении. Впрочем, Куросаки-младший скорее в тюрьму сядет, чем поступит так, это я по его глазам вижу».