─ Ну?
─ Теперь весь низ надо дубовыми слежками прочесночить.
─ Чё-чё? ─ не понял Ванька.
─ Ну, прочесночить между дубовыми столбиками.
─Ха! ─ хмыкнул Ванька. В строительном деле он уже соображал. Недаром столько дней проторчал, когда отцу дом строили. И он не просто там глазел, а помогал плотникам, слушал, о чем они между собой гутарили. Все запоминал, а память у Ваньки хорошая. У отца дом ставили на сплошной фундамент. Раствор разводили в корыте, а потом заливали в сбитые из досок коробки. Но тут дом стоит на дубовых стульях. Подойдя к одному, Ванька стал Кольке объяснять:
─ Вот это не столбик, как говоришь, а дубовый стул. Между такими стульями надо рядком протянуть частокол из дубовых зубцов, потом все обшить рейкой и обмазать глиной. Из раствора было б лучше и прочнее, но и дуб постоит, он долго не гниет.
─ Ты-то откуда все знаешь? ─ удивился Колька.
─ Знаю. Видел, как отцу дом делали.
─ А Ванька-то прав, ─ поддержал его печник, заинтересовавшись их разговором. Дубовые стулья, дубовые зубцы и частокол, а не, "чеснокол". Все верно.
Колька спорить не стал.
В Анучинке Ванька был, пока печь не сложили и не опробовали. Дрова и кизяки горели нормально, и весь дым уходил в трубу. Мать работой печника и Ваньки осталась довольна. Других дел ему тут больше не было, и мать проводила его пешком в Бирюч. По пути говорила, что до Бирюча не так уж и далеко, надо только дорогу запомнить, чтоб в другой раз сам ходил. В Бирюч мать не пошла, вернулась обратно. Сказала, что теперь уж скоро его насовсем в Анучинку заберет.
... Бабушка Ваньку заждалась. Сказала, что все глаза проглядела на дорогу. Но пока не накормила, с расспросами не приставала. Кормила на погребце, чтобы потом тут и поговорить, душу ублажить. На погребце никто не помешает. Помешать же могли или дядька, или его старший сын Мишка, другой мелкоте разговоры про Анучинку неинтересны. Тетка Ольга обычно колготилась у печки или во дворе, дел по хозяйству ей всегда хватало. Покормив Ваньку, бабушка стала расспрашивать:
─ Как съездил? Печь-то закончили? Как тама дела у матери? Помогает ли ей отчим? Не спорят промеж себя?
На такие вопросы Ванька прикусывал губу, морщил лоб, думая, какой лучше дать ответ, потом, улыбаясь, говорил, что все там нормально. Знал: если бабушка узнает всю правду о спорах, а порой даже и драках, то станет переживать, охать, а то и плакать. Ее это расстроит, и она обязательно повторит, почему толкает его жить с матерью. С ним-то та хоть как-то будет остерегаться, а без него пропадё, потому как характер взрывной. Каждый вопрос и его ответ бабушка Ваньке по-своему поясняла. К примеру, что Тимофей-то хороший, с ним жить бы да жить. Это мать всю воду замутила, потому как сама не знает, чего хочет. Ванька же думал на этот счет по-другому: мать знала, чего хотела, только у нее это не получалось, а нехорошие мужики ее просто обманывали. В этот раз Ванька говорил так успокоительно, что бабушка только улыбаясь и ни разу не охнула: печь сделали, и теперь зимой будет где спать, жизнь у матери с отчимом налаживается...
─ Эх, ─ мечтательно вздыхала бабушка, ─ хоть одним глазком поглядеть, как там, в Анучинке, а то ведь вся испереживалась! ─ Завела она речь о том, что стала совсем старая и больная и если б не распроклятая болезнь, то Ваньку от себя ни за что не отпустила б. Ведь если, не дай бог, случись что ─ имела в виду, вдруг да умрет, ─ то этот басурман (так иногда называла дядьку) может Ваньке крепко нервы потрепать. Уж она его изучила. Хорошо, что жена у него просто молодец. При ссорах тетка Ольга обычно говорила мужу: "Да будя тебе, Гриша, не ругайся с сестрой, ну куды же их с Ванькой денешь?"
Бабушка все расспрашивала и расспрашивала, ей обо всем хотелось знать. Ванька даже словом не упомянул, что угол крыши над сенями пока остался недокрытым. Это был разговор-прощание с бабушкой. Она его гладила по головке и, думая о чем-то своем, тихонько приговаривала? "Как же я без тебя, внучок, буду?" На что Ванька так же тихо отвечал: "Я на каникулы стану приходить. Тут не дюжа далеко".
После сытного ужина, да с усталости от длинной дороги, он стал понемногу подремывать. Обняв его, бабушка сидела рядом, потом уложила на топчан и накрыла легким одеяльцем. Ванька проспал до самого утра.
А утром:
─ Ванюшка, ─ подошла и сказала негромко, ─ тебя там на улице дружок поджидает.
─ Какой дружок? ─ вскочил Ванька.
─ Толкачев Витька, он уже раз приходил, когда тебя не было.
─ А-а, щас выйду.... ─ Дохлебав из чашки борщ, Ванька утер рукавом рубахи губы (отец за это его всегда ругал) и выскочил на улицу. Витька стоит, прислонившись к штакетнику. Первым разговор он никогда не начинал. Как всегда его надо было разговорить.
─ Вчера вечером из Анучинки пёхом вернулся, ─ объяснил Ванька. Витька, считал он, должен был удивиться, потому как шел-то пешком, а это не близко. О том, что один, а не с матерью, говорить не стал.
─ Знаю, ─ сказал Витька как-то равнодушно, будто ему самому не раз приходилось далеко хаживать.
─ Чево знаешь? ─ удивился равнодушию друга Ванька. "Нет, чтоб похвалить, а ему до фени", ─ подумал с обидой.
─ Знаю, что вчера явился. Я видел.
─ А-а, так бы и сказал, ─ смягчился Ванька. ─ Чево ж сразу не пришел?
─ Думал, что небось устал и отдохнуть с дороги надо. ─ Витька-то вообще добрый, хоть и неразговорчивый. Он с Ванькой ладит, потому как привык к нему. С кем теперь за партой станет сидеть? Ваньку это волновало.
─ Чево делал в своей Анучинке? ─ спросил Витька.
─ Печь с печником клали. Кирпичи ему подавал. Его фамилия Волков, а все зовут Кирпичникым. Не обижается.
─ Значит, уезжаешь? ─ вздохнул Витька.
