Гретхен молчала, не зная, что сказать. Отчаяние этого мужчины было так схоже с её собственной болью от потери мужа и дочери.

— О, извините! — прервал академик самого себя. — Вам моя история совершенно ни к чему. Я только отнял ваше время и расстроил вас. Я не должен был ничего говорить.

— Но если так вышло, — тихо проговорила Гретхен, начиная снова собирать платья, чтобы уложить их в корзину, — я не имею права брать с вас остальные деньги. Вы и так потратились, закупив ткань и жемчуг… Мне остаётся одно: попробовать продать их кому-то другому, чтобы вернуть вам изначально затраченную сумму!

— Не вздумайте! — запротестовал Бартоломос-сан. — Мы договаривались заранее, а я человек слова! Представьте, что вам до сих пор ничего не известно о моей неудавшейся свадьбе. Вы пришли, продали платья, получили заслуженную плату…

— Но…

— Не возражайте, берите!

Гретхен заколебалась на несколько секунд, потом взяла протянутый ей кошелёк с монетами.

Бартоломос-сан внезапно внимательнее пригляделся к Гретхен, заметил её покрасневшие, потрескавшиеся пальцы, подошёл к столу, выдвинул один из ящиков, достал оттуда небольшой стеклянный пузырёк и протянул молодой женщине.

— Держите.

— Что это? — она удивлённо смотрела на протянутый ей предмет.

— Эффективное снадобье. У вас все пальцы на руках стёрты. Это нельзя просто так оставлять, иначе ранки могут загноиться. Пользуйтесь.

— Спасибо вам огромное!

— Не благодарите. Это меньшее, что я могу сделать. У вас золотые руки. Берегите себя!

Молодая женщина попрощалась и покинула дом Бартоломоса-сан. Однако придя домой, усадив перед собой Ахиру и рассказав ей всё, внезапно выпалила:

— И всё-таки я не должна была брать деньги! Это неправильно. Что Бартоломос-сан будет делать с платьями, которые лишь навевают печальные воспоминания о потерянной невесте? А он ещё так щедро заплатил за них! Кроме того, дал мне хорошее лекарство. Как же отблагодарить его? Наверное, я должна завтра снова сходить туда и узнать, не нужны ли ему новые сюртук с рубашкой? Я сошью их бесплатно. Да, именно так и поступлю!

С этой мыслью Гретхен успокоилась и отправилась готовить ужин для себя и Ахиру.

Пообещать всё запомнить и записать в точности было просто, однако, придя домой, Факир обнаружил, что часть сказанного Катариной благополучно выветрилась из головы.

«Кем она хотела стать? Балериной? А превратиться в кого? В принцессу. Нет, вроде в птицу, чтобы улететь на поиски принца. И что-то ещё… Ах, да! Она пропавшую маму хотела вернуть!»

— Почему мне так трудно вспоминать? — недоумевал мальчик, не ведая о том, как в безвременье злорадно хохочет старик, только что написавший историю о нём самом, в которой Факир частично забыл сказанное Катариной.

«Лебедь — это банально, — неторопливо рассуждал Дроссельмейер. — Кого интересует старый, заезженный сюжет? Мне нужна утка, способная на самопожертвование. Добрая, трогательная принцесса, которая захочет погибнуть ради своего принца. Создай для меня её, о юный недотёпа, чтобы я потом обратил утку в девочку и заставил принять участие в великолепной драме! Мы назовём её, к примеру… Ахиру. Давай, малыш, пиши! А потом несколько раз перечитай написанное, но не заметь своих ошибок, а потом начни страдать из-за собственной глупости и пойми, что не сможешь ничего забыть о случившемся, пока не уберёшь сказку с глаз долой. А когда от отчаяния запрячешь её в шкатулку матери, то никогда уже не вспомнишь, что именно и зачем туда положил, это я тебе… хе-хе-хе… гарантирую!»

— Вот так, — Факир несколько раз перечитал написанное, но так и не заметил, где допустил неточности. — Теперь Катарина навсегда избавится от той противной, злющей тётки и станет свободной. Сможет улететь, куда захочет.

Он свернул листок бумаги, убрал его в нагрудный карман рубашки и лёг спать.

Наутро Факир начисто забыл о случившемся. Однако, начав одеваться, мальчик нащупал в кармане свёрнутый листок.

— Что это? — он с удивлением открыл его, прочёл сказку, и глаза его расширились от ужаса, когда он в полной мере осознал, что натворил. — О чём я только думал вчера?! А что если принц никогда не полюбит её, а мама не вернётся?! Она же… останется птицей до конца дней своих! Я должен немедленно остановить её. Пусть её удочерит кто-нибудь, например, мои родители. Я расскажу им историю Катарины и сумею уговорить их. Тётка-то только рада будет, она же Катарину ненавидит! Вот и решение: Катарина-тян будет жить у нас, став моей младшей сестрой. Я сам буду заботиться о ней до конца жизни. Она вовсе не должна ни в кого превращаться!

Это было таким очевидным, что Факир разозлился на себя. Почему ему всё это не пришло в голову день назад? Он опрометью бросился через весь город на озеро, но, выбежав к берегу, увидел только плавающую неподалёку от камышовых зарослей жёлтую утку с торчащим хохолком. На берегу сиротливо стояла пара детских сандалий, а рядом лежало выцветшее льняное платьице.

Факир в отчаянии опустил руки.

Уточка беспечно плескалась, кувыркалась и играла с солнечными бликами в воде, ловя их клювом. С болью в сердце наблюдая за ней, Факир подумал, что, по крайней мере, Катарина сейчас счастлива. В отдалении показалась пара белых лебедей. И стоило им появиться, в голове мальчика вспыхнуло молнией: «О нет… Она ведь говорила, что хочет стать лебедем!»

Дрожащими руками Факир снова вытащил из кармана помятый листок и в недоумении уставился на фразу, выведенную собственной рукой: «Она превратилась в волшебную утку, и в той сказке, куда она попала, её назвали Ахиру».

— Почему я это сделал?! Зачем написал не так, как она просила?!

Ответа не было. Лишь где-то в пустоте между сказочным и реальным мирами продолжал веселиться, наблюдая за ним, безжалостный старик-кукловод.

— Я исправлю это! Я напишу новую историю! — со всех ног мальчик помчался домой, схватил бумагу, перо и чернильницу и, вернувшись на озеро, начал писать сказку за сказкой.

Он придумывал разные варианты развития событий, пытаясь повернуть вспять уже случившееся, но, каждый раз поднимая глаза, с горечью убеждался, что ничего не меняется, и жёлтая уточка по-прежнему плавает на том же месте.

Смеркалось. Факир устал и отчаялся.

— Почему, почему?! — он быстро разорвал листки со сказками и выбросил клочки в воду. — Неужели никак нельзя отменить написанное?!

Ответом ему была тишина, плеск воды, тёплый ветер в камышах… Факир уронил голову на руки.

— Мне надо забыть об этом, иначе я с ума сойду! Но я не смогу, если сказка будет храниться в моём кармане. Каждое утро я буду натыкаться на неё, читать и снова вспоминать! Надо надёжно спрятать её где-нибудь.

Факир бросил прощальный взгляд на уточку и поплёлся домой. На пороге возле дверей он столкнулся с обеспокоенными родителями. Мать бросилась к нему и порывисто обняла.

— Где ты бегал? Хоть бы предупредил! Мы всерьёз начали беспокоиться. Не завтракал, не обедал… Если бы не вернулся и к ужину, мы с отцом побежали бы искать тебя по улицам. Совсем ты нас не жалеешь!

— Никогда больше так не делай, — упрекнул Факира и отец. — Мы же любим тебя и волнуемся. Если уходишь куда-то так надолго, предупреждай!

— Простите, я был на озере, и я обещаю, что больше никогда не буду убегать без предупреждения! Вам больше не придётся за меня волноваться! — поклялся Факир, снова остро ощутив свою вину.

Пытаясь помочь Катарине, он совсем забыл о родителях, а они беспокоились! Беспечный дурак.

— Надеюсь, это больше не повторится, — мама улыбнулась и потрепала Факира по голове. — Идём ужинать.

— Да… Мам, послушай, ведь у тебя есть большая красная шкатулка, а внутри неё, ты показывала однажды, вторая? Для важных-важных тайн?

— Есть, — рассмеялась молодая женщина. — А тебе-то она зачем?

— Я написал сказку, которую никто-никто не должен увидеть до поры до времени. Ты разрешишь спрятать её туда?

— Конечно, — она легонько подтолкнула сына в сторону столовой. — Поторопись, ужин стынет!