И отключил связь.
— Как вы их найдёте? — поинтересовался я.
— В нашем времени имеется очень удобная услуга для пользователей мобильных телефонов. Называется Location-based service или LBS. Вы о ней не знаете, поскольку она действует в Японии с мая 2002 года. Со своего мобильного я могу определить местоположение владельца другого телефона с точностью до нескольких метров. Нет-нет, — рассмеялся синигами, заметив на себе слишком пристальный взгляд, — я не собирался шпионить, а сделал это ради безопасности Каэдэ-сан. Знал, что ей рано или поздно помощь понадобится. Я сейчас заберу сюда Микако-сан и Рэндзи-кун, а потом вы с ними поговорите.
И Ватари исчез. Это произошло столь неожиданно, что я некоторое время просто стоял, уставившись в пространство перед собой. Потом встряхнулся и собирался вернуться к компьютеру, как вдруг позади меня послышался голос учёного:
— Думаете, телепортация из Мэйфу в Нагасаки и обратно — это долго?
— Они здесь?
— Да, — довольно сообщил Ватари. — В парке. Неподалёку от здания департамента.
— Тогда чего мы ждём? — я сделал нетерпеливое движение, собираясь идти вперёд.
— Погодите, — учёный вдруг задержал меня. — Я видел фотографии Шидо-сан в досье. Вы должны приготовиться. Рэндзи-кун — точная копия вашего брата. Собственно, это он и есть.
— Вы опасаетесь, что на меня нахлынут неприятные воспоминания, или я не сдержу гнева?
— Вроде того.
— Я не испытываю добрых чувств к этому юноше, но и ненависти во мне больше нет. Если и была раньше, то перегорела. Не беспокойтесь.
— Тогда идёмте.
И мы переместились в парк.
Они сидели на скамейке за столиком под цветущими сакурами: темноволосая Микако и подросток с практически белыми прядями волос …
Всё-таки я ошибался, когда решил, что останусь невозмутимым. Стоило увидеть Шидо-сан, который давно умер и похоронен, как внутри всколыхнулась волна ярости. У Рэндзи были абсолютно те же черты лица, что и у Саки, правда, не искажённые ухмылкой презрения и превосходства. Как бы я ни был поражён, ни звука не сорвалось с моих губ. Я ждал первого шага от него.
Заметив меня, парень встал со скамьи, подошёл ближе и произнёс:
— Здравствуй, Кадзутака. Выслушай меня и попытайся понять, если сможешь.
Он выглядел старше своих лет, видимо, из-за болезни. Хотя, если подумать, он прожил столько же на этом свете, сколько и я, если учесть оба его воплощения.
— Мне нужна информация. Не исповедь, — равнодушно заметил я.
— Будет и то, и другое. Это самое малое, что я могу сделать, учитывая степень моей вины перед тобой.
— Ты виновен не передо мной, а перед другим человеком. Каэдэ-сан тебе не рассказала о существенной разнице между мной и лордом Артуром?
Микако молчала, отодвинувшись на свой край скамейки и предоставив нам возможность разбираться самим в нашем прошлом. Я заметил, что и Ватари-сан деликатно отошёл по тропинке в глубину парка.
— Вы — одно лицо, — вымолвил Саки. — Я не верю в параллельные миры. Есть только один мир, и мы все — части целого.
— В философии я нуждаюсь ещё менее, чем в исповедях. Побереги своё и моё время.
Микако, сидящая поблизости, упорно прятала глаза, но это не имело особого значения, ведь всё моё внимание в данный миг было приковано к светловолосому мальчику. Я видел, что на лбу подростка выступил пот. Рэндзи закусил губу, стиснул зубы. Из прокушенной кожи вытекла струйка крови. Саки поспешно вытер ладонью подбородок. Рана тут же затянулась.
— Перерывы между моими приступами становятся всё короче, — пояснил он. — Я не могу находиться в сознании более тридцати минут подряд. Надо успеть рассказать… Я должен объяснить, почему решился тогда на убийство.
— Эту часть истории можешь пропустить. Не утруждайся. Мои родители живы.
— Тем не менее, оттого что твой брат отвратительно обращался с тобой, его поведение взрастило и в тебе ненависть. Скажешь, я ошибаюсь?
А этот мальчишка проницателен!
— Гнев подтачивает тебя, — продолжал Рэндзи. — Ты бы хотел избавиться от него, но не знаешь, как. Однако ненависти не настолько много, чтобы она напрочь затмила весь твой мир. Ты можешь видеть причины моего поведения, а лорд Артур не захочет знать ничего. Но так или иначе ты тоже стал свидетелем того, как я получил по заслугам. Теперь тебе надо узнать мои прежние мотивы поведения. Надеюсь, понимание этого заставит тебя пересмотреть свои чувства.
— А поскольку мы с лордом Эшфордом в некотором роде — одно целое, — развил я его мысль, — то в итоге когда-нибудь он тоже перестанет тебя ненавидеть?
— Надеюсь.
— Не верю в эту чушь и не поверю никогда.
— Но ты не сможешь отрицать факта, что ненависть заразна. Она, как грипп, передаётся от человека к человеку. Я возненавидел вашу семью, а мой брат, ныне зовущий себя лордом Артуром, возненавидел меня.
— Пытаешься изобрести теорию ненависти?
— Нисколько. Просто говорю правду. Моя мать обожала отца. Она была готова ради него на всё. Узнав, что беременна, она, не задумываясь, решила родить меня, несмотря на противопоказания. У неё слишком поздно диагностировали врождённый порок сердца. Редкий диагноз — корригированная транспозиция магистральных сосудов. Моей матери уже исполнилось двадцать два года. Слишком поздно для операции. Да к тому же в начале шестидесятых во всём мире только начинали делать такие операции с использованием первых моделей аппаратов искусственного кровообращения. Оставалось обходиться консервативным лечением. Отец внимательно наблюдал за состоянием моей матери. При малейшем ухудшении клал в больницу. Когда я родился, он часто навещал нас, присылал деньги и подарки, играл со мной. Однако вскоре у его законной жены тоже обнаружился порок сердца. Только приобретённый. Нам с Кадзутакой тогда было по четыре года. Мать Кадзутаки стала часто утомляться, болеть, раздражаться и требовать к себе повышенного внимания. И тогда Мураки-сан, чтобы не травмировать её, отказался от посещений нашего дома. По крайней мере, он так сказал моей матери, а она долгие годы ждала, когда же он передумает и снова начнёт нас навещать, но увы… Последней каплей стало то, что отец отказался её лечить, перенаправив к другому доктору. Мне тогда было тринадцать лет. Потом мама узнала, что отец, игнорируя нас, тратил своё время на встречи с совсем юными пациентками, едва ли не моими ровесницами. Долго время она мне ничего не говорила, но в конце концов не выдержала и выплакала горе на моём плече. Так я узнал всю правду. Я видел, как она страдает, но ничем не мог ей помочь. А ещё через полгода новый доктор ошибочно назначил маме лекарства, от которых её состояние резко ухудшилось. Её положили в больницу, но, видимо, исправить уже ничего было нельзя. Затяжная болезнь и длительные душевные переживания сыграли свою роль. Я помню, как перед смертью мама попросила меня позвонить в дом семьи Мураки, но там никто не брал трубку, а потом кто-то из слуг ответил, что господин отмечает день рождения сына и не хочет, чтобы его беспокоили. Мама умерла в три часа ночи, так и не увидевшись с ним. А отец даже на похороны не явился. Улетел на симпозиум в Лондон.
Я молчал. А что можно было сказать? Симпозиум для Мураки-сама был превыше всего. Он улетел бы туда, даже если бы умер я или моя мать. Я осознал сей печальный факт уже в семь лет, но смириться сумел не раньше тридцати.
— Вечером после похорон ко мне в квартиру явилась некая дама по имени Лилиан Эшфорд, — продолжал рассказывать Саки. — Она сказала, будто была подругой моей мамы, а затем показала некоторые из своих магических умений. Я восхитился её способностями и попросил научить меня чему-то подобному, чтобы я мог отплатить человеку, по вине которого моя мать умерла так рано. И тогда Лилиан-сан предложила мне контракт с ней на посмертные воспоминания. Мне не показалось чем-то страшным отдать ей свою память в день смерти. Зато на все оставшиеся мне годы я получал неизмеримую физическую силу и способность в совершенстве владеть катаной. Никто не сумел бы победить меня ни на мечах, ни врукопашную. После моего возрождения в этом теле, Лилиан вернула мне воспоминания, заключённые в Оке. Но они оставались до поры до времени скрыты внутри меня благодаря заклятию лорда Артура. А теперь, когда мама Микако сняла с меня проклятие, я всё вспомнил.
