Лёгкий стук двери заставляет обернуться. Ты стоишь возле бочки и пожираешь меня взглядом, исполненным столь неприкрытого желания, что я начинаю заводиться лишь от того, как ты смотришь.

Подходишь ближе, ни слова не говоря, расстёгиваешь одну за другой пуговицы на рубашке, сбрасываешь её на пол …

«И зачем вообще одевался после того, как распластал меня по медвежьей шкуре, если собирался продолжить ещё и здесь?» — мелькает мимолётная мысль.

Ремень с брюк ты рвёшь уже с нетерпеливым рычанием, и я всерьёз опасаюсь, остался ли он цел. Бесцеремонно влезаешь в бочку с шумным плеском и вдавливаешь меня в стенку. Наклоняешься к моему лицу, скользишь губами по щеке, шее… Прихватываешь плечо зубами. Кажется, вода перестала быть просто тёплой от твоего присутствия. Она обжигает. Твоё колено вторгается меж моих бёдер, и на твоем лице расплывается довольная улыбка.

— Хочешь ведь, да?

К чему отрицать? Тянусь к твоим губам, и они раскрываются навстречу. Проникаю внутрь с шумным вдохом, ловя твой язык своим. Пальцы, по прикосновениям которых я так скучал, крепко обхватывают меня под водой и начинают двигаться, заставляя стонать тебе в рот. Пытаюсь ответить тем же, но ты хрипло возмущаешься: «Позволь, как я хочу!»

И я позволяю. Ты решительно толкаешь мою голову под воду, и я послушно выполняю твою молчаливую просьбу. Погружаюсь и удерживаюсь внизу, насколько хватает дыхания. Как умею, стараюсь сделать тебе приятное, хоть и не очень уверен в успехе. Когда кислород в лёгких заканчивается, выныриваю, отфыркиваясь. Моё рвение, безусловно, не пропало даром. Твой взгляд расфокусирован, ты тяжело и часто дышишь.

Собираюсь погрузиться снова, но ты внезапно с силой вжимаешься в меня, скользя всем телом по моей влажной коже. Никакого проникновения, просто игра. Твои пальцы до боли сдавливают и безжалостно теребят мои соски. К потолку поднимается пар, вода выплёскивается из бочки с каждым твоим нетерпеливым толчком. До безумия хочу впустить тебя внутрь по-настоящему, но ты почему-то останавливаешь меня, выдохнув: «Потом. Сейчас только так…» Не договариваешь, и я не настаиваю. Для меня уже удовольствие видеть, как ты наслаждаешься мной. Когда волна блаженства приближается, ты хватаешь мою ладонь и быстрыми движениями позволяешь подвести тебя к вершине. И кричишь. Громко, не сдерживаясь, сотрясаясь всем телом в таком яростном, сумасшедшем экстазе, что я сам не могу больше ждать и, наблюдая за тобой, изливаюсь следом. Невероятно! Как бы жадно я ни хотел тебя, твоё желание всегда оказывается ещё намного сильнее.

Долгая жаркая пульсация и счастье — обыденное, разделённое на двоих.

Пока пытаюсь отдышаться, ты выбираешься из бочки и, тщательно вытершись, одеваешься, коротко бросив перед уходом:

— Поторопись. Ужин уже на столе.

И еду состряпать успел. Шустрый ты!

Вода пропитана твоим запахом, я набираю её в пригоршни и умываюсь.

Неужели, правда, не сон?

***

Наедаюсь до отвала мясом, тушеными овощами и ещё чем-то дымящимся и очень вкусным. Ты говоришь название сочных хрустящих клубней, но я быстро его забываю. И вскоре засыпаю от усталости рядом с тобой возле камина, не дождавшись обещанного «потом». Просыпаюсь посреди ночи и понимаю, что ты не спишь, а, подперев голову рукой, лежишь рядом и разглядываешь меня.

— Уже утро? — спрашиваю, выискивая рассвет за окном.

Отрицательно качаешь головой.

— Ещё нет, — кладёшь руку мне на лоб и гладишь по волосам. — Извини. Вчера я снова повёл себя как несдержанный идиот. А ты даже не возражал. Слово чувствовал, что лучше не перечить. Ведь если бы ты вдруг начал сопротивляться, я бы, наверное, ещё хуже дел натворил… Так сильно тебя хотел, как никогда. Обещаю, больше никакого бренди!

— Но ты ничего ужасного не сделал!

— Нам обоим просто повезло. Если бы ты знал, что я собирался сотворить с тобой, влезая в бочку… Ладно, опустим пикантные подробности. Я всё ждал, пока спиртное выветрится, чтобы снова прикоснуться к тебе.

— Ну и зря. Мы потеряли даром кучу ценного времени.

— Кстати о времени… Как надолго тебя прислали и с каким заданием?

— Никто меня не присылал, — широко ухмыляюсь в ответ на твоё напрасное волнение.

Ты издаешь удивлённое восклицание.

— Разве тебя отправили сюда не по приказу Оливии?

— Вовсе нет. Армстронг-сан совершенно ни при чём. Если хочешь знать, меня попросила приехать Уинри.

Ты очень долго молчишь, переваривая новость.

— Уинри-сан попросила, — изрекаешь, наконец, с выражением величайшего изумления на лице. — Но зачем?

Да какая разница, когда ты узнаешь? И какая разница, когда начать разговор! Всё равно так или иначе он состоялся бы.

— Она догадалась о нас. Ещё с той нашей встречи в Ризенбуле. Но только недавно сказала мне об этом. Уинри призналась, что надеялась дождаться того дня, когда я забуду тебя, но спустя два с половиной года мы оба поняли: такого не случится. Она разрешит мне навещать детей, но нашей совместной жизни конец.

— Это я во всём виноват! — немедленно вырывается у тебя.

— Да что такое? Почему опять взваливаешь всю ответственность на себя?

— Но это действительно моя вина. Если бы я нашёл в себе силы выгнать тебя той ночью из своего кабинета, ничего бы не случилось. Надо было лучше притвориться, будто ты мне безразличен. Ты бы поверил и ушёл.

— Да, конечно, я бы ушёл, но рано или поздно мы бы вернулись к тому же самому. Проблема уже назревала. Я бы всё равно однажды явился к тебе со своими чувствами, осознав их. И добился бы положительного ответа. Я ж упёртый! Поэтому в том, что разрушилась моя семья, виновен я один.

— А я так старался этого не допустить! Всё возможное сделал! — с горечью выпаливаешь ты и резко замолкаешь, поняв, что сболтнул лишнее.

— Значит, Хавок-сан и Уинри были правы, когда говорили, что ты уехал из Централа лишь для того, чтобы сохранить мою семью?

Внутри всё дрожит от непонятного возмущения, готового прорваться наружу.

— Они преувеличили, — отводишь глаза в сторону.

— Преувеличили?! — взрываюсь бессильным гневом. — Огненный, ты в самом деле оставил кресло фюрера ради того, чтобы никто и никогда не узнал о нас?! Как ты мог! Судьба страны и судьба одного человека! Их даже рядом ставить нельзя!

— Для меня судьба страны не так важна, как твоя.

— Ушам не верю! Ты должен был выбрать благо Аместриса, наплевав на мои проблемы, потому что ты лучший глава страны за всю историю!

— Ты мне льстишь.

— Когда это я тебе льстил? Ну-ка, вспомни? Ни разу не было!

— Чем конкретно ты недоволен? Разве Оливия не справляется?

— У тебя всё равно лучше получалось.

— Ты субъективен. Оливия — великолепный руководитель. Она добилась многого, не повторив моих ошибок. Иногда женская политика успешнее мужской.

— Женская, ага. У Армстронг-сан типично мужская хватка. Ты поставил во главе государства такого же мужчину, только дух его обитает в женском теле!

— Ты не прав. У Оливии много прекрасных женских качеств, и она их проявляет в нужное время в нужном месте.

— Пытаешься доказать, что сделал лучший выбор?

— И доказывать ничего не буду, поскольку я прав.

— Неужели ты считаешь свой поступок верным? Даже сейчас?

— Именно сейчас я в этом окончательно убедился, — столь тёплую улыбку у тебя мало кто имел счастье увидеть.

— С чего бы вдруг?

— Если бы я продолжил занимать кресло фюрера, разве ты бы приехал в такую вот маленькую хижину, чтобы остаться со мной навсегда?

— Но… — теряюсь окончательно. — Когда я сказал тебе такое? Я ничего подобного не говорил!

Смеёшься одними глазами.

— Хорошо. Ты не готов остаться. Зачем тогда явился?

И как сказать правду? Я никогда не признавался никому в своих чувствах, а если вдруг набирался смелости, получалось по-детски нелепо, как на вокзале с Уинри. Не хочу смешить тебя. Ты и так не воспринимаешь меня всерьёз.

— Я приехал по просьбе Хавока-сан узнать, как у тебя дела, и… вернуть пятьсот центов! — вырывается само собой, и я понимаю, что этими словами насмешил тебя гораздо больше.