Всё изменилось с появлением Хисоки Куросаки.
Этот юноша умер в 1997 году в возрасте шестнадцати лет от неизлечимой болезни, вызванной проклятием. Перед смертью Куросаки-кун пожелал стать синигами, чтобы найти того, кто его проклял. Желание было исполнено: Хисока стал одним из нас, и его назначили очередным напарником Цузуки. В тот же день Асато-сан и Куросаки-кун поручили расследование дела о многочисленных смертях, предположительно вызванных нападениями вампира.
Так мы столкнулись с первыми жертвами Кадзутаки Мураки. Вампира безумный доктор создал из тела умершей, а затем воскрешённой с помощью чёрной магии певицы Марии Вонг. Лишённая собственной воли, Мария убивала людей, находясь под гипнозом.
Сначала мы охотились за девушкой-вампиром, но потом обнаружился настоящий виновник происходящего, и Цузуки с Хисокой вынуждены были в открытой схватке противостоять доктору. В том сражении Мураки умело улизнул прямо из центра магического пламени, которым его окружил Асато, вызвав дух Сузаку. Душа Марии была освобождена.
Помню, меня уже тогда весьма насторожило то, с каким выражением лица Цузуки рассказывал об этом сумасшедшем маньяке. Никогда прежде я не замечал в глазах своего бывшего напарника столь яростного блеска. В каждом слове звучал гнев, в каждой интонации — желание мстить.
Подобные чувства Цузуки я отлично мог понять. Других эмоций бессердечное чудовище, уничтожавшее человеческие жизни, не заслуживало. Не было такого преступления, которого бы Мураки не совершил или не планировал совершить. Доктор воспринимал всех окружающих, как кукол, с которыми он волен играть по своим правилам. И даже ознакомившись с его досье и узнав о его юношеских годах, я не стал относиться к нему мягче.
Цузуки ведь тоже потерял в один день всю семью, но, несмотря ни на что, не превратился в монстра.
Спустя пятьдесят семь лет после прибытия Цузуки в Энма-Тё, слугам Графа удалось собрать на Асато-сан полное досье, которым Хакушаку-сама решил поделиться с Коноэ-сан за чашечкой чая. А шеф не утерпел и поделился со мной. Тогда-то я и понял многое о своем бывшем напарнике, особенно о причинах его неприятия чужой смерти… Когда Асато исполнилось восемнадцать, жители небольшого городка, расположенного неподалёку от Токио, где проживала семья Цузуки, убили его сестру и мать за то, что те воспитывали сына демона.
В отместку Цузуки тоже наломал дров, стерев с лица земли всех, кто был или мог быть причастен к убийству дорогих ему людей, а позже сам себя лишил жизни из чувства вины.
Интересно, а готов ли Мураки тоже пожертвовать собой после свершения своей мести? Очень сомневаюсь. К тому же его мщение явно совершается не под влиянием аффекта, а вполне целенаправленно и продуманно.
Коноэ-сан будто тогда уже что-то почувствовал. Проведя параллели между прошлым Асато-сан и доктора, он запретил мне говорить Цузуки о том досье на Мураки из опасения, что сердобольный синигами решит спасать душу этого психа, и в итоге всё только ещё больше усложнится. Впрочем, меры предосторожности помогли ненадолго.
Второй раз Мураки выскочил перед нами, как чёртик из табакерки, на корабле «Королева Камелия», куда Коноэ-сан отправил Цузуки и Хисоку расследовать очередное дело.
На океанском лайнере произошел ряд убийств, причем в числе жертв оказался сам хозяин корабля, двое его гостей и в довершение ко всему шестнадцатилетняя дочь хозяина — Цубаки-химэ.
Само собой виноват во всём оказался Мураки. Он заметал следы своих незаконных опытов по трансплантации человеческих сердец. Его подельник, Какьён-сан, внезапно отказался продолжать их совместный бизнес. Он спас жизнь своей дочери, пересадив ей с помощью Мураки сердце убитой девочки по имени Ирэн, а дальнейшие операции его не интересовали. Таким образом, Какьён-сан, сам того не ведая, прервал важные для доктора эксперименты, за что и поплатился жизнью.
Перед тем, как в очередной раз сбежать от правосудия Дзю-О-Тё, Мураки взорвал лайнер. С трудом мне и Ватари удалось успеть прибыть к месту трагедии на вертолётах и спасти Цузуки, Хисоку и оставшихся в живых пассажиров с тонущего судна.
С того дня каждое упоминание о докторе вызывало у Асато-сан приступ неудержимого гнева. И я был бы спокоен, если б это было только желание реванша, но ненависть Цузуки превосходила все мыслимые пределы, а, как известно, всякое чрезмерное чувство в итоге превращается в свою полную противоположность по закону маятника. Ничего хорошего, в общем, ждать не приходилось.
Чуть позже в Киото, когда Цузуки, Хисоку и Ватари отправили на поиски маньяка, охотившегося на молодых девушек и отрезавших им после убийства пряди волос, мне самому пришлось столкнуться с Мураки.
Прибыв в парк по вызову Хисоки, я заметил хохочущего доктора, чуть поодаль — трёх омерзительных чудовищ, пожиравших очередную жертву, а совсем рядом сгорбившегося Цузуки, обхватившего себя руками за плечи. Судя по лицу Асато, он считал, будто всё случилось исключительно по его вине. Яснее ясного, эту мысль ему подкинул Мураки, подбиравшийся исподволь не только к телу моего бывшего напарника, но и к его душе.
Я видел до этого лишь многочисленные фото доктора, но то, что я узрел воочию, поразило даже меня.
Мураки был настолько же хорош собой, насколько порочен. Серебро его волос напомнило осколки луны, отражающиеся в колышущихся водах ночного озера. Бледно-серый, почти бесцветный левый глаз, и невероятно яркий голубой правый. Холёные руки. Идеально белый плащ, будто насмешка над жертвами, чья кровь регулярно оказывалась на этой ослепительной ткани …
Окружив Цузуки Тенями, я атаковал Мураки, стараясь не показывать собственных эмоций. Иначе — не победить. И всё же, когда я смотрел на доктора в упор, что-то чувствовалось под всеми его жестокими масками — живое, едва теплящееся. Будто глубоко в непроглядной тьме задыхается и погибает раненый ребёнок. Я отогнал назойливое чувство. Мне оно мешало сосредоточиться.
Мураки снова сбежал, а мы потом слишком поздно поняли, что он затевал на самом деле. Его игра с Цузуки, как выяснилось, состояла из вполне определенных раундов и имела дальний прицел, смысл которого мы обнаружили с чересчур большим опозданием. Доктор собирался заставить Цузуки вспомнить всё о его прошлом, вынудить мучиться из-за совершённых ошибок, а потом, когда Асато снова не пожелает жить, пообещать ему смерть без воскрешения. Самому же использовать бессмертное тело синигами для перерождения сводного брата.
Его план почти удался. Он превратил Марико-сан, шестнадцатилетнюю ученицу одной из школ Киото, в гигантскую сколопендру и вынудил Цузуки сражаться с ней. Дух Сузаку сжег Марико, несмотря на отчаянные мольбы Асато и попытки остановить шикигами. После гибели девочки Цузуки окружил себя огненным кольцом и не давал никому приблизиться к себе. Сквозь тот барьер сумел пробиться только Мураки, забрав потерявшего сознание Асато с собой.
О случившемся в последующие часы мы узнали со слов Цузуки, но даже он не смог полностью восстановить картину происшедшего, поскольку большую часть времени провел в беспамятстве. Он еле вспомнил тот миг, когда вонзил нож в тело своего заклятого врага, а потом вызвал Тоду.
Никогда не забуду, как, стремясь найти Цузуки, Хисока на наших с Ватари глазах выиграл в схватке с Орией карточку-ключ, чтобы успеть проникнуть в лабораторию и предотвратить несчастье. Когда мы прибыли, здание почти исчезло в ревущем пламени. Я стоял, глядя на пылающие стены, и невольно вспоминал гибель Такеши. Горько осознавать, в конце концов, тот, кого я поначалу считал безнадежным лентяем, повторил подвиг моего первого и самого лучшего друга в Мэйфу. Обидно только, что Цузуки умирал теперь наедине с врагом, а не рядом с теми, кто был дорог ему. Впрочем, своим смелым поступком он освобождал Хисоку от проклятия.
Мне казалось, я понимал тогда, чего хотел Цузуки. Никто не имел права решать за него, когда ему жить и когда умирать. Потому я старался заставить себя не двигаться с места. Я полагал, Цузуки не простит нам, если мы бросимся его спасать, игнорируя его собственное желание распорядиться своей судьбой.
