─ Говоришь так, будто раньше не жалела, а одни подзатыльники отвешивала! Хочешь, я и сейчас тебя, сынок, поцелую? ─ Мать поднялась с сундука, подошла к Ваньке и поцеловала в щеку, в макушку, прижала голову к своей груди.
В наступившей вдруг тишине было слышно, как во дворе взбалмошно прокудахтала курица и как учащенно билось сердце матери. И Ваньке вдруг расхотелось обострять разговор. Ведь не такая уж она и плохая. Сама постоянно ноет, что жизнь не клеится, а он понять этого не хочет. Недавно призналась, что как мать она плохая, а он успокаивал, что хорошая, даже решил ее чем-нибудь порадовать. Стал чаще приезжать домой и лучше учиться. Но почему она не хочет, чтобы они жили вдвоем и им никто-никто не мешал?..
Славно читая Ванькины мысли, мать стала негромко говорить о том, что его волновало. Но ее слова Ваньку никак не устраивали. Он и раньше слышал, что она еще молодая и ей хочется иметь нормальную семью, да вот, как на горе, пока не получается, а с собой она ничего поделать не может. Повторила, что как мать ─ никакая и ей перед Ванькой стыдно. Хотя и он должен ее понимать. Зачем же только о себе думать? Ей тоже в жизни несладко приходится. Потом стала умолять, чтобы Ванька не встревал в ее личную жизнь, уж как-нибудь сама в ней разберется. И тогда и ему и ей будет хорошо. Упрашивая Ваньку, мать целовала его, если поначалу Ванька был очень зол, то после ее ласковых слов и поцелуев смягчился: ведь и впрямь ее понять можно. Да и много ли ему от нее надо? Вот лучше б всегда его так жалела и ласкала, чем какого-то чужого дядю, тогда совсем станет хорошо. И он постарался бы ее не обижать.
─ Мешать тебе не буду, я на лето в Бирюч подамся, ─ заявил Ванька и, подумал, что насчет Бирюча мать может и не согласиться. Но на удивление она ничего не сказала. Только уточнила, у кого жить там станет. А что значит ─ у кого? У отца или у кого-нибудь из дядек.
─ Больно нужон-то ты им, ─ пожала плечами мать как-то равнодушно. Потом, уже более заинтересованно, спросила, а что ему обычно советует отец.
─ У него всегда одно и то же, ─ вздохнул Ванька. ─ Что нельзя тебя бросать...
Ответ матери явно понравился. Она задумчиво поглядела на Ваньку и больше ничего не сказала...
Кое-как перезимовали. Ванька заметил, что уже вторую зиму подряд для него происходит что-нибудь плохое. В прошлую умерла любимая бабушка, а этой зимой лишились коровы. Мешали спокойно жить и споры с матерью и его нежелание учиться в Рубашевке. Дома-то было бы куда лучше, о чем и отец ему талдычил. А за корову Ванька переживал так, как когда-то страдал по ушедшему из семьи отцу. Сколько раз представлял, что вот выйдет во двор, а буренка встретит его своим ласковым мычанием... Вспоминалось и как она осенью, натужно сопя, спешила подобрать ртом оставшуюся на луговине зеленую травку, словно понимая, что скоро такой уже не будет и придется жевать старую, заплесневелую и безвкусную солому. Всю свою ласку к Ваньке корова выражала добрыми глазами и тихим мычанием. Так она с ним по-коровьему разговаривала, и Ванька знал, когда ей было хорошо, а когда плохо.
Пятый класс он мог бы закончить и получше, но эта последняя ссора с матерью... Ему вдруг расхотелось учиться. Математичка предупредила, что в шестом по ее предметам будет сложней и придется поднажать. Она сочувствовала ему из-за ухода отчима и переживаний матери. Как могла старалась помочь в учебе и отвлечь от семейных неурядиц. Но не скажет же он ей, что отчим для него пустое место, так как настоящий отец живет в Бирюче, куда он с огромной радостью скоро укатит на все лето. Раз мать хотела, чтоб он ей не мешал, то и не будет мешать. Хотелось напрочь выбросить из головы тревожные думы о том, как дальше сложатся отношения с матерью и какой вообще будет жизнь. Грядущие летние каникулы и предстоящие встречи с родными в Бирюче подбадривали Ваньку. "Господь Бог что-нибудь, уже обдумал", ─ вспоминал он слова мудрой бабушки, решив не ломать заранее голову над будущими житейскими проблемами.
Когда была жива бабушка, то, приезжая в Бирюч, Ванька шел вначале к ней, а уж потом к отцу. Теперь все изменилось: сперва к отцу, а затем в семьи дядьки Григория и дядьки Левона.
Ваньку Тимофей в этот день не ждал ─ был на работе. Но как раз обеденное время, и отец с сыном могли поговорить. Покормив Ваньку, Тимофей стал расспрашивать его об учебе, о матери, о жизни в Анучинке. Расстроился, что они остались без коровы и разволновался, узнав о разладе Ваньки с матерью. Долго выпытывал, из-за чего произошла ссора, но Ванька не хотел говорить всей правды. Потом сам же отца успокаивал, что мать вспыльчивая, могла наговорить вгорячах, а за лето одумается и отношение к нему изменит. Так что раскисать не стоит. После отец поделился своими новостями. Ему тоже приходится несладко: корову держат на двоих с соседом, к новому году семья увеличится еще на одного ребенка. Но это как раз их с женой Дуняшей радует. Обеденный перерыв закончился, и теперь спокойно поговорить мешали приходившие за покупками бирючане. Отец то и дело отвлекался, потом снова садился рядом с Ванькой: "Так, на чем мы остановились?" Спросил, у кого Ванька намерен остановиться. Договорились так, что Ванька поживет у всех, но большую часть каникул проведет все-таки у отца. Потом люди в магазин повалили валом, и отец занялся своей работой.
А Ванька вышел на улицу. Прохожие здоровались, и было приятно, что в Бирюче его не забыли. Задумался, куда пойти: можно к тетке, а можно к Пашке или Витьке. Но... Но не лучше ли сбегать на погост к могилке бабушки? Ведь отец непременно об этом спросит или предложит сходить вместе. И Ванька решил, пока судь да дело, сам сбегать на кладбище, туда и идти-то всего ничего. Каждый раз, когда шел туда, Ваньку брала какая-то оторопь, а среди могил, он поначалу ощущал необыкновенную кладбищенскую тишину, отдававшуюся звоном в ушах. Но это было сперва, а потом звон постепенно стихал и волны тишины от головы как бы отступали.
Могилы вокруг разные, большинство с крестами и незамысловатыми оградами, хорошо ухоженные, так как недавно прошла Светлая Христова Пасха, а бирючане всегда в эти дни навещают умерших родственников. Вот и бабушкина могилка: похожий на большой пирог-собник холмик, деревянный крест с прибитой к нему дощечкой, на которой написаны фамилия, имя и отчество бабушки, даты ее рождения и смерти. Земля у холмика посыпана песочком. Ограда сделана еще после похорон мужа бабушки ─ Федора Карташова. Перекрестившись, как учила бабушка, Ванька некоторое время стоял и вспоминал ее живую... Потом, вздохнув, Ванька медленно вышел с погоста, и уже вскоре припустил бегом к своей крестной тетке Марии. Ему захотелось сходить с Пашкой к Черному озеру и там вволю поплавать. Он уже и не помнит, сколько не плавал. Лишь бы Пашка был дома.
Ванька влетел в избу тетки Марии, сияя от радости. Еще больше разулыбался, увидев тетку и Пашку.
