Аотоа полез в карман и вытащил шкатулку с секретом.

— Вуаля!

Сердце Факира пропустило удар.

— Ты… открыл её? — только и сумел вымолвить он.

— Угадал.

— Дай сюда!

— Нет-нет-нет! — Аотоа внезапно приподнялся на цыпочки и поднял шкатулку в вытянутой руке высоко над головой. — Сначала скажи, что мне за это будет.

— Говори быстро, чего хочешь, и отдай шкатулку!

— Не спеши. Давай сначала войдём в комнату. К чему спорить в коридоре?

Факир открыл дверь и впустил приятеля. Они вместе прошли к столу и уселись рядом. Аотоа демонстративно поставил шкатулку на столешницу.

— Бери, я пошутил. Ты такой хмурый был, немного взбодрить тебя захотелось. Ничего мне не надо.

— Совсем ничего? — подозрительно уточнил Факир.

— Считай, будешь должен на будущее, — шутливо прибавил он после короткой паузы.

Факир быстро схватил шкатулку, дёрнул крышку и вопросительно посмотрел на товарища.

— Издеваешься? — грозно спросил он. — Она по-прежнему заперта.

— Верно, но я теперь знаю, как её открыть. Восемь ходов. Правда, они не так очевидны, как поначалу кажется. Долго корпеть пришлось, но я справился.

— Так зачем запер снова? И что внутри? Ты видел содержимое? Видел?!

Аотоа печально посмотрел на друга. От прежней насмешливой улыбки не осталось и следа.

— Видел.

— Что там? Почему ты тянешь время? Говори!

— Вот именно о содержимом я и собирался поговорить, прежде чем мы снова вместе откроем шкатулку. Послушай… Ты ведь сочинял сказки, когда был ребёнком?

— Почему ты вдруг спросил?

— Не уходи от ответа. Сочинял?

— Да.

— И ты хорошо помнишь написанное в детстве?

— Помню, — растерялся вдруг Факир, потом ответил уверенно и немного сердито. — Разумеется, помню!

— Последнюю ты написал незадолго перед тем, как погибли твои родители, но до этого… Какие сказки ты сочинял раньше?

— Разные, — махнул рукой юноша.

— А точнее?

— Глупости всякие. Я же ребёнком тогда был. Выдумывал, что умел. Одно не сбывалось. Другое сбывалось не так, как хотелось. Но в основном эти сказки так или иначе…

— Становились явью, — поспешно закончил фразу Аотоа, блеснув очками.

— Становились. И что? — пожал плечами Факир.

— А была ли сказка, где ты… радикально изменил чью-то судьбу? Написал историю с открытым финалом, но эта история так и осталась незаконченной? Подвесил настоящего, живого человека между реальным и сказочным миром и оставил болтаться в таком положении, в вечном ожидании счастливого финала, который, возможно, никогда для него не наступит?

Факир с ужасом смотрел в глаза друга.

— Этого не было! — воскликнул он возмущённо. — Я не Дроссельмейер! Я никогда не вмешивался ни в чью жизнь подобным образом!

— О, ты так уверен? Это похвально. Тогда я открываю.

Ни слова больше не говоря, Аотоа снова взял в руки шкатулку. Он ловко сдвигал крошечные панели пальцами до щелчка, а Факир считал ходы.

Один, два, три… Время замедлило бег…

Нет, это выдумка! Он никогда бы не посмел, даже будучи глупым мальчишкой!

Четыре, пять, шесть…

Что-то горькое и тёмное зашевелилось в глубине сознания. Давний сверхъестественный ужас, спрятанный внутри. Это был страх потери кого-то близкого, липкий кошмар, смешанный с болью и чувством вины.

Семь, восемь. Крышка медленно съехала набок, открывая недра шкатулки.

— Смотри, — Аотоа медленно вытащил изнутри свёрнутый до размера крошечного конвертика пожелтевший лист с надорванными краями, исписанный с обеих сторон выцветшими от времени чернилами и заляпанный кляксами. — Это твой почерк? Или, возможно, я ошибаюсь?

Бывший Рыцарь осторожно взял тонкий лист бумаги и развернул его. И стоило ему прочесть первую строчку, как стёртая некогда собственными руками память вернулась, оглушив осознанием непоправимости совершённого.

Лист бумаги бесшумно спланировал на пол.

— О нет…

Аотоа внимательно наблюдал за другом.

— Ты вспомнил? — с состраданием спросил он.

Факир кивнул, вцепляясь пальцами в край стола и подавляя готовый вырваться крик.

— Это твоя сказка?

— Да, — помертвевшим голосом выдавил Факир.

— Зачем ты сделал это?

— Я... хотел помочь, — он отчаянно обхватил голову руками.

— Но ты же видишь, что не помог, а только навредил!

— Теперь вижу. Мне нет прощения.

— Что собираешься делать?

— Пока не знаю. Правда, не знаю!

Впервые, наверное, Аотоа видел своего друга потерянным и отчаявшимся. Он положил руку ему на плечо.

— Хватит. Успокойся. Я не судить тебя пришёл, а выслушать ту историю. С самого начала. Если ты всё вспомнил, расскажи. Как я понял, её звали Катарина? Дочку Гретхен и Петера?

Факир уткнулся лбом в столешницу.

— Да. Когда мы впервые встретились, ей было шесть, а мне восемь. Она сказала, что её зовут Катарина… У неё были чудесные огненно-рыжие волосы, как у матери, и удивительные глаза. Глубокие, чистые, ясные... Она уже потеряла обоих родителей и жила в семье тётки, которая мучила её и издевалась над ней. Аотоа, в свои шесть лет Катарина не хотела жить! Она совсем не улыбалась. Она желала оказаться на небесах вместе с папой. А ещё у неё была невыполнимая мечта — попасть в сказку, где её пропавшая мама вернётся, где она могла бы стать принцессой-лебедем, влюбиться и выйти замуж за прекрасного принца, который тоже полюбит её. Я просто написал сказку, чтобы она не стремилась умирать, чтобы осталась жить!

— Но кое-что в тексте сказки ты существенно изменил, — мрачно заметил Аотоа. — Насчёт лебедя. Зачем?

— Я не знаю, почему так вышло. Я спасти её хотел, понимаешь?! Я и подумать не мог…

Не выдержав, Факир вскочил с места и выбежал из комнаты, хлопнув дверью. Аотоа, не найдя ничего лучшего, наклонился и поднял с пола пожелтевший листок с незаконченной сказкой.

====== Глава 17. Кляксы и помарки ======

— Хонма-сенсей...

Учитель обернулся. За его спиной застенчиво переминалась с ноги на ногу Лили.

— Ты что-то забыла?

— Нет, простите. Я... переживаю за подругу. Долго думала и сомневалась, но сегодня решила задать вам важный вопрос. Пике-тян никогда не спросит о таком. Однако она очень нервничает перед предстоящими выступлениями и…

— Спрашивай, довольно предисловий, — устало махнул рукой учитель.

— Хонма-сенсей, неужели у Пике-тян и Факира-семпая в самом деле нет шансов на победу?

— О, — на губах преподавателя появилась улыбка, — ты действительно переживаешь за неё, вижу. Но если я отвечу, дашь ли мне слово, что никому не передашь сказанное мной? В том числе Пике-сан?

— Но… Но… — растерялась девочка, — я именно за этим и пришла, чтобы успокоить её, заверить, что всё будет хорошо. Если, конечно, вы сейчас именно так и скажете, но если нет…

— Тогда как поступишь? — заинтересовался учитель.

— Я всё равно её успокою и заверю, что она справится!

Хонма-сенсей бархатисто рассмеялся.

— Молодец. Именно это каждая хорошая подруга сделала бы на твоём месте. Однако я не понимаю, зачем было приходить сюда, если ты, независимо от моего мнения, скажешь Пике-сан то, что она желает услышать?

Лили смутилась окончательно.

— Ладно, — смягчился учитель. — Думаю, ты пришла, чтобы мои слова придали тебе уверенности, и ты смогла бы убедить подругу в её будущей победе. Но я не стану ничего выдумывать. Я скажу правду, а дальше тебе решать, передашь ли ты мои слова. Но прежде задумайся: ты можешь испортить всё, ради чего я недавно старался, заявив перед классом, будто Бертильду-сан и Уилфреда-сан нельзя превзойти. Правда же заключается в том, что у Пике-сан и Факира-сан есть отличные шансы на победу, но из них двоих, сама понимаешь, техника намного лучше отработана у Факира-сан. Твоя подруга берёт экспрессией. Она танцует сердцем, иначе и сказать не могу. Но чтобы победить, ей за оставшиеся дни надо превзойти себя, перепрыгнуть через собственную голову. Она как закипающая вода: ещё пара градусов, и ей удастся перейти в совершенно новое состояние. На другой уровень личного мастерства. Я лишь подтолкнул её, чтобы она собрала внутренние резервы, решив достичь невозможного любой ценой. Тогда победа на выступлениях ей и Факиру-сан обеспечена.