Странное видение мелькнуло перед внутренним взором Рэя, стоило подумать об этом …

В некоем мире, то ли воображаемом, то ли реальном, он стоял посреди незнакомой местности, а вокруг поднимались роскошные дворцы из песка, недолговечные, как сама жизнь. С неба сыпал снег, и одновременно в воздухе кружились лепестки сакуры, смешиваясь и свиваясь в белоснежно-розовый вихрь. Рэй удивился происходящему: «Где я? Что это за место?»

«Всё меняется, — шепнул ему на ухо Тсубаса, — ничего нельзя удержать даже очень сильной волей. Но может в этом и красота — никогда не требовать вечности?»

Внезапно Рэй понял значение своего видения. Счастье любви не в том, чтобы хранить её неизменной, а чтобы познавать, как парадокс, через разделение и одиночество.

Чудо вечности — находить ее в полёте птицы, в тающих на ресницах любимого снежинках, в дыхании поцелуя. Вечность в том, чтобы, теряя её, продолжать всем сердцем верить в то, что она снова будет найдена. Столько тысяч, миллионов раз, сколько понадобится, сколько способна жить душа, она будет строить замки из песка и любоваться их непрочной красотой, находя бесконечное в атомарных мгновениях.

Потом мысли оборвались, и Рэй услышал, как крик разделённого удовольствия исторгся из их уст одновременно, ощутил, как тело Тсубасы тесно прильнуло к нему. И это тоже было подарком, который сразу никто не получает, а они чудом обошли правило.

Тсубаса вцепился в его плечи, покрывая лицо Рэя частыми поцелуями. Рэй опустился головой на обнажённую грудь друга, слушая, как их сердца постепенно успокаиваются, и одурманивающее желание сменяется ровным теплом и приятной слабостью.

Полотенце сбилось, соскользнуло на пол, а оба юноши лежали на скомканном покрывале, прижавшись один к другому, взмокшие и усталые.

— Не жалеешь? — приподнявшись на локте и внимательно посмотрев на Тсубасу, спросил Рэй. — Не думаешь, что мы поторопились? — и с облегчением вздохнул, заметив, как его возлюбленный отрицательно качнул головой. — В следующий раз я уступлю тебе.

Тсубаса густо покраснел и доверчиво потёрся щекой о плечо Рэя.

— Не обязательно, — пробубнил он. — Впечатление такое, будто я выпрашиваю реванш.

— Ничего ты не выпрашиваешь!

Тсубаса молча сопел ему в плечо.

— Дурачок. Я сам этого очень хочу, — шепнул ему на ухо Рэй. — А сейчас — давай спать, — он зевнул и потянул на себя с другого края кровати одеяло, изначально лежавшее ровно, но превращённое их совместными усилиями в причудливую гору Фудзи. — Впервые за последний год засыпаю в точности так, как мне хочется!

— И я тоже, — послышалось в ответ.

Утром Рэя разбудил солнечный зайчик, пробежавший по щеке, пощекотавший ресницы и замерший на кончике носа. По комнате распространялся аромат свежего кофе. Юноша потянулся и открыл глаза. Сначала он не понял, где находится, но вскоре, проснувшись окончательно, увидел Тсубасу, одетого в домашнюю майку и клетчатые шорты, сидевшего в изножии кровати. На придвинутой тумбочке располагался поднос с кофейником, два стакана с апельсиновым соком и поджаренная яичница с тостами.

Тсубаса играл наручными часами. Отражаясь от выпуклого циферблата, по всей комнате круглым пятнышком прыгал солнечный луч.

— Я всё ждал, когда ты проснёшься, Накамура-кун! Уж в магазин сгонял, завтрак приготовил, а ты дрыхнешь без задних ног. Вот я и прибегнул к радикальному способу! — Тсубаса с озорно блестящими из-под взъерошенной челки глазами продемонстрировал Рэю часы.

Рэй медленно привстал и сел, опираясь на подушку. Одеяло сползло, и он, засмущавшись, перевел взгляд в сторону.

— Говори, — чуть хрипловатым со сна голосом произнес он. — Я к любому раскладу готов.

— К какому ещё «раскладу»? — искренне удивился Тсубаса.

— Ну, — непривычно было видеть Рэя притихшим и смущённым, — про вчерашнее… Если ты сейчас скажешь, что мы совершили ошибку, или во всем виноват двойной «Дайкири» Ричи Досона, я пойму.

— Да ты что! — со смехом заговорил Тсубаса. — Думаешь, мы были пьяны и потому позволили случиться такому? Посмотри на меня.

Рэй поднял глаза. Неожиданно Тсубаса рванулся вперёд и крепко, почти до конвульсий сжал Рэя в объятиях.

— Никому не отдам, только мой! Мне плевать, что скажут остальные! Я просто люблю тебя и не собираюсь отрекаться. Ни за что!

Оглянувшись через его плечо на поднос с приготовленным завтраком, а затем переведя взгляд на друга, увидев его сжатые ресницы, из-под которых пробивались крошечные слезинки, Рэй тоже обнял Тсубасу, прошептав извиняющимся тоном:

— Прости… я так боялся, что ты передумаешь, и в итоге сам невольно выпалил жестокие слова. Но мы оба приняли вчера очень серьёзное решение. И если хоть один из нас отступится, второму придется несладко.

— А нам некуда отступать, — усмехнулся Тсубаса. — Или тебе хочется, чтобы я отступил? — он снова пустил часами солнечный зайчик Рэю в лицо.

Тот зажмурился, закрываясь одной рукой, а потом издал странный, непривычно высокий горловой звук, описал пальцем восьмерку в воздухе, и вдруг над его ладонью повисла сияющая капелька. Через секунду она взорвалась, рассыпавшись фонтаном тёплых лучиков, брызнувших в разные стороны.

— Что это?! — ахнул Тсубаса, потрясённый до глубины души.

Рэй широко улыбнулся и гордо приосанился.

— Это к вопросу о бабочках Токи-тян, которые мне якобы «снились». Мы так баловались в детстве. Токи-тян часто говорила, что если меня хорошенько обучить, я стал бы очень сильным магом. Только она многое позабыла из своей прошлой жизни, поэтому научила меня построению самых элементарных контуров, не связанных с материализацией предметов. Токи-тян говорила, что от материализации легко скатиться к разрушению, если не знать одно правило, которое помогает провести чёткую грань между тем и другим. У неё самой всё происходило интуитивно, а как научить тому правилу другого человека, она забыла. Поэтому, увы, бабочек я тебе не наколдую. А ещё моя сестричка заставила поклясться, что я никому своих способностей не покажу. Но я обещал ничего от тебя скрывать, а с некоторых пор приоритет моих обещаний тебе — самый высокий. Кстати, на твоей спине вчера я начертил абрис магического контура, повышающего порог тактильной чувствительности. Только я сделал так, чтобы он сработал с отсрочкой во времени, а то плакал бы твой оргазм горькими слезами, а это было бы, согласись, нечестно! Действовать контур будет ещё пару часов. Поэтому не удивляйся, что тебе последствия нашего «ночного подвига» пока не аукнулись. Но если вскоре дискомфорт почувствуешь, скажи обязательно, хорошо?

Вид у Тсубасы был абсолютно шокированный, когда он кивнул.

— Знаешь, я никогда бы не поверил во всякую мистику, если б сам сейчас не увидел, — прошептал он, а затем вдруг воскликнул, широко жестикулируя. — Да это напрочь обнуляет все мои знания об устройстве мира! Офигеть, Рэй, по-другому не скажешь! Твоя сестра, и правда, необычный человек! Да и ты сам тоже!

— Я-то что, — рассмеялся Рэй, — а вот Токи-тян, действительно, волшебница. Она мне столько всего рассказала и показала в своё время. Например, что наши миры: человеческий, магов, синигами и мир снов соединяются в одной точке — преддверии. Правда, они ещё «завязаны» через Зал Врат, который спускается в Пустоту, но там вообще всё иначе. Совершенно другие законы времени и пространства, их нам даже представить невозможно. В Пустоту может попасть душа человека, которому не уготовано пойти ни в ад, ни в рай. Однако если эту душу вдруг позвал кто-то из мира синигами или магов, она уйдёт через Врата в преддверие, а дальше ей будет подарен шанс на новую жизнь. И тут, как повезёт, заранее не предскажешь. Можно возродиться в любом из миров или рассыпаться прахом. Второй вариант редко случается, но тоже бывает. А ещё Токи-тян говорила, что страхи людей и магов живут в мире снов. И неопытный маг, если чего-то боится, может бессознательно вызвать свой страх в реальность, сам не желая того. Тогда эту вызванную демоническую сущность можно уничтожить только осознанием того, что маг больше не боится своего страха и принимает его.