– Потому и не были похожи, – Элизабет подчеркнула слово «были» и всхлипнула, – Из-за генетического сбоя у Марго.
Мужчины многозначительно переглянулись.
«Ах да, они, наверняка, меня обсуждали», – подумала девушка.
Пилот спросил:
– Вы посвятили жизнь ей?
– Не совсем, – Роверто отвела взгляд и умолкла.
«Моя болезненная привязанность к Марго очевидна всем даже сейчас?»
Чарли Кутельский вдруг встрепенулся, извинился и убежал. Роверто взяла лопату пилота и помогла Абуладзе закопать могилу.
– Физический труд помогает развеяться, – буркнул геолог.
Через несколько минут Лев Саныч в изнеможении оперся о лопату.
Чарли вернулся в белом парадном кителе и фуражке, что контрастировали с шортами повседневной формы. В руках он нес саксофон.
Пилот произнес заупокойную речь, оказывается, он заранее переписал фамилии погибших. Потом выступила Элизабет.
– Маргарет была мне матерью. Я всегда буду помнить тебя, Ма! Спасибо тебе за все. Да будет земля тебе пухом.
Чарли прочел старинную молитву, Роверто встала рядом с геологом по стойке смирно. А когда Кутельский сыграл мессу, девушка в отчаянии уткнулась в плечо Абуладзе.
– Ну, полно, полно. Возьмите себя в руки, Лизонька.
Услышав такое обращение, Роверто улыбнулась сквозь слезы. Лев Саныч спохватился:
– Можно, я буду вас так называть?
– Можно…
– Ведь все мы там будем. Правда? А надо жить дальше. Вы с нами пробудете какое-то время.
– Угу, – согласилась Элизабет, – Приведу могилу в порядок. У вас тут растут цветы?
– Цветы? Не встречал.
– Возьму себя в руки. И дождусь корабля.
– Вы изучаете психологию? – внезапно и не к месту спросил Чарли.
Он протер саксофон и поглядывал на платформу, видневшуюся среди крон деревьев.
– Я хочу писать диссертацию по этнопсихологии, – ответила Роверто, – Потомки землян так причудливо расселились по планетам системы Гизы, есть что исследовать. Вы стараетесь отвлечь меня?
Пилот пожал плечами и взглянул на Абуладзе:
– Лев Саныч – тоже ученый. Профессор геологии.
– Как? – удивилась Элизабет.
– Бывший, – хмыкнул Абуладзе и утер лоб, стараясь скрыть смущение, – Чарли меня просто дразнит.
Они направились через рощу к лестнице.
– Ничего подобного, – возмутился Кутельски, – А как же ваша теория двойных планет?
– Какая там теория? – профессор скромничал при Элизабет. – Так, формула, и не доведена до конца!
– Расскажете потом? – Роверто оживилась.
Профессор кивнул, в его глазах мелькнула благодарность.
По вертикальной лестнице на платформу Кутельский полез первым. Роверто замешкалась. Лев Саныч уже взялся руками за поручни, но обернулся к ней и понимающе хмыкнул. Вернулся и подсадил Элизабет. Почувствовать его большие ладони на бедрах оказалось приятно.
***
Элизабет Роверто поднесла руку к решетке мангала, проверяя температуру. «Достаточно!»
Она выложила на решетку размороженную черепаху, убавила огонь и прикрыла крышку. «Пусть томится подольше».
Осмотрелась.
Уставший за день профессор сидел, свесив ноги с платформы, и рассматривал снятый с камней шаттл. Пришвартованный к ангару с противоположной от платформы стороны шаттл стоял на киле ровно.
– Не знала, что он может плавать, – заметила девушка.
– Шаттл предназначен для челночных рейсов с корабля на орбиту и обратно. А планеты бывают разные. Посадка на воду предусмотрена конструкцией, – пояснил Лев Саныч и обернулся.
Глаза у профессора были голубые.
– Сейчас он на мели, киль лег на песок, посмотрим, как он поведет себя во время прилива?
– Выдержат ли канаты? – спросила Элизабет.
– Угу.
Абуладзе шмыгнул носом. Аромат печеной черепахи достиг края платформы.
Кутельский выбрался на крышу ангара, увидел Роверто и по-мальчишески спрыгнул на платформу, проигнорировав лестницу. Прыгающей походкой смуглый пилот подошел к ним и подвел итог дня:
– Шаттл не взлетит.
Усталый профессор молчал, потому Кутельский продолжил доклад:
– Двигателям каюк, вода… Но корпус не пострадал. Если заменить кормовой люк, то внутри можно жить или…
– Чем его заменить? – перебил Абуладзе.
– …Или использовать шаттл, как баржу, – закончил фразу Чарли и пожал плечами.
Пилот, как гончая, повел носом, смешно раздувая ноздри.
– А пахнет вкусно!
– Идемте обедать, – согласилась Роверто и направилась к мангалу.
Земноводное можно было назвать черепахой только с большой натяжкой. Оно скорее напоминало моллюска с тремя ножками, одна из которых служила головой. Но панцирь на брюхе от температуры стал тонким и поддавался обычному ножу. Слегка пахло подгоревшими креветками.
Мужчины заняли столик у перил, потягивали пиво. Элизабет на соседнем столике орудовала ножом. Мясо черепахи резала вместе с панцирем.
Чарли Кутельский неспеша осушил очередной бокал и спросил:
– Лев Саныч, а вам не кажется подозрительным зашифрованный сигнал, который мы приняли перед грозой?
– Кажется. А что именно?
– Может, он предназначался не нам? Элизабет, вы на шаттле не принимали никаких странных сообщений?
– Мы с Марго были в туалете. Она как раз вышла, а я зашла, когда это случилось.
Пилот замер с вилкой у рта:
– Может, сигнал отправила Моника?
– Исходящий сигнал не может вырваться из атмосферы Салактионы, и Моника об этом знала, – возразил Абуладзе.
– А если она отправила сообщение не в космос, а вашему компьютеру?
Лев Саныч вскочил на ноги.
– Отличная идея, – заметила Роверто, – Компьютер должен расшифровать файл?
– Или хотя бы посмотрим в справочнике, что означает этот код? – добавил Абуладзе.
Он с уважением посмотрел на собеседников, но не успел сделать ни шагу. Скрипнула дверь. Они обернулись на звук и застыли в немом удивлении.
Глава пятая. Бунт Моники
В майке на голое тело Моника вышла из здания станции, слегка покачиваясь на негнущихся ногах. Не открывая глаз, девушка волокла по земле одеяло, зажав уголок в кулаке.
– Моника, как вы себя чувствуете? – Лев Саныч Абуладзе шагнул ей навстречу.
– Ты тут такое проспала! – добавил Чарли Кутельский.
Девушка, по-прежнему с закрытыми глазами, подошла к столику Элизабет Роверто, уронила одеяло, схватила с мангала остатки черепахи, впилась зубами в брюшко. Жир земноводного стекал по изящным пальцам и тонким запястьям к локтям, а когда Моника зачавкала, брызги попали на майку. Лев Саныч и Чарли смотрели на девушку, на брызги жира и норовили заглянуть под задиравшуюся майку.
Роверто с гримасой брезгливости отвернулась: «Голодные самцы! Вроде поняли, что Моника – не человек, но совладать с инстинктами не могут. Или не хотят».
Насытившись, Моника отряхнула пальцы, зыркнула на мужчин одним глазом, и представилась Лизе:
– Моника Витовв.
– Элизабет Роверто.
Обошлись без рукопожатий.
Моника обернулась к мужчинам:
– Написано же в инструкции, требуется белковая пища. Не догадались меня покормить? Заряд бы быстрее пошел.
Тут она заметила шаттл, нос которого торчал из-за ангара.
– Что случилось?
Ей вкратце пересказали события ночи.
Моника все-таки пожала руку Элизабет и холодно сказала:
– Соболезную.
Роверто кивнула. Моника отвернулась и, грациозно виляя попкой, направилась в домик. Мужчины проводили ее взглядом, заметили, с каким вызовом на них смотрит Элизабет, и одновременно покраснели. Моника хлопнула дверью.
Лев Саныч и Чарли бросились к двери. Юноша опередил встревоженного профессора, подергал ручку:
– Заперта!
– Мы обычно не закрываем двери, – пояснил Абуладзе Элизабет, которая неспешно подошла к ним.
– Моника! Откройте! Зачем вы заперлись?! – крикнул Чарли.
– Что делать будем, маэстро? – Лев Саныч приложил ухо к двери. – Тихо.
– Вернулась на зарядку? – предположила Элизабет.
– За мной! – Кутельский направился за угол, профессор и Роверто пошли следом.