Твой хохот, наверно, слышат сородичи убитого медведя по всей округе. Отсмеявшись, ты уточняешь:

— Пятьсот двадцать.

— У тебя отличная память на цифры.

— Не жалуюсь. Но к чему мне тут деньги, сам подумай?

— Предлагай свой вариант.

Молниеносным движением опрокидываешь меня на спину.

— Согласен принять оплату натурой. Готов ли ты отдать долг в полном объёме прямо сейчас?

Зачем спрашиваешь? Сам знаешь, с некоторых пор я не могу отказать тебе ни в чём. Сбрасываю одеяло, которым ты накрыл меня спящего, послушно развожу ноги, чуть согнув в коленях. Это сойдёт за ответ?

Чувствую, что да. Ты шумно выдыхаешь и неторопливо проводишь пальцами по моей груди…

Финальный аккорд стремительно вспыхнувшей и мучительно долго вызревавшей страсти — маленький дом в горах, лишённые листьев деревья, снег за окнами и горящий камин. И мы двое, потерявшие всё, что могли потерять. Обретшие то, что и не надеялись обрести. Украденное у судьбы счастье среди океана потерь. Цветная картинка среди чёрно-белого мира.

Ты разогреваешь меня, уделяя внимание каждой клеточке тела. Играешь с моим желанием то усиливая, то ослабляя его, а потом, выбрав идеальный момент, переворачиваешь меня лицом вниз и проникаешь сзади, тесно прижавшись к моей спине. Почему-то тебе всегда хотелось взять меня именно так, и ты просишь не упрямиться и не менять позу. Я и не собираюсь. Пусть не вижу тебя, зато чувствую так отчётливо твою испепеляющую страсть и трепетную заботу.

Единство противоположностей без борьбы. Так не бывает. Но это происходит сейчас: в каждом движении и прикосновении ты жаждешь меня до срыва и потери контроля, но в то же время ты меня оберегаешь. Я почему-то только сейчас по-настоящему осознаю и начинаю ценить это.

Смогу ли проявить похожую заботу по отношению к тебе? Ведь я проклятый эгоист.

Целуешь мою спину обжигающе-неистово, проводишь по ней руками, оглаживаешь мои бёдра и немного замедляешь темп, удерживая меня в шаге от вершины. А потом снова возвращаешься к прежнему бешеному ритму. Горячее дыхание на моей шее, в моих волосах. Отпускаю себя и погружаюсь в ощущения. Комната растворяется. Вижу отблески пламени камина на стене и бледно-розовую полосу рассвета за окном и выпадаю из реального мира вместе с тобой на несколько ослепительно-прекрасных секунд.

Так мы встречаем наше первое совместное утро. Если ты меня не прогонишь, таких ночей и рассветов у нас ещё будет много.

***

Ты позволяешь мне остаться. Говоришь, будто хочешь, чтобы я сам решил в ближайшие дни, нужен ли ты мне. Это звучит странно.

Неужели до сих пор сомневаешься?

— Буду ждать, пока ты окончательно не определишься со своими чувствами, — слышу за завтраком и едва не роняю ложку от изумления, но решаю дослушать, не возражая. — Если поймёшь однажды, что совершил ошибку, говори сразу. Не тяни время. Не повторяй то, что совершил по отношению к Уинри-сан. Впрочем, я сам не позволю такому случиться. Я тебя сразу отпущу, как только пойму, что стал препятствием в твоей жизни.

— Опять чушь! С чего, по-твоему, такое произойдёт?

Вздыхаешь с невесёлой усмешкой.

— Жить бок о бок ежедневно — совсем не то же самое, что провести вместе пару часов и разбежаться. Ты должен это понимать. Между нами значительная разница в возрасте, и мы оба прожили первую часть жизни с женщинами, которые заботились о нас. А сейчас мы пытаемся строить совершенно другие отношения. Будь мы моложе, было бы, наверное, проще. Но я уж точно не молод.

— Боишься, что быт уничтожит чувства? — спрашиваю напрямую.

— Да, и это тоже. Мы ведь живём не в волшебной сказке.

— А я на сказки и не рассчитывал! Мне как раз и нужен проклятый быт с тобой. Хоть здесь, хоть на Западе.

— Тогда отправляйся на охоту. Надо добыть мясо к ужину.

— А?

Вот тебе и реальность. Сам напросился.

Ты едва приметно улыбаешься. Хитрой такой улыбкой.

— Я разве что-то не то сказал? Наше сегодняшнее жаркое бегает где-то на четырёх ногах или летает и ждёт, когда его поймают.

— Но… Как насчёт дней подвоза провианта? — надо же прояснить ситуацию до конца.

— Они случаются.

— А конкретнее?

Явно издеваешься. Я ж тебя потом проучу!

— Трижды в год привозят минимально необходимое. Спиртное, чай, кофе, сухари, соль, сахар, муку, рис, фасоль. Иногда вяленую рыбу. Ещё спички, но я их не беру. Зачем они мне? Раз в два года выдают новые сапоги, тулуп, меховую шапку и военную форму. У меня, кстати, есть запасные. Если, конечно, не боишься, что они тебе будут велики.

Точно отыграюсь ночью! Намёк на мой рост никому не прощу, даже тебе.

— В общем, всё, — заканчиваешь перечисление. — Остальное надо добывать самим.

— А как же ягоды, которые я ел вчера? И ещё клубни сладкие?

— Я покажу, где их можно откопать. Здесь весна, осень и лето, вместе взятые, длятся примерно три с половиной месяца. Кое-что съедобное и неприхотливое успевает вырасти и созреть.

— Ладно, снег раскопать я сумею. А откуда ты взял овощи?

— С летнего привоза из Централа остались. Я их заморозил в подвале, а перед приготовлением вынул из ледника. Есть ещё солёные огурцы в бочках. Могу дать попробовать.

— Как ты это сделал?!

— Засолил, — пожимаешь плечами, мол, что тут особенного.

— Не поверю, если скажешь, что умел это делать всегда.

— Хорошие люди год тому назад научили.

— «Хорошие люди» из Драхмы? — уточняю язвительно.

— Они самые. Я их не стал арестовывать. Они не были шпионами, просто хотели жить в Аместрисе. Обычные крестьяне, семейная пара.

— Откуда тебе известно, что они не шпионы? Умение солить огурцы ещё ни о чём не говорит!

— Эдвард, поверь, в таком солидном возрасте я уже научился отличать нормальных людей от шпионов.

— Хватит намекать на свой возраст! И делать из нас обоих стариков.

— Ты-то точно не старик.

— И ты тоже!

Качаешь головой с сомнением.

— Немного времени пройдёт, и я им стану. Тогда и ты поймёшь, что мы с тобой долго не сможем …

— Где ружьё? Или с чем ты тут охотишься?

Удивлённо моргаешь. А я не позволю тебе сидеть и впадать в депрессию, рассуждая о собственной близкой старости! Лучше, правда, схожу, поохочусь. Может, что-то и подвернётся. Когда-то нам с братом удалось даже поймать кролика. Только мы его упустили, и он достался голодной лисице и её детёнышам. Давно это было. Как там сейчас Ал? И что он скажет, когда узнает новости обо мне? Ладно, пора идти! А то становлюсь похожим на тебя — думаю обо всякой ерунде.

Ты приносишь ружьё и торжественно вручаешь мне.

— Завтра я пойду охотиться, вне зависимости от твоего сегодняшнего успеха. А ты останешься следить за хозяйством и проходящими мимо подозрительными личностями.

— По рукам.

Наши ладони соединяются чуть дольше, чем на секунду. Ты внимательно смотришь на меня, потом разжимаешь пальцы.

— Удачи!

***

Мне удаётся подстрелить двух куропаток и неопознанную костлявую птицу с тощей шеей. За куропаток заслуживаю одобрительный взгляд. Тощую особь, ни слова упрёка не сказав, печально хоронишь в сугробе и просишь больше такое не приносить.

— Осталось научить тебя ощипывать дичь и готовить её, — засучив рукава, тащишь куропаток на кухню. — В ближайшее время обучу тебя многим полезным навыкам! В том числе заготовке дров и уборке дома.

— Думаешь меня запугать? Не выйдет. Если ты считаешь, что я полный ноль в ведении хозяйства, то заблуждаешься. Я помогал Уинри и бабушке Пинако. Кое-что умею.

— Рад слышать. Я как раз был нулём, когда приехал сюда. Значит, ты справишься лучше.

***

День идёт за днём, и я начинаю понимать, что вполне справляюсь. В бытовых делах на самом деле нет ничего сложного. Это часть моей жизни, только и всего. А её лучшая часть – ты.

Мы вместе ходим на охоту, и ты показываешь, как отыскивать дичь по следам и ставить силки. А когда однажды нам удаётся добыть снежного барана, ты с гордостью хлопаешь меня по плечу: