Разве такая мелочь имеет значение? Ты — во мне. Я стал вместилищем твоего огня, продолжением твоего желания, сфорцато твоего возбуждения.
Внезапно ты ложишься на спину и тянешь меня за собой, помогая оказаться сверху. Твои руки крепко держат меня, и мы продолжаем вдыхать жизнь. Потоки жизни. Вдвоём, вместе.
Я не пожалею больше ни о чём и никогда, ибо сейчас я полон тобой. Я цел и завершён. Это круг трансформации. Если хлопнуть ладонями, совершится преобразование… Я сумел бы вернуть свой утраченный дар алхимии в этот миг, но мне ничего не нужно. У меня есть ты.
Склоняюсь всем телом на твою грудь в то мгновение, когда солнце в небе становится сверхновой, а твой огонь, излившись в меня, поселяется навеки в каждой клетке воспламенившейся крови.
***
Ты — мой мимолётный сон, который я не желаю забывать, а, тем более, проклинать. И, к чему лукавить, не хочу, чтобы он заканчивался, но секунды неизбежно ускользают…
Лежим на ворохе скомканной одежды, укрывшись твоим френчем. Солнечные лучи медовой рекой текут сквозь перекрестья ветвей, падают тебе на грудь и лицо. Ты щуришься, задумчиво глядя вверх и подложив одну руку под голову. Второй тесно прижимаешь меня к себе, а я невольно вспоминаю дни, проведённые вместе: в сражениях и мире, с предателями и друзьями. Те дни, когда я скучал по тебе, злился, язвил, ненавидел свои чувства и, наконец, сдался.
Мы оба сдались.
Смотрю на тебя, боясь оторваться хоть на мгновение. Хочу запомнить всё в мельчайших деталях — твоё молчание в моём доме; нерешительность, когда ты опасался мне навредить; страсть, бушующим пожаром ворвавшуюся в моё тело. Пробираюсь рукой под френч, тихо странствую кончиками пальцев по твоей обнажённой груди, выписывая дороги и нехоженые тропинки на влажной от недавних ласк коже. Ты гладишь меня по волосам, потом тянешься к губам, касаясь их почти невесомо:
— Я был груб. Извини.
Отчаянно мотаю головой.
— Что за ерунда…
— Не ерунда. Я прекрасно знаю, как надо было и как получилось. Я сорвался, едва прикоснувшись к тебе. Так нельзя. Слишком быстро.
— А я и хотел, чтобы ты поторопился, иначе я бы сам не выдержал. И вообще… я мог сделать то же самое с тобой, если бы ты не поспешил! Поэтому всё в порядке.
Неожиданно ты начинаешь смеяться, и я присоединяюсь к твоему смеху.
Так легко. Почему нам легко только сейчас, впервые за всё время, что мы знакомы? Это нечестно. Как только мы сегодня покинем этот сосновый лес, просто уже не будет. Мне, по крайней мере, точно.
— У тебя есть шанс, — внезапно заявляешь ты, повернувшись и пристально глядя мне в глаза. — Если воспользуешься им сейчас, возражать не стану. Давай. Сделай то же самое.
Судорожно сглатываю и испуганно моргаю, опешив:
— Да ты чего, Огненный?! Я ж пошутил.
— А я не шучу.
Ты вполне серьёзен, и от этого я теряюсь совсем. Перекатываюсь с земли на твою грудь, усаживаюсь на твой живот, складываю руки крест-накрест и говорю, пытаясь обратить всё в шутку:
— Неужели ты позволил бы какому-то мальчишке…
— Не какому-то, а тебе, — спокойно и веско перебиваешь ты.
Впиваюсь в твои губы жёстким поцелуем, чтобы ты прекратил нести чушь. Ты бы позволил, а я не позволю. Просто не представляю, как это возможно. И тут же понимаю, что ситуация действительно странная. Мне не казалось невозможным разрешить тебе, но себе я позволить того же не могу!
Твои ладони дрожат, касаясь моей спины, а наши губы опять не желают разъединяться. Ты шумно дышишь, и твой язык снова пробуждает пульсирующий трепет внизу моего живота. Ты сразу это замечаешь, берёшь мою руку и вжимаешь её себе меж бёдер, заставляя меня почувствовать, насколько моё желание взаимно.
Уже не нужно подготовки, достаточно ещё одного стебля с ярко-жёлтыми цветками на вершине, и мы теряемся в потоках сияющей огненной реки. И я опять схожу с ума, двигаясь в одном ритме с тобой. И снова стая потревоженных птиц взмывает в небо от нашего крика.
***
Даже лень скатываться обратно на землю. Да и к чему? Там вовсе не так уютно. Лежу сверху, раскинувшись как морская звезда, приникнув к твоей груди щекой. Твоё дыхание щекочет мою макушку, а руки поглаживают спину и ягодицы, и меня всё устраивает. Абсолютно всё.
Совесть крепко спит, даже её отголосков в себе не нахожу. Однако мне становится вдруг стыдно именно от того, что я сам усыпил собственную совесть.
— Зачем ты всё-таки собрался в Бриггс? Почему именно туда?
— Там я смогу поразмыслить о том, куда двигаться дальше.
— Мог об этом подумать и в Централе, продолжая сидеть в кресле фюрера.
Скептически хмыкаешь.
— Оливия сказала то же самое.
— Судя по всему, ты её мнение не учёл.
— Я ответил ей и скажу тебе: нет, не смог бы. Мне нужно сделать перерыв. Глобальный. Не на несколько дней, а минимум на пару лет, чтобы осознать, чего я хочу дальше от собственной жизни.
— Но разве нельзя уехать в какой-нибудь другой город?
— В Бриггсе легче думается.
— Лучше, чем в Ист-Сити?
— Туда я точно не собираюсь! — бросаешь резко.
— С чего бы так категорично?
— В Ист-Сити уехала Лиза. А нам не стоит встречаться. По крайней мере, пока.
— Так вы … — не договариваю, потому что боюсь задеть тебя за живое. Увы, всё же задеваю.
— Да, мы расстались, — отвечаешь, стараясь не выдать эмоций.
Но они выдают сами себя.
Тебе больно, и мне от этого больно тоже. Ты страдаешь. И я не жду откровений, ничего не уточняю. Однако ты сам рассказываешь историю Моники, и я начинаю понимать, откуда взялась свежая боль в твоих глазах.
Для тебя нет худшего мучения, чем стать причиной страданий невинных людей. Ты винишь себя в гибели родителей этой девочки. Но ты не виноват! Другой фюрер отдал бы точно такой же приказ, и случилось бы то же самое. Это просто несчастный случай, выбор тех двух людей…
— Получается, приёмная дочь Лизы-сан стала причиной вашего расставания?
— Одной из причин. Лиза ушла бы всё равно, даже без Моники.
— Почему ты так уверен? — искренне удивляюсь, услышав такое.
— Она не колебалась ни мгновения. Впервые в одиночку приняла решение за нас двоих, а меня поставила перед фактом. Наверняка у неё были веские причины так поступить, только она не стала их объяснять. Почему-то она больше не хочет жить со мной. Так что я не поеду в Ист-Сити. Это очень маленький город для тех, кто не должен пока встречаться.
Правильно, что не сдаёшься и веришь: вы расстались на время! И не сдавайся. Поживи в Бриггсе, хорошо подумай, как поступить дальше, а затем верни любимую. Я буду рад, когда однажды узнаю, что вы втроём живёте счастливо: ты, Лиза-сан и Моника. Тогда моё страдание от того, что я потерял тебя дважды, перестанет быть таким острым.
Невыносимым.
Вдыхаю поглубже, стараясь спрятать подступающие слёзы. Нелепые слёзы, откуда они только берутся в самые неподходящие моменты? Утыкаюсь носом в твою шею. Вот так, пусть будущее проваливает подальше. В настоящем у меня ты. На несколько минут, правда, но всё хорошо…
Да, кстати! Есть важный вопрос, до сих пор мучающий меня. Ответишь ли на него?
— Письмо, которое ты тогда спрятал от всех, прислали «правдоискатели»?
Ощущаю твой утвердительный кивок.
— Чем они угрожали моей семье?
— Какая разница. Больше никто тебя не потревожит. Никогда.
— Почему ты не хочешь говорить даже сейчас?
— Нет ни малейшего желания вспоминать об этой мерзости.
И тут же, чтобы сменить тему, рассказываешь о том, как тебе удалось разоблачить шайку «правдоискателей». И о том, что ты никогда не подозревал Хавока-сан в предательстве. Просто думал, если невидимые враги поверят в окончание вашей дружбы, то расслабятся и скорее выдадут себя. Или Хавок-сан, сам того не ведая, наведёт тебя на след тех, с кем общался в последнее время, и среди них ты вычислишь «плохих парней». Но вышло иначе. Кто-то очень ловкий помог, сильно ускорив процесс расследования. Однако теперь, когда «правдоискатели» повержены, Хавок-сан исчез. И ты не можешь найти его и извиниться за то, что наговорил ему тогда… И снова я чувствую твою боль, как свою. И не знаю, чем тебя утешить. Просто обнимаю крепче.
