Когда я вошёл, Микако лежала на кровати, свернувшись калачиком, но не спала. На моё приветствие, молодая женщина печально ответила, не отрывая головы от подушки:

— Не могу сейчас вообще ничего стоящего придумать. Я — бесполезный балласт!

— Вы чрезмерно самокритичны.

— Знаете, — продолжала Микако, — здесь недавно была какая-то женщина. Она сказала, что её попросил зайти ко мне Сорю-сама. Она долго играла на сямисене, пела песни и, похоже, пыталась меня усыпить. Но я не хочу спать! Я должна скорее вернуться домой, хоть и не представляю даже приблизительно, как это сделать!

Я взял стул и сел возле неё.

— Для начала не отчаивайтесь и не опускайте руки.

— Я должна вернуть книгу, но, боюсь, во второй раз у меня ничего не выйдет.

— Вы однажды сумели её найти. Почему бы снова не попытаться?

— Тогда мне помогал Рэн-кун. Если бы не он, вряд ли мне удалось бы разгадать хоть половину тайн госпожи.

— Сейчас я на вашей стороне, — обнадёжил я Микако-сан, — и не собираюсь сдаваться, равно как и торчать тут до скончания времён. Следовательно, нам с вами надо всё очень тщательно обдумать, а потом воплотить план в жизнь.

— План? — Микако, заметно оживившись, приподняла голову.

— Если бы мы выяснили, где находится книга, пробрались в тайник Сорю-сама на несколько секунд…

— И что? — в глазах Каэдэ-сан засветилась надежда.

— Тогда мой амулет сделал бы копию книги. Вы бы помогли мне вернуться в Токио, а сами вернулись в Дарем и вылечили сына.

— Это возможно?!

— Да. Если мы будем осторожны, то всё получится. Весь вопрос в том, как разыскать книгу.

Щёки Каэдэ-сан порозовели.

— На самом деле, — скромно проговорила она, — я уже предприняла кое-какие шаги. Не знаю, правда, принесут ли они плоды?

— Что вы сделали? Не бойтесь, говорите открыто, нас защищает рубин. Никто ничего не услышит.

— Певица, приходившая сюда, даже не подозревает, что пока она играла, я наложила на неё следящее заклинание, а потом добавила скрывающие чары, чтобы мою магию не заметили остальные жители дворца. Вот, — Микако разжала левую ладонь и показала круглое зеркальце. — Через него я могу наблюдать за её перемещениями. Если кто-то заговорит с ней о книге, я буду в курсе. Если она увидит тайник Сорю-сама, я тоже узнаю, где он.

— Вы молодец, — похвалил я Каэдэ-сан.

— Это самое малое, что я могла сделать. Ради Рэн-кун я пойду на всё.

— Расскажите о сыне. Если, конечно, можете доверить мне вашу историю.

Каэдэ-сан задумалась на секунду, потом кивнула.

— Я расскажу, но только потому, что вы решили помочь. Никому другому я бы не сказала ни слова.

Она уселась на кровати, нервно вцепившись пальцами в край матраца, и заговорила.

— До недавних пор я вообще не помнила своего прошлого. Первое моё воспоминание на том отрезке жизни — роскошный дом, в одной из комнат которого я очнулась однажды утром. Возле меня сидела красивая леди. Она представилась как Лилиан Эшфорд-сама. Рядом с ней я увидела ослепительного мужчину с аристократическими чертами лица: темноглазого, черноволосого в дорогом белом костюме. Позже мне довелось увидеть настоящий облик этого демона, окутавшего себя магией и скрывавшего настоящее лицо, но в тот момент… Я восхищалась ими обоими! И госпожа, и господин были очень добры ко мне. Эшфорд-сама рассказала душещипательную историю о том, как ровно день назад забрала меня из клиники для бедных, куда приезжала с целью пожертвовать денег на благотворительность. Якобы я была сиротой, недавно пережившей какой-то несчастный случай и вследствие этого потерявшей память. Госпожа сжалилась надо мной и решила взять к себе, потому что у меня совсем никого из родных не осталось. И я верила госпоже, старалась делать всё, чтобы заслужить её одобрение. Я стала работать горничной в её доме. У леди Эшфорд подрастал малыш Рэндзи Саки или просто Рэн-кун. Госпожа Лилиан говорила, что это её ребёнок, но я с самого первого дня заметила, что мальчик совсем не был похож ни на неё, ни на лорда Артура, кроме того, они оба вели себя поразительно равнодушно по отношению к нему. Рэн-кун с рождения страдал от ужасной болезни. У него ежедневно случались приступы сильных судорог, удушья и кровотечений. Подчас он терял зрение и слух, его кожа покрывалась язвами, которые через несколько дней бесследно пропадали, но затем возникали вновь. После особенно сильных судорог малыш иногда на сутки или двое впадал в кому. Его увозили в клинику, а потом возвращали обратно, так и не выяснив причину болезни. Я всегда спрашивала госпожу, почему бы ей не показать сына хорошему доктору за рубежом и не поставить ему точный диагноз, на что госпожа отвечала, что её супруг — лучший врач на свете, и никто другой не сравнится с ним. Кроме того, многие уже пытались вылечить её мальчика, но не преуспели. Однако я видела: лорд Артур не старался помочь сыну совершенно. Он практически не бывал дома, постоянно где-то путешествовал и возвращался к госпоже лишь в редкие дни, в основном по новолуниям. А Рэн-кун рос в одиночестве, предоставленный самому себе.

Вскоре этот малыш стал мне ближе всех на свете. Я тогда думала: «Наверное, это потому, что мы оба затворники». Госпожа не позволяла ни ему, ни мне покидать пределы дома. Конечно, я много раз пыталась выйти на улицу без её разрешения, но почему-то при приближении к воротам теряла сознание. Госпожа объясняла моё состояние сильным стрессом, берущим истоки в моём прошлом. И я верила! Я была так глупа, что верила каждому её слову! Лишь иногда мы с Рэн-кун выходили в сад. Игры нам запрещались. Госпожа утверждала, что Рэндзи очень слаб, и любое неверное движение может стать для него роковым. Я не имела права шутить с ребёнком, пытаться рассмешить его, потому что, по словам госпожи, шутки усиливали приступы боли. Но однажды я всё-таки усомнилась в словах Эшфорд-сама.

Мы с Рэн-кун выучили игру в жесты и слова. В итоге через неделю пятилетний мальчик, практически не разговаривавший до того времени, поскольку его и не пытались научить, стал показывать, где находится дом, скамейка, дерево, дорога. А потом он начал произносить целые предложения. Мы с ним стали общаться. Иногда мне удавалось вызвать улыбку на его лице. Идиллия продлилось недолго. Госпожа однажды увидела нашу игру и жестоко наказала меня. Она сказала, что я превысила свои полномочия, и она наймёт кого-нибудь другого для ухода за сыном. Запрет видеться с мальчиком оказался для меня невероятно болезненным. Для Рэн-кун наняли пожилую няньку, и я пришла в отчаяние. Я умоляла госпожу, чтобы она позволила мне снова ухаживать за Рэном, но Эшфорд-сама жёстко заметила, что если я не прекращу свои нелепые требования, она вышвырнет меня прочь. Пришлось проглотить обиду.

Через месяц случилось непредвиденное. Госпожа вынуждена была куда-то отлучиться, и во время её отсутствия у Рэндзи случился очередной приступ судорог. Нянька пыталась удержать ребёнка, но не справилась. Мальчик нечаянно ударил её по лицу и поцарапал щёку. Со мной такое часто бывало, да и с госпожой иногда, но наши раны всегда быстро заживали. Каково же было моё удивление, когда я увидела, что рана этой женщины продолжает кровоточить. Нянька держалась за щёку и кричала на весь дом, что семейство Эшфордов — демоны, и она больше ни минуты не останется здесь. Эта женщина действительно куда-то бесследно пропала потом. Рэн-кун поручили воспитывать дворецкому. Это было похоже на то, как осиротевшего котёнка подпихивают под бок старой дворняге в надежде, что она сжалится и выкормит подкидыша. Дворецкому, конечно, до хозяйского сына не было решительно никакого дела, и он спускал свои новые обязанности на тормозах. Впрочем, госпожа его за это совершенно не ругала.

Спустя полгода для Рэн-кун наняли домашнего учителя, чтобы он преподал мальчику основы необходимых знаний. Об обучении в обычной школе и общении с другими детьми речи идти не могло. Госпожа слышать ни о чём подобном не хотела. И чем взрослее становился мой мальчик, тем сильнее он страдал и тем более замкнутым и нелюдимым становился. А так называемая мать заботилась о нём всё меньше. Слуги делали вид, будто ничего не происходит.