─ Ходил-ходил, а явился почти пустым. Траву надо искать где-нибудь в низине, а не на выгоне, где от солнца все летом погорело... ─ Ванька повернул обратно к низине.
Солнце уже успело подняться высоко, но его это не волновало, так как мать просила домой не спешить. Уж, пускай они с отчимом хорошенько потолкуют, может, о чем и договорятся. Ну сколько же можно ждать переезда в Курлак? Чай, все лето ждала, даже не стала с огородом возиться.
Люди спрашивали: "Чего это ты, Яковлевна, огород-то ничем не засеяла?" А она им: "Чего сеять его, если не сёдня-завтра в Курлак к мужу переезжать".
"Да-а, ─ думал Ванька, спускаясь с взгорка. ─ Вот тебе и "не сёдня- завтра". Сажать-то надо было. Может что и выросло б. Траву на огороде скотине быстро порвали, теперь вот ее и кормить нечем. Хорошо, если отчим к себе заберет, а если тут зимовать оставит? Не-ет, так не должно быть..."
По склону оврага Ванька спустился вниз и стал искать не совсем еще сухую траву. Находил, рвал и совал в мешок, который тащил за собой. Тащить было неудобно, но что делать. Вот и еще увидел впереди травку своим овечкам. С выпуклой кочки свешивалось что-то наподобие густой бороды деда Якова. Точно так же разделена книзу на две ровные половинки. Ваньке даже захотелось травку рукой поправить, как поправлял дед свою бороду у зеркала. А когда раздвинул две половинки, то увидел за ними пустое гнездышко. Долго разглядывал птичий домик из сухих, словно сплетенных между собой травинок. Внизу и по бокам гнезда шевелились от ветра легкие пушинки. Птенчики уже выросли и порхают небось сейчас где-то неподалеку, а может, уже и давно разлетелись. Рвать эту травку Ванька не стал, но местечко запомнил.
Однако пора возвращаться домой. Ванька выбрался наверх, завязал тесемкой мешок, уложил его поудобней на спину и не торопясь пошел к корове. Медленно переступая, та жевала осеннюю траву. Около штыря лежал оставленный Ванькой топор. Сбросив на землю мешок, Ванька выдернул штырь, отвел корову туда, где травы было побольше, затем вновь забил штырь и пошел домой. По дороге повстречал Кольку.
─ Наконец-то появился! ─ воскликнул тот. ─ А я тебя заждался. Отец сказал, что ты корову пасти повел. Потрогав мешок, спросил: ─ Кому нарвал?
─ Овцам, кому ж. Чево хотел-то? ─ Ванька торопился домой, и расспросы Кольки его раздражали.
─ Да ты не спеши. Скинь мешок, дело есть, ─ попросил Колька.
Ванька сбросил мешок и уставился на Кольку:
─ Ну, говори, чего хотел-то?
─ Чего хотел-чего хотел! ─ недовольно буркнул Колька. ─ Ты только не обижайся, и спокойно пойми, ладно? ─ попросил он.
─ Да чё понять-то?
─ А то, что брат мой, Серега, бросил вас.
─ Как бросил?.. ─ оторопел Ванька. Сморщив лоб, он остолбенело уставился на Кольку: ─ Шутишь?..
─ Нет, не шучу. Забрал свое барахло, побросал на подводу и умотал в Курлак. Помнишь, вчера говорил про подводу, только я не понял, для чево она, ─ оправдывался Колька! ─ А твоей матери брат сказал, что она ему больше не нужна. Даже к нам не заехал! Значит, вчера из-за этого с отцом до крика ругался.
─ А что мать? ─ выдавил из себя Ванька, берясь за мешок с травой.
─ Воет в избе и никого к себе не подпускает. Отец заходил, а я тебя встретить решил...
"... Ну, вот и дождались!.. Обрадовал!.. А мать-то вчера ─ он так устал, у Сереженьки столько всякой колготы, смотри, не потревожь!.. И что же теперь будет? ─ сокрушенно думал Ванька. Мать в избе воет... Да как она теперь вообще жить-то, станет? Он же для нее ─ всё!.. Страшно подумать... Но чего же торчать, как вкопанному? Надо скорей к ней..."
Забросив рывком мешок за спину, Ванька трусцой побежал к дому.
─ Может, и мне с тобой? ─ услышал сзади Колькин голос, но ничего не ответил. Ему было все равно ─ с Колькой или без Кольки. Он как никто другой знал мать и ее отношение к отчиму. Да она сейчас может натворить все что угодно. "Мать есть мать, ─ говорил отец. ─ Бросать ее нельзя". А уж он-то сколько горя от нее натерпелся...
Вбежав во двор, Ванька отшвырнул топор, скинул мешок и прислушался. Из избы доносился то ли плач, то ли протяжный, душераздирающий вой. Сенная дверь распахнута настежь, сбоку от порожка на земле лежал скомканный кусок серой материи. "В нее была завернула гармошка, ─ подумал Ванька. ─ Выходит, и ее с собой, жадина, забрал? А я-то мечтал, что он подарит мне гармошку. Вот тебе и подарил...".
Ванька поднял этот кусок материи, аккуратно свернул его и положил на порожек. Хотел сразу войти в избу, да отвлекло блеяние овец. Ах да, голодны и ждут, чтобы их покормили. Подойдя с мешком к обитой слежками стойке для овец, Ванька вытряхнул им сразу все, что нарвал: пускай едят, а пойдет вечером за коровой, нарвет еще. Постоял, наблюдая как овцы сразу успокоились и, уткнув свои мордашки в пахучую траву, захрумкали. Овец Ванька любил больше, чем корову.
Огляделся. Кольки не было. Видно, решил не ходить с ним. Да оно и верно, какая необходимость? А вот ему тянуть нечего. Только вот что он скажет матери? Да и будет ли она его слушать? Эх, была бы жива бабушка... Ведь только ее мать сейчас могла бы послушать. Но чего теперь об этом...
Ох, как не хотелось идти в избу... Ванька боялся матери, когда она не в себе. Но и стоять истуканом сколько же можно? А вдруг все обойдется по-хорошему? Он ее успокоит, скажет, что как-нибудь и без отчима проживут. Хотя матери такие слова вряд ли понравятся. Что же делать?.. что делать?.. Ванька думал, прикидывал, а сам между тем осторожно скользнул в распахнутую избяную дверь и притулился на краешке лавки.
Мать сидела на неубранной кровати и уже не выла, как говорил Колька, а только громко и протяжно ойкала. "О-ой, о-ой!.." Лицо и глаза красные, опухшие. Ванька не выносил, когда люди рыдают в голос, тогда и его тянуло заплакать. В избе беспорядок, все разбросано, крышка большого сундука открыта и прислонена к стене. На столе чашки, ложки, нарезанный крупными кусками хлеб, горшок с молоком. Видно, мать собиралась покормить отчима, да не получилось.
