— Как красиво! Если бы …

Не договорив, она поникла головой и всхлипнула. Забыв про сказку, Факир отбросил перо на траву, неловко опрокинул чернильницу и, махнув на всё рукой, быстрым шагом направился к девочке.

— Тебя как зовут? — спросил он, усаживаясь рядом.

Она осторожно покосилась на него. Глаза её были интенсивно синими. Факиру показалось, будто даже летнее небо не такое яркое, как её глаза.

— Катарина. А тебя?

— Факир. Ты что тут делаешь?

— Гуляю.

— Так рано?

— Ну и ты тоже рано. Почему мне нельзя? Сам-то зачем пришёл?

— А я, —  Факир заколебался на мгновение, но потом решил сказать правду. —  Понимаешь, я придумываю сказки, и они сбываются. А придумываются они лучше всего, пока сижу один, вот и прихожу сюда. Но тебя я прежде никогда не видел.

— Я сегодня сбежала от тёти, — тяжело вздохнула Катарина.

— Сбежала? — округлил глаза Факир. — Но почему?

— Тётя говорит, я слишком шумная, назойливая и бестолковая. И одежда с обувью на мне «горят». А у неё ещё маленький сын, и поэтому я всегда мешаю. Я, правда, много раз пыталась помогать, хотела играть с Генрихом, кормить и одевать его, но всегда потом получается ещё хуже: Генрих плачет, а тётя ругается. Она сказала, было бы лучше, если бы я совсем исчезла вместе с мамой… Наверное, и правда, это к лучшему. Мне надо исчезнуть.

— Погоди! Что случилось с твоей мамой?!

Спросил — и тут же пожалел, увидев, как изменилось лицо девочки. Заметно было, что Катарина из последних сил сдерживается, стараясь не расплакаться в присутствии почти незнакомого мальчишки.

— Она… ушла из дома. Давно. И больше не вернулась. Папа её искал по городу, встречных и соседей расспрашивал, к жандармам ходил, чтоб помогли искать, но маму так и не нашёл. Я маленькая была, ничего не помню. Мне тогда два года было, а теперь уже шесть. Потом папа заболел, и ему пришлось переехать жить к тёте Нине, чтобы она заботилась о нас. Пока папа был жив, тётя не ругала меня, а теперь ругает и бьёт каждый день, даже если я не виновата и совсем ничего плохого не сделала.

— Значит, твой папа… — Факир проглотил комок в горле.

— Умер, — Катарина поспешно отвернулась и вытерла глаза. — Тётя говорила на похоронах: «Лучше бы это была Гретхен, а не Петер». То есть, моя мама, а не отец… Папу тётя Нина любила… А ещё она говорила, что моя мама, наверное, сбежала от отца со своим старым другом из Академии и теперь живёт в столице. А, возможно, уже вышла замуж и родила себе другую дочку. А про меня забыла.

— Как можно так говорить?! — возмутился Факир. — Это просто какая-то отвратительная, гадкая тётка! Не слушай её. Она всё врёт. Твоя мама обязательно вернётся однажды, вот увидишь!

Катарина сидела, опустив голову, и ничего не отвечала. Сердце Факира сжалось. Он осторожно дотронулся до её плеча.

— Ты … Это... Не плачь. Не надо.

— А я и не плачу! — вскинулась Катарина, хотя ресницы её и щёки были влажными. — Только, — она не выдержала и снова всхлипнула, — я больше не вернусь туда. Не хочу жить с ней.

— Куда же ты пойдёшь?

— Буду сидеть тут хоть до зимы. А если не смогу больше терпеть — брошусь в озеро. Тогда я, по крайней мере, окажусь на небесах с папой. И если мама уже умерла, значит, и её увижу.

— Ты не боишься смерти? – поразился Факир.

— А чего бояться? Умерев, я окажусь с мамой и папой. Разве это страшно?

Она не шутила. Она действительно собиралась умереть. Мальчик понял это и испугался не на шутку.

— Нет-нет! — Факир вскочил на ноги. — Не вздумай! Ты что? Я лучше… напишу сказку! Она сбудется! Все мои сказки сбываются! Ты только скажи, чего бы хотела!

Катарина недоверчиво посмотрела на него.

— Это ведь неправда?

— Правда! Я напишу сказку, и ты увидишь: всё станет, как я захочу! Я умею делать сказки настоящими.

Катарина грустно покачала головой.

— Если я поверю, а потом не сбудется… станет хуже, чем раньше. Лучше не верить.

— Мы вместе придумаем для тебя сказку, — не сдавался Факир, стиснув руку Катарины. — Вечером я запишу её на бумаге, а завтра утром она сбудется. Тебе придётся один день подождать, и ты убедишься, что я не вру! Подождёшь до завтра?

Катарина неуверенно кивнула.

— Я опрокинул чернильницу, все чернила вылились до капли. Я не смогу сейчас записать твои слова, но всё-всё сказанное крепко запомню и запишу дома. Завтра ты придёшь, искупаешься в озере, и твоя сказка сбудется. Любое желание.

— Я хочу, чтобы обо мне все забыли! — выпалила вдруг Катарина.

— Зачем?! — оторопел Факир. — Почему ты этого хочешь?

— Это же будто смерть? Если тебя совсем никто не помнит?

— Наверное, — Факир поёжился, будто от порыва ледяного ветра.

— Вот я и хочу исчезнуть, словно умерла… До того времени, когда моё заветное желание исполнится, пусть все забудут меня. И тётя Нина, и Генрих. Все-все в городе, даже соседи. И я сама хочу забыть, что была раньше человеком! Факир, преврати меня, пожалуйста, в лебедя, — попросила Катарина, указывая пальцем на озеро, где всё ещё плавала пара чудесных птиц, — чтобы я могла летать, куда угодно! Но иногда я бы хотела превращаться в принцессу и танцевать балет, спасая тех, кто потерял надежду. А когда найдётся мама, я бы опять стала девочкой, и про меня бы все вспомнили, словно я никуда не пропадала. И ещё, — щёки Катарины порозовели, — ты только не смейся, я мечтаю встретить настоящего принца. Такого, какие в сказках бывают! Красивого, доброго, смелого. Я бы хотела, чтобы мы полюбили друг друга, и он бы женился на мне, когда мы вырастем. И если мамы уже нет в живых, тогда пусть я превращусь в девочку, только если принц, которого я полюблю, тоже меня полюбит и предложит выйти замуж… Ох, прости. Теперь ты точно надо мной смеяться будешь, — и она, смутившись, спрятала лицо в ладонях.

— Не буду, — серьёзно ответил Факир. — И я помогу тебе! Даю слово.

— Такой помощи, как говорится, врагу не пожелаешь. Мы оба в очередной раз убедились в этом.

Факир вздрогнул и огляделся по сторонам.

Казавшаяся реальной картина с озером и маленькой девочкой, доверившей ему судьбу, растаяла в наплывшем тумане, а тот, рассеявшись, явил взору юноши фигуру издевательски раскланивающегося Дроссельмейера, зависшего среди бесконечной пустоты.

— Итак, что делать собираешься, о вечности моей позор? Ту сказку написал бездарно ты. Исправить надо бы её. Но есть ли в голове идеи светлые? — насмехался старик, явно имитируя знаменитые восточные трёхстишия.

Несмотря на то, что ярость и страх в принципе не могут сосуществовать, Факир сейчас испытывал эти два взаимоисключающих чувства и не понимал, какое из них является главенствующим.

— Куда ты меня притащил?! — спросил юноша, осматриваясь и убеждаясь, что сам находится внутри пустоты, как и Дроссельмейер.

— А как ты думаешь?

— Понятия не имею. Я попрощался с Аотоа, сделал уроки, лёг спать, а потом…

— Вот-вот, — расплылся в радостной улыбке гнусный старик. — «Сон» — самое подходящее слово.

— Я сплю?!

— У себя в комнате, — подтвердил Дроссельмейер.

— Но если я сплю, как мы разговариваем? — растерялся Факир, на минуту забыв про неистребимое желание задушить собеседника.

— Так во сне же, — спокойно пояснил Дроссельмейер. — Сказка и сон очень близки, не находишь? Поскольку до следующего Рождества я не могу присутствовать в твоём мире, мне пришлось дождаться, пока ты уснёшь, и проникнуть в твой сон с помощью одной кро-ошечной сказки. Временно, не беспокойся, — он театрально замахал руками. — Утром проснёшься свеженький, как пасхальное яичко, и, возможно, даже решишь, что я был игрой твоего воображения, однако это не так. Я просто не мог упустить великолепную возможность встретиться с тобой в тот момент, когда ты поймёшь, что случившееся с Ахиру, а, точнее, с Катариной-сан полностью на твоей совести! Видишь, не всё происходившее в Кинкан Таун надо приписывать исключительно мне, ты тоже внёс посильный вклад в изменение реальности.