Я ощущал невероятный жар, исходящий от него, а потом моё дыхание сбилось и замерло, прерванное нетерпеливым поцелуем. Наши губы слились, и через мгновение я бездумно, страстно подавался ему навстречу, заклиная семью божествами, чтобы он не останавливался, не отпускал меня, искал его горячую кожу сквозь одежду, злился на бесполезные куски материала, мешающие мне! Пуговицы брызнули в разные стороны и раскатились по покрывалу.

Я лёг на спину, и Асато развёл мои бёдра, склонившись надо мной. Он дарил ласки, о которых я мечтал каждую ночь на протяжении долгих лет в своих сумасшедших фантазиях. Он не сдерживал и не ограничивал меня, исполняя желания, которые я не посмел бы произнести вслух. Хорошо, что этого не требовалось.

Я думал, что в прошлый раз получил всё. Я ошибался. Сейчас я получил во сто крат больше и не намеревался останавливаться. Правда, для меня существовал один запрет. Самый желанный. Я до смерти боялся спросить Асато, может ли он мне позволить это, а Цузуки молчал, хотя мог читать мысли.

Немного отдохнув, мы поменялись местами. Я впитывал каждую часть его великолепного тела, наслаждаясь пряным запахом и солоноватым привкусом на языке. Удерживаться на грани было неимоверно тяжело. И в какой-то миг, забывшись, я яростно толкнулся вперёд, стискивая зубы и желая лишь одного — стать с ним единым целым.

Боль отрезвила рассудок. Я отпрянул, заметив расширившиеся от удивления глаза Асато. Хмельное вожделение не отпускало, пульсируя в каждой клетке, заставляя трепетать каждый нерв. Я вдруг осознал, что секунду назад готов был взять его грубо, почти без подготовки, чтобы он, хоть и не был тому виной, ощутил на себе всю горечь долгих одиноких ночей, страдание охваченного нереализованным влечением тела. Но я не хотел причинять ему боль! Я лишь жаждал, чтобы, дойдя до кульминации, он разделил со мной наслаждение. Растворяясь во вспышке экстаза, хотел слышать, как он кричит моё имя, и тогда я бы признался ему, что мне не нужен никакой мир, если его там не окажется.

— Прости, — прошептал я, перекатываясь на бок и усилием воли заставляя разум вернуться на место. — Я не собирался. Поверь, я не собирался вот так. Не знаю, что на меня нашло.

Цузуки запустил руку в мои волосы, притягивая ближе.

— Я бы позволил тебе сделать то, что ты хочешь, уже после второй нашей встречи. Просто ждал, когда ты попросишь. Хотел, чтобы ты сказал вслух. Но теперь я не могу делать вид, будто ничего не понимаю. Только давай не спешить. Поверь, это не отнимет много времени. Я почти готов. Держи.

— Что это? — я удивлённо посмотрел на ёмкость необычной формы, которую он подтолкнул в мою сторону.

— Гхи. Или шата дхаут грита, если нам повезло. Перетопленное и очищенное от примесей сливочное масло. Никогда не портится. Во втором случае степень очистки намного выше.

Сказать, что я залился краской — это скромно промолчать. Моё лицо пылало. Асато приподнялся на локте.

— Только не говори, что ты никогда не пользовался дарами паломников для столь прозаических целей.

Именно это я и собирался сказать, но раз он предупредил, я умолк на первом звуке. Он прочёл мой мысленный ответ.

— Великие гуру! — громко простонал Асато. — Чем ты занимался все свои унылые сто три года в загробном мире, если, конечно, то, о чём ты сейчас подумал, не злостная фальсификация собственных воспоминаний, чтобы удивить меня?

— Не фальсификация.

— Как же ты жил, а?

— Ждал такого ненормального любовника, как ты, — отшутился я.

— Неужели ты, правда, никогда… ни с кем?

— После смерти и с мужчиной точно нет. А до того — не помню, — честно признался я.

— Ого, а я-то надеялся услышать что-то вроде: «Расслабься, Асато-кун, моего векового опыта хватит на двоих», — широко заулыбался Цузуки. — Значит, историческая реплика за мной? Что ж, Сейитиро-кун, расслабься, а то сикхские гуру нас не простят. Если уж мы вторглись в их святыню, придётся экстерном освоить всю вигьян бхайрав тантру*****, чтобы не было обидно за бездарно потраченное время.

Его глаза смеялись, и я тоже улыбнулся в ответ.

— Иди сюда, — прошептал Асато. — Будем навёрстывать упущенное.

Гхи на ощупь напоминало густой крем. Я осторожными движениями начал массировать его тело, и оно с благодарностью отозвалось. Асато не солгал. Его почти не пришлось подготавливать.

Сняв янтарный амулет, Цузуки положил его рядом, сказав, что отныне не боится, поскольку счастлив. И я увидел его глаза в точности такими, какими полюбил их в другом мире.

Маленькая молельня для паломников в Гималаях тем снежным февралём запомнились нам, как символ бескрайнего неба и сбывающихся желаний. Когда наши крики в очередной раз нарушили тишину священного места, аметист в рукояти кинжала засиял так, словно в нём родилось солнце.

— Что это было? — удивлённо спросил я.

Цузуки коснулся Ока.

— Амулет живой. Он не мог не отозваться на чувства. А, может, просто впитывает наши воспоминания, как бы пугающе это ни звучало? — потом улёгся затылком на моё плечо и пробормотал, закрывая глаза. — Подумать только — опять ждать целый месяц, — и через секунду крепко спал, прижавшись ко мне.

Я обнял Асато и тоже погрузился в сон, стараясь не думать о том, что очередные тридцать дней до следующего новолуния как-то придётся пережить.

Комментарий к Глава 35. Огненно-снежные вершины * Согласные «с», «z», «s».

Ри – мера длины, равная 3,927 км.

Намёк на судьбу Луань Да, китайского шамана, жившего в 112 году до н.э. Он убедил императора У-ди, что способен открыть тайну бессмертия, получил богатство, женился на принцессе, но в итоге разочаровал своего повелителя и был казнён.

Имеется в виду значение имени «всегда удачливый».

“Тантра мудрости Бхайравы” – текст школы кашмирского шиваизма, описывающий 112 техник медитации. Пять из них указывают пути достижения трансцендального состояния сознания через сексуальные отношения.

====== Глава 36. Скрытое от глаз ======

Поиски Аки Вады продолжались, но, по словам Хисоки, надежда найти несостоявшегося жениха Асахины таяла с каждым днём.

— Его не найдут, — предрекла Лилиан, заглянув ко мне в гости второго марта. — Око сообщило, что труп рассыпался в пыль после того, как мы покинули подземелье. Колдун поддерживал себя в физическом мире магической аурой. В миг гибели она рассеялась. Если полиция и найдёт кучку древних останков под кладбищем Камакуры, с нами это происшествие не свяжут. Успокойся, мы вне подозрений.

— О полиции я и не беспокоюсь. Куросаки Хисока задумывается над случившимся.

— Парень тебя не сдаст, будь ты трижды виновен, — довольно усмехнулась Лилиан.

— Откуда тебе знать?

— Прочла его мысли. Недавно.

— Не смей больше никогда делать этого!

Эшфорд-сан изумлённо покосилась в мою сторону.

— Я не стирала ему память, не внушала ложных воспоминаний. Почему ты злишься?

Правда, с чего я рассердился? Хисока ведь не пострадал.

Лилиан внимательно пригляделась ко мне и вдруг спросила:

— Если придётся выбирать, спасать Куросаки или Асато-кун, кого ты предпочтёшь?

— Спасу обоих, что за странный вопрос!

— Но если получится лишь одного?

— Отдам свою жизнь, но их обоих вытащу.

Лилиан лукаво погрозила пальцем.

— Придётся присматривать за этим мальчишкой, как вижу. Не то — жди от него беды.

— Хисока разве опасен? — удивился я.

— Намного опаснее, чем я вначале думала, — серьёзно отозвалась Эшфорд-сан.

Отвратительная манера намекать, но никогда не объяснять прямо. На мои дальнейшие расспросы Эшфорд-сан отвечала загадочной улыбкой. В конце концов, я решил выбросить её последние реплики из головы.

На следующий день в офисе ТЕРСО я набирал на компьютере деловое письмо в банк по поручению шефа. Внезапно монитор «поплыл» перед глазами, очертания комнаты пропали, и я ни с того ни с сего очутился на перекрёстке Мэйдзи Дори и Омотэсандо.