Такого поворота, признаться, я не ожидал…

— Мам, успокойся, ладно? Давай я воды принесу, — это всё, что я смог сказать.

Но матушка была безутешна в своём горе. Каджал и тилака размазались по лицу из-за обильных слёз, а вскоре краска оказалась и вовсе смыта с её лица.

— Чандравардан собирался назвать тебя Падмини, — рыдала она, — а я хотела только сына, моего Чандрагупту! Войны могло не быть, и Пиппаливан был бы цел, а моя дочь бы стала махарани Магадхи.

Я сел рядом на свободный краешек сиденья. Не зная, чем утешить матушку, вымолвил доверительным тоном:

— Ну, не плачь, мам… На самом деле я и сейчас махарани. Только тайная. Зато самрадж поклялся, что никого другого, кроме меня, у него отныне не будет. А наследника пусть жена Панду рожает. Если Панду вообще когда-нибудь женится. Иногда он ведёт себя как идиот. Сочувствую его будущей жене.

Всхлипывания утихли. Наступила леденящая душу тишина. Теперь я не видел матушкиного лица, только два гигантских чёрных глаза зловеще таращились на меня в полутьме безлюдного коридора.

— То есть, как это? Почему ты — и вдруг махарани? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросила она.

Отступать было некуда. Я ещё с утра решился, потому честно ответил:

— Если я изначально должен был родиться девочкой, как ты говоришь, то нет ничего зазорного в том, что мы с самраджем по обоюдному согласию совершили недавно в сокровищнице тайный ритуал по обычаю гандхарвов. То есть, самрадж сначала меня выпорол, а потом случилось остальное. Мне сейчас правда легче стало после твоего признания, спасибо! Я думал, мы с Дханой прокляты, но это отнюдь не так. Я расскажу ему историю про своё рождение, ладно? А то он тоже сильно переживает, хоть и не подаёт вида.

Если бы я только мог предвидеть, что случится дальше, я бы всё-таки повременил с признанием.

***

Оглушительный вопль извергся из горла Муры, осознавшей наконец смысл сказанного её грешным сыном. Прежде чем Чандра успел опомниться, в воздух, словно фейерверк, взлетели лампады, цветы, благовония, кумкум, сандаловая паста, золотой поднос и даже драгоценная статуэтка Вишну, а потом все священные предметы, перемешавшись в полёте, посыпались друг за другом на пол.

— Нет!!! — истошно голосила бывшая махарани Пиппаливана, тяжело рухнув среди разбросанных ею вещей, пачкая одежду и волосы в рассыпанном кумкуме. — Нет!!! — потолок и стены содрогались от крика, полного безысходности. — Нет, о всеблагой Господь Вишну, за что?! Чем я заслужила всё это?!

Комментарий к Глава 4. Матушка, успокойтесь!

* В те времена в Индии девушки считались совершеннолетними с 12 лет, юноши — с 16 лет.

========== Глава 5. Не называй меня тёщей, изверг! ==========

В печали и отчаянии матушка пребывала недолго. От стенаний и причитаний она быстро перешла к активным действиям. Сорвав со стены меч династии Маурьев, ринулась по коридору вперёд, крича:

— Я долго терпела и молчала, но сегодня этот низкий, развратный царь непременно умрёт!!!

По обоим пунктам я был с матушкой категорически не согласен. Во-первых, я не припоминал её терпеливой, как, впрочем, и молчащей. Во-вторых, я не мог допустить, чтобы Дхана получил хоть царапину от рук разъярённой махарани Пиппаливана, вздумавшей мстить за мою поруганную честь.

— Погоди! — догнав матушку, я уцепился за рукоять отцовского меча. — Не спеши творить неразумные вещи. Самраджа охраняет множество воинов, ты находишься в его дворце. Ты будешь наказана.

— Значит, теперь и ты на его стороне?! Защищаешь этого изверга?!

Матушка выглядела так, словно и в самом деле готова кого-то проткнуть. На шум начали сбегаться слуги, поэтому я стал осторожнее в выражениях:

— Отдайте меч мне, я прошу! Нет, умоляю!

Я протянул руку, всерьёз опасаясь, что матушка не послушает меня или выдаст нас обоих, назвав сыном в присутствии чужих ушей, но случилось нечто куда более постыдное.

— Как ты мог пасть столь низко?! — завопила она. — Ты опозорил души собственных предков! Они никогда не найдут покоя в Дэвалоке из-за низости, совершённой тобой! Как ты можешь защищать этого грешника?! — отшвырнув меч, матушка ловко сняла сандалию с правой ноги и начала почём зря лупить меня по спине, голове, но более всего доставалось ягодицам.

Большим разнообразием крики вошедшей в раж матушки не отличались. Она повторяла всего три слова: «Позор!» и «Получи, негодный!», после чего следовал новый полновесный удар по моему закалённому телу, уже неплохо натренированному встречами с самраджем в сокровищнице.

Удары сами по себе не доставляли особой проблемы, но трудность заключалась в том, что награждал меня ими не Дхана. Я сильно огорчился, осознав, что вот сейчас огонь разгорится, а потушить его будет некому, и терпеть придётся до полуночи. Матушка этого не понимала и продолжала усердствовать.

— Что здесь происходит? — словно из ниоткуда, рядом возникла Дайма. Сквозь бесстрастное выражение в её глазах невольно прорезывалось любопытство вкупе с удовлетворением. Ещё бы! Я её понимал: приятно видеть размолвку между двумя глубоко ненавистными тебе людьми.

Матушка мигом прекратила наносить удары и шустро надела сандалию на ногу.

— Всё хорошо, — она натянуто улыбнулась Дайме. — Мы с Чандрой немного поговорили о жизни. Я дала ему урок нравственности, как если бы была его матерью.

Дайма довольно усмехнулась, увидев набухающие синяки на моём теле.

— Мне, конечно, без разницы, — лениво произнесла она, — хоть поубивайте друг друга. Ничуть не пожалею. Однако вы оба являетесь собственностью самраджа, а я не могу позволить, чтобы мой названный сын потерял хоть часть своей собственности. Или чтоб один раб избивал другого без царского соизволения. Схватить обоих! — зычно выкрикнула она, указав на нас остальным слугам, и они, разумеется, мгновенно ей подчинились, скрутив меня и матушку.

Почему я не послушал Дхану и не промолчал? Захотел быть честным… Сам виноват.

***

— Вот, полюбуйтесь! — Дайма подтолкнула меня кулаком в спину, в то время как другие слуги втащили матушку в царские покои. — По словам тех, кто стоял на страже в коридоре, эта глупая служанка клялась проткнуть вас, а этот раб, — Дайма, скривив рот, указала на меня, — пытался вразумить её, но, судя по всему, отнюдь не из преданности. А потом они подрались. Вероятно, для вида. Я подозреваю здесь заговор, поэтому приказала обоих связать и привести к вам. Только прикажи, сын, и я разберусь в пыточной с этими двумя ничтожествами, забывшими своё место!

— Нет, Дайма, — кинув на меня успокаивающий взгляд, Дхана Нанд улыбнулся. — Пусть их развяжут.

— Но… — удивлённо захлопала глазами няня.

— Неужели ты думаешь, женщина и мальчишка навредят мне? — пренебрежительно промолвил Дхана Нанд, давая мне глазами знак: «Это просто спектакль для других, не беспокойся». — Развяжи их и покинь мои покои. С бунтовщиками я желаю поговорить наедине.

Дайма не осмелилась спорить. Приказав слугам исполнить повеление самраджа, она вышла, уводя своих подчинённых за собой. Дождавшись, пока шаги снаружи затихнут, Дхана Нанд повернулся к нам.

— Итак, — откровенно заговорил он, — прие, признавайся: рассказал правду матушке?

Я кивнул, виновато потупив глаза.

— Извини. Не смог молчать.

— А я так просил, — он тяжело вздохнул, затем направил свой взор на Муру, которая, как я заметил, пронзала Дхана Нанда испепеляющим взглядом. — Похоже, нам придётся поговорить. Я этого не желал, но обстоятельства вынуждают.

И он ещё раз повторил своё предложение насчёт восстановления крепости, присовокупив важное условие, что нашим отношениям в том виде, в котором они сейчас существуют, никто не станет мешать. Мура стояла, стиснув зубы, бледная, с горящими глазами и молчала.

Наконец, сухо процедила:

— Я столько усилий потратила на то, чтобы родить сына, вырастить из него мудрого царя, а теперь его используют как наложницу? И я должна смириться?

На самом деле матушка опять всё преувеличила. Мудрого царя из меня растили всего на протяжении первых четырёх лет, а потом я попал в дом к бывшему разбойнику, подавшемуся в торговцы, но так и не утратившему старых привычек. В последующие годы я рос скорее ушлым вайшьей, но никак не мудрым царём.